Валентин МакрушинПервый день на Марсе
В бездне вселенной и звезды не смеют мигать
Все дальше уходит голубой кружочек Земли со сверкающим ободком воздуха. А Марс пухнет, наливается багрянцем, становится выпуклым. Длинные расплывчатые полоски каналов отчетливо рассекают его оранжевое северное полушарие. На стыках каналов — темные круги.
Словно по линейке, разграфлена поверхность.
Против кресла пилота — большой смотровой экран водителя. Он вогнут. На нем отображается пространство вселенной. Рядом экран кругового телескопа.
Ракета приближается к орбите Марса. Скоро на пересечении орбит она нагонит планету и опустится на Марс, Оранжевый серп его пламенеет в утренних лучах солнца.
Но чем яснее видит Васильчиков давно знакомые по телескопическим снимкам темные пятна, чем ближе радиоактивный пояс Марса, тем сильнее растет тревога. Утонувший в кресле под силой тормозной перегрузки пилот с трудом шевелит пальцами длинных ног, чувствуя, как тяжелеет тело. Он беспомощен, словно спеленат в колыбели.
При посадке на Луну тоже было тревожно на душе. Но тогда сознание победы над пространством одолевало тревогу. Здесь само понятие пространства исчезло. Земной шар не отличить от звезд, и находится он не там, откуда летит ракета.
Пилот с большим усилием подавил безотчетное желание повернуть ракету. Пальцы так и тянутся к кнопке. Свернуть в сторону от набухающего, теперь уже желтого полумесяца с огромным расплывающимся пятном материка, похожего на осьминога. Свернуть, облететь кругом, посмотреть.
Кажется, материк шевелится. Поворачиваясь к ракете, осьминог гипнотизирует пилота своим багровым глазом. Это Крабовидная туманность. Взорвавшаяся девятьсот лет назад сверхновая звезда еще двигает языками газов, ее рваные волокна, кажется, шевелятся.
Васильчиков отвел глаза от телескопа и осторожно взглянул на обзорный экран. Марс отодвинулся. Материк потерял очертания, щупальца исчезли. Пилот улыбнулся: «Так-то спокойней. О человечья натура!»
В этом круглом глазу «Осьминога» два года назад лунные обсерватории наблюдали синие круги и дуги. Они передвигались, суживались. С Земли дали ответный сигнал — те же синие кольца. Писки в телерадио усилились, круги на Марсе задвигались быстрее.
Марсоведы не разгадали происхождения этих явлений. Беспилотная ракета-зонд, запущенная на планету, ничего не показала, подготовка экспедиции на Марс была ускорена.
И вот три ракеты одна вслед за другой, огибая Солнце, движутся к оранжевой планете. Впереди малая ракета Васильчикова — экипаж в четыре человека, — легкая, она сядет на Марс.
Долог полет на Марс! Все томительнее ожидание. Неизвестен путь, нет зримых ориентиров измерения пройденного. Еще не проверены силы взаимного тяготения небесных тел. Пилоты заставляли себя не думать о прямом попадании метеоритов в стены ракеты. Каждое мгновенье может оборваться траектория полета. Метеоры заставят ракету свернуть с намеченной на Земле орбиты. Плутать по космической целине, где ночь при ярком свете Солнца, где нет атмосферы и свет не рассеивается. Попасть в тучи космической пыли распадающихся звездных ассоциаций!
Далекая Земля! Только удаляясь от твоей цветущей поверхности, понимаешь, как ты прекрасна!
Для посланцев Земли создана земная обстановка. Ведь их ракета — кусочек Земли здесь, в космосе. В ракете — свой микроклимат, растительность. Голубой потолок, светлые стены и темный пол всегда указывают по-земному, где верх, где низ, как бы ни вертелась ракета.
Светящиеся пластинки в стенах кабины прикрыты зелеными шторами. Они льют притушенный свет, как бывает днем под густой листвой. Тени гамаков и тени четырех ростков сибирских пихт — подарок якутов — переплетаются на смолистых матах влажного пола.
Все влажное, сырое напоминает Землю в мертвом, без воздуха и воды, космосе. Опахала имитируют ветер. Ростки пихт — лес. Магниты на полу — земное притяжение. Но если человека заключить надолго в оранжерею, будет ли он чувствовать себя в лесу? Ни ветер опахал, ни магниты, удерживающие ноги у пола, не помогают.
Человек ошеломлен могуществом пространства и немой пустотой космоса. Пустота кругом, пустота под ногами. Человек ощущает ее инстинктивно все время. Даже во сне он чувствует пустоту, бессознательно отыскивает всем телом опору.
Поднимешь руку к голове, чтобы пригладить волосы (все кажется, что они стоят дыбом), и подпрыгнешь: забываешь, что рука почти ничего не весит. При резком движении сам поднимаешься на воздух, если не нацепил железных подков.
Да и подковы не помогают. Ноги прилипают к намагниченному полу, а сам качаешься, будто водоросль в воде. Шевелишь, перебираешь ногами, а пола не чувствуешь, как бывает во сне. Подошвы словно в тине.
Пилоты привыкли чувствовать силу своих мышц. А тут отвратительное, непреодолимое ощущение беспрерывного падения. Расслабленные мускулы, словно тряпки. А в ушах шум, непрерывный шепот.
Васильчиков меньше товарищей оказался подверженным болезни мирового пространства — мучительному ощущению потери точки опоры, потери веса. Но все же и ему было нелегко, тем более что самовращение ракеты, создающее силу тяжести, замедлилось к концу полета, тяжесть тела катастрофически уменьшилась.
А нужно двигаться. Пилоты дежурили в штурвальной посменно. Лучшие часы полета! Далекие миры светятся перед тобою на экране. И ты хозяин среди планет! Ракета летит. На объемном изображении экрана это ясно видно по растущему шару Марса, по меняющемуся облику неба, по расположению звездочки Земли. Пространство покоряется воле пилота, и клешни Краба застывают в ожидании.
Космонавты следили за работой автоматов управления, фиксировали маршрут, исследовали насыщенность космоса межпланетным веществом, действие световых и космических лучей. Они выращивали подопытные растения, проверяли влияние полета на состояние здоровья людей.
Только лежа, прикрепленные широкими эластичными лентами к гамакам, отдыхали космонавты у вентиляторов-опахал. Они молчали. Трудно говорить. Язык, почти невесомый, так и прыгает во рту. Да и о чем говорить, когда впереди все неведомое, неземное? О кругах на Марсе, виденных с Земли? Какие существа могут жить на обезвоженной планете?.. Но зачем заранее внушать себе предвзятые земные представления о Марсе?..
А жизнь все же на Марсе есть. Теперь, когда диск планеты рос не по дням, а по часам, пилоты видели игру лучей в атмосфере, обволакивающей Марс тоненькой каемкой. Планета живая! Значит, обитаема!
Но какие же они, жители Марса, проложившие каналы через материки? Какие города в их круглых оазисах?..
«Вечерами» пилоты пели о далекой Земле, каждый пел на своем языке. Петь хором в кабине невозможно: поющий захватывал слишком много воздуха, регуляторы поступления свежего воздуха давали тревожные сигналы.
С полузакрытыми глазами слушали разведчики пение товарища «под музыку космоса».
Вибрация корпуса ракеты и постоянное напряжение при слабой весомости вызывали непрерывный шум в ушах. В этом шуме пилотам мерещился шепот, голоса близких людей, пугающие своей реальностью, как при слуховой галлюцинации. Их нужно перебить, прервать. Иначе не собрать мыслей, не сосредоточить внимания.
Назойливый, постоянный шум! К нему не привыкнуть, и проглоченные шарики гармоничности не помогают при слабой весомости. Чтобы заглушить этот шепот, нужно самому шептать, говорить, петь.
А можно и почитать. Не надо к кнопке тянуться. Кибернетическая библиотека откликается на голос. Распрямляясь, от стены отделяется овальная ракетка на стержне, становится прямо перед глазами.
Так жили космонавты в своей земной ракете. День прошел. Все! До завтра, космос! Теперь выдавить себе в рот из эластичных сосудов пеммикан, полужидкую еду — кашицу из мясного порошка, жира и ягод, добавить космическую, или, как говорят пилоты, «микро-космическую», порцию воды и спать или продолжать дневник, лежа в гамаке на магнитных роликах-рессорах. Эти ролики будут нужны при падении в атмосферу, они смягчат вибрацию движения ракеты и перегрузку веса, когда тело наливается свинцом.
— Лови!..
Бумага начинает бродить по стенам кабины, обдуваемым вентиляторами. Ее не поймать.
Что ж, пора спать. Но ведь опять не заснешь. Тело не укладывается плотно в гамак. Еще не устал до предела, когда организм сам выключается из действия и сон «валит» человека, как говорят на Земле. Здесь же и спишь — движешься, а спина словно чуть парит над гамаком, пока упругие ленты не уложат тебя в постель. И снова громко запоет в тишине космос, навевая тоскливые, тревожные мысли, как вечер в лесу, когда погаснет последний луч заката и в темной чаще зашумит листва.
Вентиляторы ровно гудят. Стучат капли дождя по крыше, шумит листва деревьев, ветер свистит — это заводятся записанные на Земле усыпляющие звуки, смягчающие тягостное чувство отдаленности от родной природы…
Кто-то включил фонограф. Женский голос поет о весне, о цветущей природе, о лучистых звездах.
Обыкновенная песенка, но она неузнаваема здесь, в мертвом космосе, где нет ни неба, ни вод, отражающих блеск звезд; где не бывает весны, заката солнца, земных, ласково мигающих звезд. Здесь звезды угрожают человеку отточенными холодными лучами.
Это там, на еще видимой звездочке Земле, на тончайшей оболочке, покрывающей земной шар, существует голубое небо, ласковое солнце, цветущая природа. Мертвый космос шлет туда смертоносные космические лучи. Но прозрачная пелена воздуха не пропускает их к полоске жизни.
Снизу осадочные пласты Земли защищают эту полоску от убийственных излучений космического ядра планеты.
Только на этой трепетной каемке Земли существует жизнь. Оттуда доносится песня.
А здесь мертвая, бархатно-черная пустота, где нет ни границ, ни ориентиров, ни верха, ни низа, кругом бездонность. Ощущение пространства осталось на Земле, здесь оно неизмеримо.
А космос пищит в ушах комариком. Ракета летит в слепящих лучах Солнца. Взглянешь, и долго-долго горят где-то в глубине глаз разноцветные пятна. Лучи Солнца, не прикрытые атмосферой, опасны. Если бы иллюминаторы не были пропитаны окислами металлов, солнечное излучение убило бы космонавтов.