— Вы мне нравитесь, барон. Очень. Давно.
Я не стал делать удивленное лицо. Не стал изображать непонимание. Это было бы нечестно по отношению к ней, да и к самому себе.
— Я знаю, — спокойно сказал я, одарив ее мягкой, понимающей улыбкой.
Арина распахнула глаза, ее ресницы испуганно взметнулись. Щеки ее мгновенно залил густой румянец, который был виден даже в тусклом свете луны. Она хотела что-то сказать, но лишь беззвучно открыла и закрыла рот, словно выброшенная на берег рыба.
— Я… я настолько очевидная? — наконец прошептала она, голос ее был полон растерянности и смущения.
Я еще шире улыбнулся.
— Ну, как тебе сказать… — я сделал вид, что задумался, потирая подбородок. — Твои… скажем так, весьма красноречивые взгляды, которыми ты меня одаривала время от времени, тот самый поцелуй в щеку, который, согласись, был не просто дружеским жестом… Да и тот случай в палатке, когда ты предлагала мне свое «успокоительное», — я чуть заметно подмигнул ей. — В целом, Арина, если сложить все это вместе, то картина вырисовывается вполне определенная. Ты очень плохо скрываешь свои чувства, — я усмехнулся.
О том, что мне рассказала Маргарита, прочитав ее мысли, я, разумеется, умолчал. Незачем было ее еще больше смущать.
Ариша снова потупилась, ее плечи поникли. Она молча смотрела на наши сцепленные руки.
— В общем, — она снова подняла на меня взгляд, и в нем уже не было прежней робости, скорее — какая-то отчаянная решимость, — я знаю, что это неправильно. Что у вас госпожа Долгорукова, она… она знатного рода, красавица, да еще и с Даром. А я… я просто знахарка из глуши, сирота, которую приютили хламники. У меня нет ничего, кроме моих трав да умения латать раны. Но… — она сжала мои пальцы сильнее, — но я знаю, что у царей и королей в старые времена были… наложницы! Я как-то об этом читала в старых книжках, которые остались от прабабки. Женщины, которые были рядом, которые дарили им тепло и утешение, не претендуя на большее…
— Ого, — искренне удивился я, — у тебя были книги? И ты умеешь читать? Это большая редкость в наше время, Арина. Ты молодец.
Она на мгновение растерялась от моего неожиданного вопроса, явно не ожидав, что я переведу разговор в такое русло.
— У прабабки… у нее много было книг, — смущенно пробормотала она. — Она была… она тоже была знахаркой, но… другой. Учила меня не только травам, но и грамоте. Говорила, что знания — это сила… Барон! — воскликнула она вдруг, вспомнив, о чем говорила. — Вы… вы сбиваете меня с мысли!
— Даже не думал, — я снова усмехнулся, наслаждаясь ее смущением и одновременно восхищаясь ее смелостью. Признаться в своих чувствах, да еще и сделать такое… предложение, зная о моем положении и о Маргарите — это требовало недюжинной отваги.
Она недовольно топнула ногой и потянула меня за руки, которые все еще держала в своих.
— Идемте.
— Куда? — я позволил ей вести себя, заинтригованный.
— Пойдемте, покажу кое-что. То, что словами не объяснить.
Я пошел за девушкой. Она уверенно вела меня сквозь густеющий сумрак леса, легко огибая деревья и кусты, словно кошка. Мы отошли от реки, углубившись в чащу. Я не спрашивал, куда мы идем, просто доверял ей. И это доверие было приятным. Впервые за долгий промежуток времени это меня кто-то вел и что-то решал, а не все на мне.
С одной стороны все держать под контролем стало привычкой, а с другой стороны… ну… иногда хотелось расслабиться и отпустить все. Катись оно все к чертовой бабушке, а я вот на завалинке полежу.
Через некоторое время лес расступился, и мы вышли на берег небольшого, почти идеально круглого пруда. Лунный свет заливал его поверхность, превращая воду в расплавленное серебро. От воды, прогретой за день, шел легкий, едва заметный пар, создавая вокруг пруда таинственную, почти мистическую дымку.
Камыши по берегам стояли неподвижно, словно завороженные этой ночной красотой. В воде отражались звезды и тонкий серп луны. Тишина была абсолютной, лишь изредка квакали лягушки да шелестела листва на деревьях. Место было… волшебным. Словно из старой сказки.
— Любите купаться, барон? — голос Иши прозвучал тихо, почти шепотом, но в нем слышались озорные нотки.
Я повернул голову и… Чего греха таить, я молодой, здоровый парень, и скромность из меня этот жестокий мир вышиб очень быстро, начав с угрозы петлей на городской площади и закончившись недавними приключениями на Севере. Так что зрелище, открывшееся моим глазам, было более чем приятным.
Пока я любовался ночным прудом, Иша успела скинуть с себя свое простое платье и теперь стояла у самой кромки воды, освещенная лишь лунным светом. Ее стройная тонкая фигура в этом призрачном свете казалась выточенной из слоновой кости. Длинные темные волосы рассыпались по плечам, контрастируя с бледной кожей. Она была… красива. Дикой, первозданной красотой лесной нимфы.
Иша медленно вошла в воду, сначала по щиколотку, потом по колено, по бедро… Вода обнимала ее тело, скрывая его, но одновременно подчеркивая изгибы. Она обернулась ко мне, ее глаза блестели в лунном свете.
— Люблю, — ответил я, глядя ей в глаза, но от периферийного зрения ничего не укрывалось.
— Тогда жду вас здесь, — сказала она с игривой улыбкой и, легко оттолкнувшись от дна, нырнула в темную воду.
Женщины… Удивительные создания. Порой решить сложнейшее дифференциальное уравнение или спроектировать хитроумный механизм было проще, чем понять, что творится в их очаровательных головках.
Вот только что она стояла передо мной, краснея и смущаясь, а теперь — смело зовет в ночной пруд, недвусмысленно намекая на продолжение. Логика? Какая логика? Здесь правят бал эмоции, интуиция, внезапные порывы… И это, пожалуй, было даже интересно.
Я стянул с себя куртку, рубаху, сапоги. Остался в одних штанах, но потом, подумав, снял и их, оставшись лишь в исподнем. Негоже барону щеголять перед дамой в полном обмундировании, даже если дама сама его и совращает. Я усмехнулся своим мыслям и, сделав несколько шагов, вошел в воду.
На удивление, она не была ледяной, как река. Скорее всего, из-за небольшого объема и того, что пруд был хорошо прогрет солнцем за день, вода сохранила тепло. Температура была… приятной. Почти комнатной. Я с наслаждением погрузился по шею, чувствуя, как вода смывает остатки усталости, как расслабляются мышцы.
Иша вынырнула рядом, ее мокрые волосы прилипли ко лбу и щекам, глаза сияли. Она подплыла ко мне ближе, ее обнаженное тело коснулось моего под водой. Легкое, почти случайное прикосновение, от которого по коже пробежали мурашки. Она обняла меня, прижимаясь всем телом, ее руки скользнули мне на плечи. Я чувствовал ее грудь, ее бедра…
— Так что, барон, — прошептала она, ее дыхание опалило мне ухо, — позволите мне стать вашей наложницей?
И, не дожидаясь ответа, она сама нежно, но настойчиво поцеловала меня. Ее губы были мягкими, имевшими привкус воды, и от этого поцелуя, такого неожиданного и одновременно такого приятного, у меня напряглось везде, где только могло.
Молодость, что с нее взять.
Я ответил ей, обнимая в ответ, чувствуя под ладонями гладкую, прохладную кожу ее спины. Мир сузился до этого пруда, до лунного света, дрожащего на воде, до вкуса ее губ и тепла тела, прижимающегося ко мне.
Поцелуй был долгим, полным невысказанных чувств и скрытой страсти. Когда я ненавязчиво убрал губы, мы несколько секунд смотрели друг от друга. Иша смотрела на меня своими огромными, темными глазами, в которых плескалась надежда и что-то еще, похожее на вызов.
Я мягко отстранил ее, но продолжал держать за плечи, глядя ей в глаза.
— Арина, — голос мой звучал твердо. — Наложница мне не нужна. Это слово… оно несет в себе оттенок рабства, подчинения. А я не хочу, чтобы рядом со мной были рабыни, даже если они сами этого желают. Я ценю свободу — и свою, и чужую. Но… — я сделал паузу, подбирая слова, — близкий боевой товарищ, верный друг, способный понять без слов, разделить и радость, и горе, подставить плечо в трудную минуту — вот такой человек мне действительно очень нужен. А как это будет называться… наложница, любовница, подруга… это не так уж и принципиально, ты не находишь? Главное — суть, а не форма.
Девушка тяжело вздохнула, ее плечи опустились. Она снова прижалась ко мне, уткнувшись лицом в мою грудь. Ее тело мелко дрожало.
— Я так устала… — прошептала она, голос ее был полон надрывной тоски. — От всего, что происходит… от этой вечной борьбы, от страха, от потерь… Но хорошо, что хоть всех наших вывели. Я… я очень по ним скучала. Каждую ночь видела их во сне… живыми…
— Знаю, — спокойно ответил я, поглаживая ее по мокрым волосам, по затылку. Я чувствовал, как напряжение покидает ее тело, уступая место простой человеческой усталости и потребности в тепле, в защите. — Все будет хорошо, Арина. Мы справимся. Вместе. А теперь давай выходить, мне не хватало, чтобы ты еще простудилась на этом ночном купании. Кто тогда всех наших лечить будет, а? Если наш главный знахарь сам сляжет с горячкой?
Она тихо рассмеялась, ее смех был немного надрывным, но уже без прежней тоски.
— Ты прав, барон. Негоже лекарю болеть.
Мы вылезли из воды. Прохладный ночной воздух тут же окутал мокрое тело, заставляя поежиться. Я деликатно отвел взгляд, делая вид, что рассматриваю луну, отражающуюся в пруду, но краем глаза все же отметил, что пусть Арина и была худовата, даже измождена пережитым, но под мешковатыми походными вещами действительно скрывалось очень стройное, пропорционально сложенное тело. Узкая талия, округлые бедра, высокая грудь… Лунный свет выхватывал изгибы ее фигуры, превращая ее на мгновение в мраморную статую.
Она быстро натянула свое простое платье, я — штаны и рубаху. Мы шли обратно к поместью молча, но эта тишина была уже другой. Не напряженной, не выжидательной, а… наполненной чем-то новым. Недосказанностью, да. Но и пониманием. И, возможно, началом чего-то… большего.
У самых дверей господского дома, там, где начинался освещенный двор, мы остановились.