— Хочешь сказать, что ты действуешь, как ментат?
— Прошу прощения? — удивился я новому слову, значение которого не знал.
Царь как-то хитро ухмыльнулся.
— Забудь, что я сказал. Видимо, в ваше время такого не было. Давай сделаем шаг назад. Что тебе нужно, чтобы начать, как ты говоришь, производить твой прогресс?
Я задумался, нахмурив брови. Хороший вопрос.
— Люди, — сказал я. — Это самое ценное и важное. И материалы.
— Я могу дать тебе самых лучших людей.
Прозвучало, как бравада, но я не обратил внимания.
— Не надо самых лучших. Дайте работящих.
— Сколько?
Я задумался и понял, что… не знаю. Я не знаю с чего начать на данный момент. Не знаю с какого бока подойти к решению вопроса, потому что я не брался как следует его анализировать. У меня есть Великий Новгород, обнесенный высокой стенок с одними центральными воротами и башнями по периметру. У меня есть средневековье, в котором невесть что творится за стеной и дикий люд, неспособный отличить физику от черной магии или колдунства.
Я коротко хохотнул. Затем еще раз и еще.
— Не знаю, Ваше Величество. Мне нужно подумать.
— Хорошо, — внезапно сказал царь. — Времени у тебя полно.
И тут он ошибался. Я подавил желание заржать, сделав вид, что закашлялся. У меня было отнюдь «полно» времени. Но разве монарху об этом скажешь? Мои слабости должны оставаться только со мной, если я не уверен, что человек на моей стороне.
А Алексей Петрович преследовал сейчас только свои цели и интересы.
— Но не затягивай, — сказал он. — В идеале послезавтра мне нужен от тебя план.
— Послезавтра будет, — ответил я. К тому времени уже точно буду понимать сколько людей нужно и с чего следует начать.
И тут меня осенило. Оставался самый главный нерешенный вопрос, который нужно урезонить.
— Ваше Величество, но есть один нюанс.
Монарх поднял брови от удивления.
— Какой?
— Я все еще являюсь преступником, который де-факто должен сейчас либо болтаться в петле, либо сидеть в темнице.
Алексей Петрович хмыкнул, поднимаясь со своего места.
— Встань, — скомандовал он.
Я поднялся на ноги.
— В центр комнаты.
Отступив на несколько шагов вправо, я оказался прямо там, куда указал царь не до конца понимая, что происходит.
Комнату заполнил шелестяще-звенящий звук.
«Так клинок покидает ножны, — услужливо подсказал мне мозг».
И вправду. Сердце на секунду екнуло внутри, когда я увидел острие клинка, находящееся в миллиметре от горла.
Монарх стоял в шаге от меня, вытянув правую руку, в которой держал острый полуторный меч. Отполированное и идеально заточенное лезвие блестело в лунном свете, пробивающемся через стекло окна. Прекрасная и мастерски выполненная работа.
Инкрустированная рукоятка, с гардой, на которой был выгравирован семейный герб, а сам эфес заканчивался навершием в виде круга, в котором был крест с небольшим изумрудом.
— На колено, — снова сказал монарх.
Мне казалось, что я нахожусь в каком-то фильме. Абсурдность ситуации и навалившаяся усталость сводили с ума.
Я встал на одно колено, подобно рыцарю, что служил своего королю многие годы, а Алексей Петрович подошел ко мне ближе. Он плавно опустил меч плашмя мне на плечо.
— Безземельный и безродный Александр Иванович Кулибин. Я, царь государства Новгородского, Алексей Петрович Долгоруков торжественно объявляю тебе помилование, — он пронес лезвие над головой и опустил на второе плечо. — А также, за проявленное мужество, за защиту города Великого Новгорода от осады войска Романовичей, за пресечение осады и предотвращение множества смертей…
Кровь в ушах стучала так, что я едва слышал речь монарха, но при этом четко отдавал себе отчет в происходящем. Одна часть меня спрашивала: почему? Вторая ей отвечала: все логично и закономерно.
Алексей Петрович снова перекинул лезвие меча на правое плечо.
— Я дарую тебе титул барона.
Глава 8
8
Легко ли это было? Хотелось бы мне ответить утвердительно. Но я бы солгал самому себе, ведь легко не было и в помине. Только теперь я начинал осознавать, что мой шанс распрощаться с жизнью на крепостной стене был куда выше, чем я полагал изначально.
Теория вероятностей утверждала, что подобный исход близок к нулю, но все же ему никак не равнялся. И вот, когда царь Романович извлек из-за пазухи скомканный белый флаг — меня будто молнией пронзило. Эта картинка вспыхнула в моем воображении, как искра в кромешной тьме.
«Он в любом случае намеревался начать переговоры, — промелькнула мысль. — Это была подготовка к затяжной осаде. Они собирались измором взять город, дабы вынудить Алексея Петровича к диалогу по прошествии долгого времени. И, судя по наличию осадных лестниц, они бы даже предприняли штурм».
Но наличие белого полотнища у Романовича свидетельствовало, что он тоже предусмотрел все наперед. Именно поэтому легко не было. В этом мире было столько непредсказуемых переменных в каждом деле, что все мои теоретические просчеты могли стать фатальными в любой момент.
Я глубоко вдохнул, отгоняя беспокойные мысли. Совсем не о том сейчас стоит думать.
— Кроме того, согласно нашему Кодексу, тебе вместе с титулом жалуется поместье в Хмарском, что в двух часах езды к северу от города. Когда-то там жила иная баронская семья, что занималась тонкой обработкой металла. Гравировка, инкрустация, роспись — ты понимаешь, о чем я. Но незадолго до кончины императора, они чем-то прогневили его и уехали далеко-далеко на восток.
— Нелёгкая судьба им выпала, — равнодушно отозвался я.
Бессмысленно сейчас негодовать на покойного императора за его решения. С тем же успехом можно выйти и бороться с ветряными мельницами, если заняться больше нечем, а у меня планов было невпроворот.
— Да нет, — возразил монарх, убирая клинок в ножны и возвращаясь к столу. Куда он подевал меч, который так лихо выхватил, я и не заметил. — Просто в один момент им надоело молчать, и они воспротивились Указу. За что и были сосланы, — он демонстративно постучал пальцем по виску. — Есть время, когда надо молчать, и есть время, когда нужно говорить. Старший Поклонский перепутал час молчания. Но бог с ним и с его семьей, надеюсь, у них всё благополучно.
Поднявшись с колен, не дожидаясь разрешения, я опустился на стул. Я не стал возражать монарху, что совершенно не согласен с тем, что есть время для молчания. Если что-то не устраивает, то лучше говорить об этом. Это не призыв к бунту или революции, нет. Это говорит об умении вести диалог — важнейшем человеческом навыке.
Но тут же мелькнула и другая мысль: монарх — политик. Его главная задача всегда говорить, когда это нужно и слушать, когда говорят другие. Об искусстве политических интриг я ничего не знал. Поэтому, возможно, что в его случае иногда молчание действительно было золотом.
— Завтра утром я проведу церемонию твоего титулования и передам людей в твое подчинение. С этого дня, Александр Иванович Кулибин, ты — первый и главный инженер государства.
Тени от люстры за спиной царя причудливо плясали по стенам. За окном уже отчётливо виднелась бледная луна, тянущаяся к своему зениту. Лицо монарха выражало усталость, а слипающиеся веки и красные белки глаз подсказывали, что он вот-вот потеряет сознание — только успей подложить ему подушку.
— Ваше Величество, — спокойно обратился я. — Если у вас нет ко мне больше вопросов…
Он распахнул глаза, явно отгоняя накатившую сонливость и провел рукой по лицу.
— Да, час уже поздний, — произнес он. — Я отдам приказ, чтобы тебя проводили домой.
От одной только мысли, что меня снова будет сопровождать этот назойливый паж-гонец, меня пробрала дрожь. Клянусь богом или другой высшей силой, устроившей весь этот кавардак в мире, если я проведу с ним еще хоть одну минуту — я его прикончу.
— Не стоит, Алексей Петрович, — вежливо отказался я, поднимаясь со своего места. — Тут недалеко. Пусть ночь темна и полна ужасов, но я справлюсь, — я одарил монарха теплой улыбкой, убеждая, что ничего страшного не случится. — Да и в конце концов, разве не царский патруль каждую ночь ходит по улицам и кричит: «Двенадцать часов ночи и всё спокойно!»?
Царь усмехнулся, скрестив руки на груди. Тень веселой ухмылки проскользнула по его лицу.
— Надо будет отдать приказ, чтобы они прекратили это.
— На всё ваша воля, Алексей Петрович, — отозвался я и поклонился. — Доброй ночи.
Развернувшись на пятках, я вышел из помещения и направился к выходу из поместья монарха. Бесшумно ступая по ковру, которым были застелены все полы, вплоть до лестницы в главном холле, я спустился и покинул царский дом.
Ночной город встретил меня прохладным воздухом. Несмотря на разгар лета, я почувствовал, как от свежести по телу побежали мурашки. Я поежился, так как был одет лишь в лёгкую футболку с коротким рукавом.
«Ничего, сейчас по пути согреюсь», — подумал я. Быстрым шагом я направился к своей кузнице.
Где-то вдалеке кричали ночные птицы и тявкали лисы. Жизнь под покровом ночи продолжала идти своим чередом, даже когда все горожане давно заперли ставни и двери на засовы. Тем, кому рано утром идти в поле, уже видели пятый сон.
До кузницы я добрался без происшествий, хотя мозг то и дело подбрасывал пугающие образы: то из тёмного переулка на меня нападают бандиты, то какая-нибудь чупакабра, после встречи с которой от меня и мокрого места не останется.
Тело валилось от усталости, но сна не было ни в одном глазу. Я тихо вошел в кузницу, прикрыв дверь, после чего прошел по коридору, переступая скрипучие половицы, чтобы не разбудить Михалыча и прошел в мастерскую — ту часть дома, где я тайком сооружал свою лабораторию. К этому моменту здесь не осталось ни следа моего труда. Все чертежи и расчеты были разорваны или сожжены. Подтверждением служили рукописи, что лежали в корзине у рабочего стола, истлевшие на три четверти.
Даже если бы я очень захотел, я бы не смог их восстановить, а значит, придётся всё переписывать заново. От верстака остались лишь отверстия в столе, которыми я крепил его насквозь металлическими шпильками, чтобы не шатался. Я провел рукой по шершавой поверхности, ощущая пыль и колючую металлическую стружку под пальцами и глубоко вздохнул.