— Да что ж вы, барин! — подхватился Василь, перехватывая из рук брус и откладывая его в сторону. — Мы сами все сделаем, да? — обратился он к своим товарищам. Рядом с ним стояли Егор, Коля и Миша, все плюс-минус одного возраста, но абсолютно разные по комплекции.
— Да, — ответили они, кивая головами, словно трое из ларца.
— Давайте, — торопился я, — времени не так много. Быстрее справимся, если помогу. Нам еще потом лом вытряхивать у кузни.
— Так мы и там поможет! — тут же подхватился Коля, стягивая доски.
— Нет, — отрезал я. — Вы будете помогать мэтру Скворцову. Не просто ж так он к нам ехал к черту на кулички.
Мужчины переглянулись между собой. Кажется, что только сейчас до них дошло, что вместе с нами на повозке приехал не кто попало, а целый рунный маг Великого Новгорода. Нет, они не стали шептаться, не стали падать на колени и молиться, но глаза моих людей округлились и уставились на рунного мага.
— Поэтому, — сказал я, вытягивая новую кипу бруса и передавая Василю, — ускоряемся. Нам надо сегодня успеть это все выгрузить, а Михалычу начать выполнять заказы города.
А мне еще нужно было закончить чертеж для валков, которыми будем производить пружины. В идеале мне бы построить мельницу на водяном круге, потому что как раз недалеко протекала река, которая тоже входила в мои новые владения. Это позволит мне производить муку. Вот только для того, чтоб ее создать нужно как минимум либо произвести кирпич из глины, либо закупить материалы…
Столько возможностей, но везде ограничения из-за нехватки сырья. Ладно, я все это решу поэтапно. Поэтому начну с пружин, чтобы сделать ловушки на лютокрыс. С ними, к слову, тоже нужно будет разобраться. Сначала защитим дом, затем сделать оружие и прогуляться к тому заброшенному полю, о котором говорили крестьяне, где у них может быть собственное поселение под землей.
Выгрузив оставшиеся доски, я уперся руками в поясницу и потянулся. Мышцы приятно растягивались, а позвонки громко хрустнули.
— Василь, — сказал я, — на данный момент оставляю вас здесь в помощь мэтру Скворцову. Большая просьба слушать его и делать, все что он скажет. Как поняли? — обратился я ко всему мужчинам.
— Ясно поняли!
— Да, барин, все понятно, как божий день!
— Вот и хорошо, — отозвался я добродушно и вскочил в повозку к куче металлолома, закрывая задний борт. — Михалыч, поехали.
— Н-но! — кузнец щелкнул поводьями, заставляя лошадей сдвинуться с места, отчего те ударили копытом по земле, недовольно заржали, но все же пошли. Я понимал их усталость, но ничего, тут недалеко, всего лишь сто метров пройтись и дальше будут свободны до следующего дня.
— Так о чем вы договорились со Скворцовым? — поинтересовался кузнец, когда мы отъехали от входа в дом на несколько десятков метров. — Чего это он с нами решил ехать?
— Хочет помочь, — ответил я Михалычу. — Немного подлатать дом, потому что сами мы это будем делать не просто долго, а до конца жизни.
— Это, конечно, верно, но с чего вдруг? Я сколько себя помню и сколько в этом городе живу, Скворцов никогда особо с людьми не контактировал. Все в своем доме обитал, либо у государя во дворе по каким-то вопросам. А тут…
— Он заинтересован в работе с нами, — сказал я Андрею Михайловичу. — Магию можно будет применять на тех вещах, что я разработаю и мы с тобой соберем. На простой механике они могут многое, а если добавить немного магии… мне и Скворцову показалось, что такое сотрудничество может быть взаимовыгодным.
— Это как? — явно не понял меня кузнец.
— Это в смысле, что он помогает нам, мы помогаем ему. Все довольны.
— Ну, — пожал он плечами, подводя лошадей и телегу к кузнице, — дай бог. Нет, я ничего плохого сказать не хочу про мэтра Скворцова, но уж больно он загадочный, Саш…
Я улыбнулся, похлопав Михалыча по плечу.
— Он маг, Михалыч. Все они, как ты выразился, загадочные.
Кузнец неуклюже сполз с козелков, пока я вновь выбрался из телеги и соскочил на землю. Нам предстоял долгий и утомительный труд по переброске металлического хлама под крышу кузницы. Этим мы и занялись, убив почти до конца день.
Солнце медленно клонилось к горизонту, когда мы перетянули последний тяжелый кусок ржавого металла, от которого толку в последствии будет немного больше, чем от кучи грязи. Однако, сейчас каждый миллиграмм был на вес золота.
Бросив его к остальной куче внутри кузницы, я отряхнул руки, покрытые слоем остатков коррозии, что налипла от металлолома, струсил с одежды и размял плечи. Мышцы в теле отдавались приятной налитой тяжестью, которой я давно уже не ощущал.
Благо, время шло и тело восстанавливалось. От одышки и слабости после криосна почти не осталось ни следа. Но чтобы вернуть былую силу и ловкость еще нужно было потренироваться.
— Я пойду передохну, Саш, — сказал мне кузнец, потирая уставшие предплечья и затем выгибаясь в пояснице. — Спину ломит, колени гудят. Старость, чтоб ее! — пожаловался Михалыч.
Я усмехнулся.
— Какая старость в твои то годы, — сказал я. — Вот доживешь до моих… — договорить я не успел.
— Да иди ты! — отмахнулся кузнец рукой и попытался отвесить мне отцовского подзатыльника. — Вумничать еще мне тут будешь!
— Хватит на старших руки поднимать! — возмутился я шутливо, отчего кузнец закатил глаза и пошаркал прочь в сторону дома.
Я какое-то время смотрел ему в след, после чего тоже покинул кузню, запер двери, насколько это было возможно и вышел во двор.
Свежий вечерний воздух опускался и стлался вокруг, заполняя пространство. Где-то среди зарослей стрекотали цикады с кузнечиками, а в ветвях старых деревьев ссорились воробьи, подняв небывалый гвалт.
В голове снова возникла идея о мельнице у реки. Недолго думая, я обошел кузницу и двинулся в сторону шума реки, который доносился до поместья, пускай и едва различимо.
Двигаясь вдоль загущенных можжевеловых кустов, цепляясь за них рукавами, я шел по старой тропинке, от которой практически ничего не осталось. Судя по всему, ею продолжали пользовались дикие звери, потому что иначе я не мог объяснить как она все же спустя столько времени смогла сохраниться.
В воздухе витал запах окружавших трав и кустов вперемешку с пылью. Сладковато терпкий аромат, который я вдохнул полной грудью и даже не закашлялся, ведь, что не говори, а все равно дышалось легче, чем в городе.
И чем ближе становился шум бегущей реки, тем отчетливее чувствовалась растущая влажность и свежесть. Плеск становился громче с каждым шагом, пока я не раздвинул оставшиеся несколько веток и не вышел к берегу, поросшему низкорослой осокой.
Место было замечательным, а ландшафт подходящим как раз под водяную мельницу, поскольку глубина была достаточной для того, чтобы лопасти не бились о дно, а вода, стекающая с пригорка, как следует толкала колесо, придавая вращения валу и дальше на жернова.
Примитивный механизм, однако пользы от него будет поразительно много в нашем положении. Никто не запрещал нам помимо производства инструмента, деталей оружия и иных заявок еще и устроить собственную пекарню.
Я присел на большой камень у реки и принялся рассматривать местность. Шум воды и общая физическая усталость за день навалились разом, вызывая желание просто расслабиться и ничего не делать. Но я не мог себе этого позволить.
Раз уж за сегодня выполнили такой большой кусок задач, то стоило сделать и еще одну не мало важную.
Усевшись поудобнее, я закрыл глаза и стал просто дышать, прислушиваясь к собственному дыханию. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вода течет и плещется. Рыба выскакивает на поверхность, разбрасывая брызги в разные стороны, что красиво переливаются и отблескивают в свете садящегося солнца.
Я этого не вижу, но очень четко представляю картинку только по звукам. Мир вокруг стал тускнеть. Только бесконечный медитативный звук бегущей реки, что медленно с каждой секундой становился глуше и глуше. Я пытался увидеть, как говорил Скворцов. Узреть. Мой мир физики материален и осязаем. Я вижу его так, как могу, ведь мой мозг — это механизм, что расшифровывает информацию с датчиков — глаза, нос, уши, кожа.
Воображение меркло, уступая надвигающейся тишине.
Я должен узреть. Мне необходимо. Я обязан самому себе в первую очередь.
Белизна. Необъятная и бесконечная белизна. Она снова встретила меня с распростёртыми объятиями и абсолютной стерильностью. Ни запахов, ни звуков, ни ощущения температуры, ни чего-то стороннего.
Находясь в этой пустоте один, я смог отметить, что даже мысли звучат как-то слишком громко, будто я говорю их в слух в пустом театральном зале и они эхом отражаются в пространстве.
Узреть… как узреть то, чего здесь нет?
Я сделал несколько шагов в одну сторону, затем в другую; прошелся по кругу, попытался пробежаться. Но здесь не было ничего, кроме тишины и белой бесконечности.
Где-то чуть ниже грудной клетки в области солнечного сплетения зарождалось дискомфортное тянущее чувство, напоминающее злость. Воть только толку от него не было, поскольку здесь злобой не помочь.
Как мне добраться туда, где я был лишь единожды в собственном разуме? Как узреть то, чего нет?
Я невольно пошевелил ногой, отчего концентрация на мгновение нарушилась. Шум воды ворвался в сознание, сбивая меня с ног в этой пустоте. Я закусил губу, чтобы привести себя в чувства и оставаться сосредоточенным на основной мысли — зреть.
Лес. Широкая поляна, насыщенная зелеными травами всех сортов. Сочная буйная зелень, которую еще поискать в этом мире надо. Огромный левитирующий валун, усеянный рунными надписями… Я хочу тебя найти. Я хочу к тебе добраться. Мне надо к тебе добраться, черт подери, потому что это вопрос жизни и смерти.
Мой внутренний взор был направлен только на эту мысль. Дискомфорт в груди нарастал, словно железный ком, сводя дыхания.
Что мне сделать? Что сказать? Сим Салабим? Сим-Сим, откройся? Крекс-пекс-фекс? Невозможно попасть туда…
(я открыл глаза)