Звучало если не убедительно, то вполне логично. Не было смысла вступать в перепалку с преобладающим по количеству противником, тем более, когда он разъярен и одурманен. Такие не знают ни боли, ни усталости и будут рвать до последней капли силы.
— Ну, хорошо, — не унималась Ольга, — а если свернуть через Луговое?
— Нет больше Лугового, — ответил ей Кречет. — В последний раз, когда мы туда хотели выбраться — по нему рыскали вупыри и я не имею ни малейшего желания проверять ушли они оттуда или нет. А если учесть, что там рядом был погост, то очень сомневаюсь.
Скосив взгляд, я заметил, что Ольга поджала губы и сжалась вся, как пружина. Видимо, только одна мысль о том, что мы движемся в сторону Петербурга, вызывала у нее мандраж и желание развернуться и бежать во всю опору прочь.
Безвольное тело Долгоруковой накренилось, и я едва успел ее подхватить правой рукой, чтобы не дать упасть. Она застонала и поерзала в седле явно не понимая, где находится. При каждом шаге кобылы ее кандалы продолжали позвякивать.
Балансировка осложнялась еще тем, что девушка не могла нормально сидеть, так как усадить ее полноценно не получилось из-за скованных ног у лодыжек.
— Где я? — наконец сказала она, едва шевеля губами. Мне показалось, что я услышал это скорее мозгами, чем ушами.
— Не могу сказать, что в безопасности, — ответил я вслух, — но пока что точно не в плену.
Она повернула голову и посмотрела на меня своими огромными зелеными глазами и в этот раз я отчетливо слышал ее голос прямо там, откуда он исходил.
— Воды, — прошептала она одними губами, — и это показалось мне странным. Я потянулся рукой к бурдюку, который был прицеплен к седельным сумкам, отцепил его и передал Маргарите, а мысленно все пытался понять, как такое возможно.
Неужели она и сейчас транслировала свою мысль мне в голову? Кто она такая? И не поэтому ли она так важна Алексею Петровичу, что обладает какими-то сверхчеловеческими способностями. Не магия, но что-то подобное ей.
— Очнулась? — осведомился Руслан.
— Да, — ответил я за нее.
— Ну хорошо. А то я уж переживать стал, что тот ходячий мясной окорок ей шею сломал, когда она дернуться решила.
— На наше благо — нет, а иначе вся эта затея была бы пустой тратой времени, сил и ресурсов.
— А еще нашей безопасности, — встрял Иван. — Потому что, чтобы выйти к ближайшей нужной нам безопасной тропе придется сделать крюк.
Никто не ответил, но по нескольким вздохам и напряженному молчанию я понял, о чем идет речь. Нам придется подобраться максимально близко к Старому Городу, где Шепот будет действовать на мозги с утроенное силой и рвать оттуда когти придется как можно быстрее.
— Спасибо, — наконец сказала Долгорукова, оторвавшись от моего бурдюка. Судя по весу, который я ощутил, когда вешал его обратно — девушку не просто не поили, а морили жаждой, иного объяснения у меня не было, как она могла поглотить столько жидкости за раз.
— Ты Маргарита, верно? — спросил я.
Она молча кивнула, отводя взгляд.
Так как путь предстоял неблизкий, я хотел разузнать каким образом этим людям удалось ее вытащить из города, оставшись незамеченными, потому что каждый из них — буквально выглядел так, что глаз сам по себе цеплялся.
И даже, если бы они шли в толпе местных жителей Великого Новгорода, согласитесь, мужчина в непрозрачной мантии с покрытым капюшоном естественно привлекает к себе много внимания. Сразу возникают вопросы: что он задумал? Что скрывает? Почему прячет лицо?
И я уверен, что я не один так думаю. Если бы их заметили — то точно кто-то бы да подсказал.
А так выходило, что ни единой живой душе на глаза не попался ни здоровенный двухметровый амбал с бицепсами размером с голову взрослой коровы, ни сухой тощий мужчина, напоминавший палочника, ни скрюченный старик…
Хотя со стариком сложно, у них был Скворцов, который выглядел пускай и моложе, но тоже для местных жителей был старцем, коих еще поискать надо.
— Ты можешь говорить? Силы есть?
— Да, — тихо сказала она.
Почему-то мне казалось, что она меня смущается. Не знаю почему, но это было несколько непохоже на ту отвязную оторву, о которой говорил Алексей Петрович, которой палец в рот не клади. Которая сбегала из дома, скандалила и вообще всячески ослушивалась его приказов.
А тут сидит тише воды, ниже травы и каждый раз, как я у нее что-то спрашивал — изможденное лицо, а конкретно щеки, слегка зарделись, а сама Маргарита постоянно отводила взгляд в сторону.
— Что случилось? — спросил я. — Вернее, как это случилось.
Маргарита опустила глаза, держась обеими руками за рожок седла. Голову внезапно сжало тисками, и я зажмурился. Показалось, что это был очередной приступ, которые хоть и не сильно участились, но конкретно каждый раз досаждали.
Я попытался выровнять дыхание и тоже взялся за рожок седла, чуть ниже рук Маргариты. Естественно, мне пришлось таким образом прижаться к ней, хотя в данный момент меня это интересовало меньше всего. Сейчас бы с лошади не свалиться и не потерять сознание.
— Пусти меня, — услышал я ее тихий голос у себя над ухом.
— Что? — спросил я, скрипнув зубами, потому что боль в висках становилась невыносимой.
— Расслабься и впусти меня.
— Как? — уточнил я, потому что не понимал, о чем речь.
— Как обычно, — сказала она, положив свою руку мне на кисть. Несмотря на то, что Долгорукову уже почти неделю тягали по лесу почти без еды и воды — ее тело оставалось теплым. Как минимум ладони точно.
Что значило «расслабиться» и «впустить» ее я не понимал. Если она имела ввиду впустить ее к себе в сознание, то я без понятия, как это делается. Скворцов даже разрешения не спрашивал, а просто вторгался, как к себе домой.
— Ты противишься, — сказала она мне прямо на ухо. — Вдохни и выдохни. И перестань думать.
Ничего я не противился, просто не понимал, о чем шла речь. Мозг отчаянно крутил шестеренки и пытался решить задачу… точно… наверное, она об этом. Я постоянно думаю. Даже когда сократил объем обрабатываемой информации — я все равно продолжал думать и просчитывать вероятности. Анализировать окружение.
Я потянул воздух носом, стараясь остановить мыследвижение. Бесконечный поток. Я представлял его бурлящей активной рекой, которую мне нужно было отгородить мощной плотиной, чтобы прекратить думать.
Дышать. Дышать и сосредоточиться лишь на одной мысли, чтобы отсечь все остальное. Боль не прекращалась. Вместе с ней возникло новое ощущение давление, словно кто-то пытался распахнуть двери где-то в районе лобной доли. Будто кто-то давил двумя руками, но ставни были заперты на засовы.
— Почти, — сказала Рита.
Плотина возвышалась, а дыхание становилось все медленнее и ровнее. Пауза после каждого выдоха затягивалась, пока организм не начинал требовать подачу кислорода. В какой-то момент створки моего сознания распахнулись, а боль исчезла, будто сняли железный самозатягивающийся обруч.
— Вот так, — теперь мягкий женский голос резонировал у меня в голове. Более уверенный и более живой. Не такой уставший и изможденный, как в жизни. — В прошлый раз к тебе было проще достучаться.
— Наверное потому, что я спал, — сказал я. — Или был настроен на другой лад. Не знаю, у меня нет ответа на этот вопрос.
— Он и не нужен, — ответила она и, клянусь, я мог поклясться, что увидел улыбку в этих словах. Или почувствовал, что она точно улыбнулась. — Просто смотри. Мне так будет проще.
— На ч…
Спросить я не успел. Поток мыслей ринулся на меня с такой силой, что я только и делал, что успевал воспринимать новую информацию. Будто бы в меня загружали гигабайты видеоконтента в секунду, а я, что удивительно, их воспринимал и обрабатывал.
По крайней мере мне так казалось.
Перед глазами мелькала жизнь Маргариты Долгоруковой, как на записи. Словно хроники каждого дня, что хранились на бесконечном сиди-диске.
Рождение, взросление, обучение. Все очень быстро, мимолетно, как на перемотке. Первый педагог, первое занятие, первый опыт в использовании Дара. Да, оказывается Маргарита поняла, что она особенная еще с детства. Я это увидел среди всей информации, что мелькала передо мной.
Наверное, если бы не мой мозг, который был способен перерабатывать такие объемы информации, я бы ничего и не усвоил. Долгорукова явно перематывала историю своей жизни, чтобы добраться до нужного момента. Иначе никак.
Первая любовь, первая романтика и первый поцелуй.
Первые похороны и, что меня зацепило, близких людей. Я не обладал никогда в жизни сильным чувством эмпатии, но тут меня чуть ли не вышибло из сознания мимолетным, но мощнейшим горем, накрывшим с головой.
Хорошо, что мимолетным.
Переезд к Алексею Петровичу. Жизнь при дворе. Скандалы.
Побег. Один. Второй. Третий. Да, Государь не врал, Маргарита действительно сбегала.
Но это был бунт против того, что ее ограничили в свободе. Родители никогда так не поступали. А в имении Алексея Петровича она только и делала, что осваивала свой Дар (как его называли преподаватели и Скворцов, который мелькнул в ее памяти тоже).
И вот снова — влюбленность. Интерес. Внезапная вспышка, как гром среди ясного неба. Сначала тайные записки, а затем свидания. Молодой светловолосый парень. Картинки продолжали мелькать, пока не стали замедляться.
Да, теперь я все видел в относительно спокойном темпе.
Юноша пригласил Маргариту на первое свидание, а не просто воркование через окно второго этажа, где они общались посредством Дара девушки.
Она согласилась и через это самое окно выбралась, чтобы провести ночь под яркой луной на улицах города в приятной компании, а не в нудных медитациях и попытках расширить диапазон своих сил.
Ночь, улица, фонарь, аптека. Вернее будет сказать лавка лекаря, что стояла на отшибе. И не фонарь, а его кустарное подобие, но пусть будет так.
В сумрачном свете я видел, как Маргарита стоит с молодым человеком, держась за руки и мило беседуя, пока в один момент из переулка не промелькнули тени и не закрыли Маргарите Долгоруковой рот чем-то, отчего в голове сразу помутнело.