— И не просто вернулся, — продолжил Романович, чуть повернув голову и встретившись взглядом с Алексеем Петровичем. В его серых глазах блеснул острый интерес. — А притащил с собой почти весь пропавший отряд Ивана Кречета. Тех самых, которых считали сгинувшими в Диких Землях.
Алексей Петрович внутренне напрягся. Осведомленность Романовича удивляла и настораживала. Новость о возвращении Александра и спасении хламников пускай и разлетелась пуще ветра по Великому Новгороду, но не должна же она была долететь до соседнего правителя так скоро.
Или должна?
Это не нравилось Долгорукову. Совсем не нравилось. Мир, даже в этих разобщенных землях, оставался тесным, пронизанным слухами и, что вероятнее всего, шпионами.
«Нужно будет по возвращении серьезно поговорить с начальником гарнизона, — мелькнула мысль у царя. — Пусть как следует потрусит своих шпиков и доносчиков в городе. Слишком много любопытных ушей развелось. И глаз».
Но внешне Алексей Петрович оставался абсолютно невозмутимым. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он ответил:
— Абсолютно верно, Олег Святославович. Экспедиция по разведке северных земель прошла значительно успешнее, чем мы изначально предполагали. Мой Первый Инженер, барон Кулибин, проявил не только выдающиеся технические знания, но и незаурядное мужество и лидерские качества.
Он намеренно сделал акцент на титулах и заслугах Александра, давая понять Романовичу, что Кулибин — не просто «парень», а важная фигура в его государстве, пользующаяся его полным доверием и покровительством.
Долгоруков был мастером слова, политиком до мозга костей. Он умел вести переговоры, плести интриги, убеждать и манипулировать, используя не грубую силу, как его визави, а острый ум и точный расчет. Сила слова, подкрепленная властью и знанием человеческой натуры — вот было его главное оружие.
— Не удивляйся моей осведомленности, Алексей Петрович, — усмехнулся Романович, словно прочитав его мысли. Он снова отпил пива. — И не гадай, откуда я знаю. Об отряде Ивана Кречета в наших краях не слышал только глухой. Они лучшие хламники на всем Северо-Западе. А когда несколько месяцев они вернулись, потеряв половину людей, включая брата самого Кречета… об этом гудели на каждой заставе, в каждой корчме. Так что новость о их чудесном спасении разнеслась быстро. Удивительно другое — как твоему инженеру это удалось.
— Ему удалось сделать почти невозможное, — согласился Долгоруков, не вдаваясь в подробности. Пусть Романович думает, что все дело лишь в удаче и отваге. Чем меньше знает потенциальный союзник (а в будущем, возможно, и соперник), тем лучше.
— Этот парень действительно умеет удивлять, — кивнул Романович, отставляя кружку. Его взгляд стал серьезным. — Так что, Алексей Петрович? Наш план… он в силе? Твой инженер доказал, что способен создавать не только безделушки, но и, как выяснилось, совершать подвиги. Это меняет расклад. Укрепляет наши позиции.
— Естественно, Олег Святославович, — твердо ответил Долгоруков. — Мое слово неизменно. Иначе зачем бы мы снова собрались здесь? Объединение наших земель, создание сильного союза — это единственный путь к выживанию и процветанию в этом мире. Дуумвират, как мы и договаривались. Равноправное правление.
— Хорошо, — Романович удовлетворенно кивнул. На его лице промелькнуло выражение хищного зверя, почуявшего добычу.
Видимо, перспектива расширения власти и влияния будоражила его воинственную натуру. Он снова взялся за кружку.
— Но позволь мне дать тебе один совет, Алексей Петрович. Дружеский совет, как будущему соправителю, — он сделал глоток, вытер усы тыльной стороной ладони. — Даже самую умную и преданную собаку, какой бы верной она ни казалась, следует держать на коротком поводке. Твой инженер… он слишком много знает. Слишком много умеет. И слишком быстро набирает вес. Такие люди опасны.
Алексею Петровичу эта непрошенная метафора пришлась не по вкусу. Сравнивать Александра, человека, спасшего его племянницу, спасшего город, обладавшего уникальными знаниями, с собакой… Это было грубо и недальновидно. Но царь великоновгородский лишь слегка прищурил глаза, его лицо оставалось маской вежливого внимания. Он не любил, когда ему указывали, как управлять его людьми. Он в целом не любил, когда ему указывали.
— Ты великий воин, Олег Святославович, — голос Долгорукова был ровным, почти вкрадчивым, но в нем звучала сталь. — Твоя сила — в знании тактики, стратегии, в умении повести за собой людей в бой, удержать их железной рукой посреди хаоса. Мне же удалось сохранить и приумножить свое государство словом, знанием управления, умением находить компромиссы и видеть на несколько шагов вперед. Мы собрались здесь, чтобы объединить наши сильные стороны, компенсируя слабые, не так ли? — Он сделал паузу, его взгляд впился в глаза Романовича. — Так позволь же мне управлять моими людьми по-своему. Я ценю твою заботу о нашем общем будущем, но методы контроля я выбираю сам.
Фраза прозвучала мягко, дипломатично, но ее суть была ясна: не лезь не в свое дело. Романович понял. Он на мгновение нахмурился, но затем развел руками, изображая примирение.
— Твое дело, Алексей Петрович. Твое дело, — сказал он, явно давая понять, что не собирается настаивать. — Я лишь переживаю за наше будущее. Не хотелось бы, чтобы оно рухнуло из-за чрезмерного доверия к одному человеку.
— Оно не рухнет, — уверенно ответил Долгоруков. — Все идет как нельзя лучше. Барон Кулибин лоялен короне и приносит огромную пользу государству. А его амбициозные планы по освоению Севера… они откроют перед нашим союзом поистине безграничные возможности.
Романович хмыкнул, но спорить не стал. Видимо, решил отложить этот разговор на потом. Главное — принципиальное согласие на союз было получено. А детали… детали можно будет утрясти позже.
Разговор перетек в обсуждение практических вопросов: демаркация границ, объединение военных сил, экономические аспекты. Но тень недоверия и потенциального соперничества уже легла между двумя правителями. Союз был необходим, но легким он точно не обещал быть.
После разговора у реки я вернулся в поместье с новым артефактом в кармане и ворохом мыслей в голове. Сердце Руны… Очищенная энергия… Новые возможности и новые опасности. И предстоящее обучение магии, которое обещал начать Скворцов.
Все это требовало осмысления, но текущие дела не ждали. Хмарское жило своей жизнью, восстанавливалось, и моя задача, как барона и инженера, была направлять этот процесс, решать насущные проблемы.
Дни потекли в привычном ритме труда и планирования. Экспедиция в проклятый городок и Старый Город, спасение людей Ивана, столкновение с Цепешем и Дикой Руной — все это казалось уже далеким, воспоминанием, словно отголосок кошмарного сна.
Хотя прошло всего пару дней.
Реальность же была куда прозаичнее: нужно было кормить людей, продолжать восстановление поместья и угодья, налаживать быт и, конечно, выполнять обязательства перед государем — ковать детали для нужд Великого Новгорода.
Именно этим мы с Андреем Михайловичем и занимались большую часть следующего дня. Кузница снова стала центром нашей маленькой вселенной. Жар от горна обжигал лицо, молот гулко ухал по наковальне, высекая снопы искр из раскаленного металла.
Воздух был плотным от запаха угля, окалины и старого вязкого масла, остатки которого мы нашли в одной из бочек в дальнем углу мастерской — еще один подарок от предыдущих владельцев. Я только и думал о том, где они могли его найти. Неужто точно также с хламниками вытащили с боев из Диких Земель?
Мы работали слаженно, почти без слов, понимая друг друга с полувзгляда. Михалыч, несмотря на свой возраст и ворчание, был мастером от бога. Его руки помнили каждое движение, каждый удар был точен и выверен.
Я же, используя свою силу и инженерные знания, помогал ему там, где требовалась грубая мощь или нестандартный подход — сгибал толстые прутья тисками и валками, вытягивал сложные заготовки, следил за температурой в горне, подсказывал, как лучше обработать тот или иной сплав, остатки которого мы выудили из привезенного хламниками лома.
Да, нам удалось притащить его не так много, как бы хотелось, но удалось. Жаль, правда, что солнечная панель разбилась, когда мне пришлось толкнуть стену. Очень ценный был компонент, ничего не скажешь.
Выковывая очередную дверную петлю сложной формы, я не мог не отметить про себя, насколько сильно изменилось мое собственное тело за эти месяцы. Прошла слабость, оставшаяся после криосна. Мышцы окрепли от постоянной физической нагрузки, налились силой.
Но главное — исчез тот давящий страх, который преследовал меня с момента пробуждения. Страх перед неминуемой деградацией мозга, перед превращением в безвольный овощ. Голос внутри меня, сама Руна, подтвердил — слияние решило эту проблему.
Теперь была другая — как совладать с той силой, что пробудилась во мне? Но это была проблема иного порядка, проблема роста, а не угасания. И это вселяло надежду.
А еще была магия. Тот первый урок у реки… Воспоминание о нем вызывало смесь восторга и легкого головокружения. Мне удалось. Мало того, удалось с первого раза! Пусть шарик воды был кривым, кособоким и тут же лопнул, но я смог! Я смог воздействовать на энергию мира своей волей!
Внутренняя логика инженера подсказывала, что это не рядовое событие. Не мог новичок, только-только ощутивший поток, так легко манипулировать стихией. Значит ли это, что моя внутренняя руна, моя прямая связь с магией, дает мне преимущество?
Или это была лишь случайность, удачное стечение обстоятельств? Вопросы, на которые пока не было ответа. Но сам факт того, что магия мне поддается, пусть тяжело, пусть с риском «перегрева», о котором предупреждал Скворцов, — подстегивал заниматься этим еще больше.
— Я рад, что ты вернулся, Саш, — вдруг спокойно сказал Михалыч, не прекращая отбивать молотком раскаленную деталь на наковальне. Звон металла на мгновение стал чуть тише. — Даже не представляешь, как я переживал, когда вы ушли. Места себе не находил.