Я подошел к каменистому склону холма, нашел на нем небольшую, но твердую площадку, лишенную рыхлой земли, но с небольшой трещиной.
— Значит так, — я повернулся к мужчинам, которые сгрудились вокруг, с любопытством разглядывая блестящий цилиндр в моих руках. — Все очень просто. Берем вот эту штуку. Приставляем ее вот так, плотно, к скале. После чего, — я выразительно посмотрел на них, — убираем подальше свою голову и другие ценные части тела. Берем молоток и бьем. Резко и сильно. Вот сюда, по бойку.
Я приставил анкер к камню, крепко упершись, чтобы он не соскользнул. Взял тяжелый молоток, который предусмотрительно захватил с собой. Размахнулся. Удар!
Раздался резкий, шипящий хлопок, похожий на звук выстрела из пневматического ружья. Отдача неприятно тряхнула руку, но я устоял на ногах. Если хорошо закрепиться, занять устойчивую позицию, то выбить из равновесия не должно.
А стальной штырь… он, словно клык с лязгом вонзился в камень, войдя в него почти на половину своей длины. Он торчал из скалы, неподвижный, монолитный, с удобным кольцом на конце, в которое можно было легко продеть карабин или веревку.
Иван присвистнул.
— Вот это… — протянул Олег, осторожно подходя и трогая пальцем торчащий из камня штырь. — Вот это я понимаю, инструмент. С такими гвоздями мы на эту вашу скалу заберемся, как к себе домой.
Глава 14
Табор Радомира Свирепого, этот передвижной филиал хаоса на земле, стоял в трех днях пути от ущелья. Ну, или в четырех. Или, возможно, в двух с половиной. Точно никто сказать не мог, потому что единственным инструментом для измерения времени и расстояния был слепой кочевник, который ориентировался по завыванию ветра в трещинах на земле. Но то, что ущелье было уже близко, было очевидно даже самому близорукому кочевнику.
Ландшафт вокруг, с присущей ему неделикатностью, начинал намекать на грядущие географические неудобства. Бескрайняя, удобная для передвижения (и, что немаловажно, для разграбления случайных путников) степь постепенно сменялась чем-то более… рельефным. Тракт, если можно было так назвать эту едва заметную, утоптанную тысячами ног тропу, начал углубляться, а по обе его стороны, словно две гигантские, недовольные челюсти, вырастали скалистые стены.
Наверху, по обе стороны от ущелья, простиралось ровное, как стол, плато, которое, в свою очередь, заканчивалось отвесным обрывом. Весьма живописное место, с точки зрения геолога или художника-пейзажиста, и совершенно неудобное, с точки зрения человека, который собирался провести через него многотысячную армию, состоящую в основном из людей, чей уровень тактического мышления был примерно на уровне лемминга, увидевшего обрыв.
Радомир смотрел на это творение природы и хмурился. Он знал, что именно здесь, в этом узком проходе, ему придется сразиться. Весть о его приближении, он был уверен, уже долетела до этих новоявленных «императорчиков». Наверняка они уже трепещут в своих дворцах, суетливо собирая свою малочисленную армию.
«Армия…» — Радомир презрительно хмыкнул. Что они могли выставить против него? Горстку городских стражников, привыкших гонять пьяниц и торговок с рынка? Пару сотен воинов, размякших от сытой жизни за крепостными стенами? Да даже если они соберут всех ополченцев, вооруженных вилами и праведным гневом, их едва ли наберется больше двух тысяч.
А у него… у него была ОРДА! Десятитысячная армия! Ну, по крайней мере, он так думал. На самом деле, точная численность его войска была величиной переменной. Каждый день кто-то присоединялся к орде, привлеченный слухами о грядущей добыче, а кто-то, наоборот, тихо исчезал в ночи, прихватив с собой соседского козла и не самые лучшие воспоминания. Так что реальная численность колебалась где-то между семью и девятью тысячами голов, но для Радомира это были несущественные мелочи. Главное — их было МНОГО.
И эта огромная, неуправляемая масса должна была, по его гениальному плану, протиснуться через это узкое ущелье и просто выдавить врага, как пробку из бочки с брагой. Резко. Нагло. Одним мощным, сокрушительным рывком. Они прокатятся по ним, как лавина, размажут их жалкую армию по скалам, сотрут в порошок.
А дальше… дальше — города. С их теплом, уютом, полными амбарами. С их мягкими кроватями, на которых так приятно отдыхать после ратных подвигов. С их чистыми, ухоженными женщинами, которые, Радомир был уверен, будут в восторге от его неотразимого варварского обаяния.
Все это будет принадлежать ему. Ему, Радомиру Свирепому!
А затем, основавшись здесь, на этих плодородных, богатых землях, они пойдут дальше. От западной границы, от самых Диких Земель, обратно на восток, подчиняя себе каждое поселение, каждое племя, каждый завалящий городишко. Он объединит всех. Он создаст свою, настоящую Империю. Империю силы, воли и… ну, в общем, его, Радомира.
Так он решил. План был прост, понятен и, что самое главное, ему очень нравился. А то, что в этом плане было несколько узких мест, вроде того самого ущелья, — это были лишь досадные, но преодолимые мелочи.
В конце концов, на то он и Радомир Свирепый, чтобы решать проблемы. Желательно, с помощью грубой силы и численного превосходства. И то, и другое у него имелось в избытке.
Никто не знал, сколько конкретно времени у нас осталось. Неделя? Пять дней? Три? Шпики, которых цари разослали во все стороны, приносили противоречивые сведения.
Орда Радомира двигалась, это было точно. Но ее скорость, маршрут, точная численность — все это терялось в тумане слухов, домыслов и откровенной паники, охватившей приграничные земли. Поэтому мы торопились. Торопились так, словно все черти ада гнались за нами.
Впрочем, если так вдуматься, то это сравнение не было таким уж нереальным. Только эти черти не гнались за нами, а шли навстречу. И нам надо было дать им по зубам.
Новгород гудел, как растревоженный улей. Дни и ночи напролет в моей мастерской и во дворе не умолкал шум. Стучали молотки, визжали пилы, скрипели повозки, подвозившие все новые и новые партии глиняных горшков, самогона и бочек с мазутом.
«Феникс» работал так, как ему и следовало. На максимально его возможности, но при этом равномерно. Не так напряженно, как звучали электродвигатели моего времени, когда на них подавали нагрузку выше номинальной.
Его ровный, мощный гул стал привычным фоном для всего ремесленного квартала. Он исправно выдавал нам детали для катапульт, пружины для ловушек, острые шипы для «Ежей» и, конечно же, альпинистское снаряжение, которое казалось здесь чудом из другого мира.
Я мотался между мастерской, двором, где собирали катапульты, и кузницей, где Михалыч со своими подмастерьями ковал сотни простых, но смертоносных наконечников для копий и болтов. Спал я урывками, а еду мне приносила Маргарита, которая теперь почти все время проводила в Новгороде, помогая Ише и городским знахаркам организовывать лазарет.
На исходе третьего дня лихорадочной подготовки все было готово. Первая партия оружия, ловушек, зажигательной смеси и разобранных катапульт была погружена на повозки. С ними же альпинистское снаряжение. Пришло время выдвигаться.
Я нашел Василя во дворе. Он, как и все, работал не покладая рук, лично проверяя каждый «огненный горшок», прежде чем его аккуратно упакуют в ящик с сеном.
— Василь, — обратился я к своему старосте.
— Да, барин? — отозвался он тут же, не прекращая своего занятия. Его лицо было уставшим, но мужчина уверенно держался на ногах.
— Ты здесь остаешься за старшего, — сказал я, глядя ему прямо в глаза. Я видел, как он выпрямился, осознавая всю меру ответственности. — Ты, Михалыч и Скворцов, если он здесь.
— Понял, барон, — он коротко, но твердо кивнул.
— Не прекращайте собирать «горшки» до тех пор, пока не закончатся все составляющие. И продолжайте производство оружия. Нам понадобится все, что мы сможем сделать. Каждая стрела, каждый меч. А мы… мы поедем к ущелью. Начнем готовиться. Расставлять ловушки, оборудовать позиции. Времени у нас в обрез.
Василь снова кивнул.
— Не подведем, барин. Можете не сомневаться. Передайте там… этим гадам… горячий привет от всех нас.
Я усмехнулся и хлопнул его по плечу.
— Обязательно передам, Василь. Самый горячий.
Мы ехали всю ночь, не останавливаясь. Подготовка в Новгороде закончилась, и теперь наш путь лежал на восток, к последнему рубежу, за которым начинались дикие, неуправляемые степи.
Воздух с каждым часом становился все холоднее, пронизывающий октябрьский ветер забирался под плащи, заставляя ежиться и плотнее кутаться в грубую ткань. Стук копыт по каменистому тракту, скрип повозок, груженных нашими «подарками», да редкое фырканье уставших лошадей — вот и все звуки, что нарушали ночную тишину.
К самому ущелью добрались засветло, хотя хмурое, затянутое сплошной серой пеленой небо и не давало понять, когда рассвет наступит окончательно. Просто в какой-то момент тьма начала неохотно отступать, уступая место блеклому свету, который лишь подчеркивал суровость и уныние окружающего пейзажа.
И вот тогда, за очередным поворотом, оно предстало передо мной во всей своей красе.
Ущелье.
Я невольно натянул поводья, заставляя свою пегую кобылу остановиться. Весь наш отряд, следовавший за мной, тоже замер.
Я много чего повидал за последнее время. Руины городов, мутировавших тварей, магию, способную изменять реальность. Казалось, меня уже трудно чем-то удивить. Но то, что я видел сейчас, поражало воображение. Это было не просто ущелье. Это был разлом. Грандиозный, величественный в своей дикой, необузданной мощи.
Одному Хроносу известно каким чудом он появился в такой местности. Но, как я уже и говорил, мало ли что могло образоваться после аппокалипсиса. Удивительно, что магнитные полюса не изменились.
Глядя на это место, я не мог отделаться от ощущения, что смотрю не на скалы, а на застывшую, окаменевшую кожу какого-то мифического существа, спящего в недрах земли.