Элайас простоял еще минуту. Потом вернулся к пикапу. Он решил на какое-то время уехать из Колдуотера, оставить текущие проекты на старшего прораба. Хватит с него и одного незнакомца, прибежавшего просить о помощи. Элайас отключил телефонный номер, удалил аккаунт и избавился от физического носителя.
Из города он выехал изможденным, с чувством облегчения, словно только что захлопнул дверь перед надвигающимся ливнем.
Седьмая неделя
Проходили дни, и Кэтрин стала ловить на себе взгляды. В банке. На воскресной службе. Даже в супермаркете, где закупалась годами. Дэниел, работник склада, отвел глаза, как только Кэтрин заметила, что он пялится, а Тедди, бородач из мясного отдела, столкнувшись с ней взглядом, протараторил: «Кэтрин, здрасьте, как жизнь?» Две пожилые женщины в длинных пальто, стоявшие в конце прохода, беззастенчиво показывали на нее пальцем.
– Вы та самая, да? – спросили они.
Кэтрин кивнула, не зная, как реагировать. Она быстро покатила тележку прочь.
– Благослови вас Господь, – сказала одна из женщин.
Кэтрин обернулась.
– И вас.
Кэтрин разрывалась между желанием держаться скромно, как велела Библия, и желанием восхвалять Бога, о чем также говорилось в Библии. Общение с людьми стало для нее испытанием. Все взгляды были прикованы к ней! Она и представить себе не могла, что одно интервью для телевидения способно было сделать ее такой заметной.
Она встала в очередь на кассу за толстым лысеющим мужчиной в футболке «Детройт Лайонс». Мужчина выложил продукты на ленту. Взглянул на Кэтрин, и его лицо переменилось.
– Я вас знаю, – сказал он.
Она выдавила из себя улыбку.
– Вы когда-то показывали нам дом. Мне и жене.
– Правда?
– Нам он был не по карману.
– Понятно.
– Сижу без работы.
– Сожалею.
– Такие вот дела.
Женщина за кассой наблюдала за обоими, пока пробивала продукты для мужчины: большую пачку чипсов, масло, две банки тунца и упаковку с шестью банками пива.
– Вам дают говорить с другими? – спросил мужчина.
– Простите?
– Когда звонят. Ну, духи с того света. Вы можете поговорить с кем-то еще, если захотите?
– Не поняла.
– Мой отец. Он умер в прошлом году. Я подумал…
Кэтрин закусила губу. Мужчина опустил глаза.
– Ладно, ничего.
Он протянул кассирше стопку однодолларовых купюр, взял пакет и вышел из магазина.
Три дня спустя
НОВОСТИ
9-й канал, Алпина
(Эми на фоне баптистской церкви «Жатва надежды».)
ЭМИ: В прошлом репортаже Nine Action News вы узнали, что все началось в этом маленьком городке, когда женщина по имени Кэтрин Йеллин рассказала прихожанам своей церкви об удивительном телефонном звонке – от ее сестры Дианы, которой не стало два года назад.
(Кэтрин и Эми крупным планом.)
КЭТРИН: Она звонила мне уже шесть раз.
ЭМИ: Шесть раз?
КЭТРИН: Да. И всегда по пятницам.
ЭМИ: Почему именно по пятницам?
КЭТРИН: Не знаю.
ЭМИ: Она объяснила вам, как это происходит?
КЭТРИН: Нет. Просто говорит, что любит меня. Рассказывает о том свете.
ЭМИ: Что она рассказывает?
КЭТРИН: Диана сказала, что всех, кого мы теряем здесь, мы вновь обретем там. Наша семья сейчас вместе. Она. Родители.
(Люди на лужайке перед домом Кэтрин.)
ЭМИ: После выхода репортажа Nine Action News десятки людей приезжают в Колдуотер, чтобы встретиться с Кэтрин. Они часами ждут разговора с ней.
(Кэтрин беседует с ними в кругу.)
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА: Я верю, что она была избрана Богом. Я тоже потеряла сестру.
ЭМИ: Вы надеетесь на подобное чудо?
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА: Да. (Она начинает плакать.) Я бы все отдала, лишь бы снова поговорить с сестрой.
(Эми стоит перед домом.)
ЭМИ: Отметим, что на данный момент нет подтверждений подлинности этих звонков. Но одно мы знаем точно.
(Она указывает на толпу.)
Многие верят, что чудеса действительно происходят.
(Она смотрит в камеру.)
Колдуотер, Эми Пенн, Nine Action News.
Пастор Уоррен надел шляпу и направился к выходу, быстро махнув говорившей по телефону миссис Пулт. Она опустила трубку и прошептала:
– Когда вы вернетесь? – но тут же отвлеклась на звонок с другой линии: – «Жатва надежды»… Да. Подождите минутку, пожалуйста.
Уоррен вышел, качая головой. Многие годы телефон в их церкви мог молчать целое утро. Теперь бедной миссис Пулт едва хватало времени отлучиться в туалет. Им звонили со всей страны. Люди спрашивали, не пользовались ли какими-то специальными молитвенниками их прихожане, а особенно те, кто был благословлен услышать голоса свыше.
Уоррен поковылял вниз по улице, наклоняясь навстречу хлесткому осеннему ветру. На парковке у церкви он заметил три автомобиля, через стекла смотрели незнакомые лица. Колдуотер не то место, где приезжие могут остаться незамеченными. Семьи жили здесь целыми поколениями. Дома и бизнес передавались от отцов к детям. Старожилов хоронили на местном кладбище, появившемся еще в начале 1900-х. Некоторые из надгробий были очень древними и выцвели, так что надписи на них уже было невозможно прочесть.
Уоррен вспоминал времена, когда он знал каждого прихожанина в городе, был достаточно силен, чтобы ходить к ним в гости, и то тут, то там слышал с чьего-нибудь крыльца: «Доброе утро, пастор!» Обыденность всегда успокаивала его, как тихое мерное гудение. Но в последнее время это гудение превратилось в скрежет. Он был встревожен – и не только незнакомыми автомобилями на парковке или журналисткой в его церкви.
Впервые в жизни Уоррен чувствовал, что в нем веры меньше, чем в окружающих его людях.
– Пастор, прошу, садитесь.
Мэр Джефф Джекоби указал на стул. Уоррен сел. Кабинет мэра располагался всего в двух кварталах от церкви, за зданием Первого государственного банка. Еще Джефф был директором банка.
– Удивительные времена, правда, пастор?
– Мм? – спросил Уоррен.
– Я про вашу церковь. Два новостных сюжета! Когда в Колдуотере последний раз такое было?
– Угу.
– Я знаю Кэтрин по ипотечному бизнесу. Она очень тяжело переживала смерть сестры. Вот так вернуть ее к прежней жизни… Ого.
– Считаете, она помогла ей вернуться к жизни?
Джефф усмехнулся.
– Эй! Это же вы знаток.
Уоррен внимательно посмотрел в лицо мэру, на его густые брови, нос картошкой, улыбку, моментально вспыхивающую на его лице и обнажающую зубы с коронками.
– Послушайте, пастор, нам много звонят. – Словно по сигналу, он проверил сообщения в смартфоне. – Ходят слухи, что звонят не только Кэтрин и тому мужику… Как там его зовут?
– Элайас.
– Да. Куда он делся?
– Не знаю.
– Ладно, так вот, я считаю, будет полезно собрать горожан в ратуше. Ну, знаете, только колдуотерцев. Ответить на вопросы. Решить, что дальше. Все-таки масштабы растут. Мне сказали, отель в Мосс Хилле забит под завязку.
Уоррен покачал головой. Отель забит? В октябре? Чего хотят все эти люди? Джефф что-то писал в телефоне. Уоррен бросил взгляд на обувь мужчины, мягкие кожаные туфли с идеально завязанными шнурками.
– Мне кажется, пастор, что собрание должны провести вы.
– Я?
– Все случилось в вашей церкви.
– Я к этому не причастен.
Джефф отложил смартфон. Он взял со стола ручку и дважды щелкнул ею.
– Я заметил, что вы не появляетесь в новостных сюжетах. Вы не общаетесь со СМИ?
– Кэтрин рассказывает достаточно.
Джефф усмехнулся.
– Пусть эта женщина выступает. И все-таки у нас должен быть план, пастор. Думаю, вы и сами видите, что горожанам тяжело. Это маленькое чудо может таить в себе реальные возможности.
– Возможности?
– Ну да. Может быть, привлечем туристов. А им нужно где-то питаться.
Уоррен сложил руки на коленях.
– Верите ли вы в это чудо, Джеффри?
– Ха! Вы меня спрашиваете?
Уоррен промолчал. Джеффри положил ручку. И снова сверкнул коронками.
– Ладно, давайте начистоту, пастор. Я понятия не имею, что там у Кэтрин происходит. Не знаю, правда это или выдумки. Но вы видели, сколько приехало людей? Я бизнесмен. И вот что могу сказать наверняка… – Он махнул в сторону окна. – Для бизнеса это хорошо.
Их последний разговор длился не больше минуты, но Тесс никак не могла его забыть.
– Ты испытываешь что-нибудь в раю, мама?
– Любовь.
– А что-нибудь еще?
– Это пустая трата времени, Тесс.
– Что?
– Все остальное.
– Не понимаю.
– Гнев, сожаление, переживания… Все исчезает, как только попадаешь сюда. Не теряй себя… внутри себя…
– Мам. Прости меня.
– За что?
– За все. Что спорила. Сомневалась в тебе.
– Тесс… За все это даруется прощение… А теперь, пожалуйста…
– Что?
– Прости себя.
– Ах, мама.
– Тесс.
– Я так по тебе скучаю.
Длинная пауза.
– Помнишь, как мы пекли печенье?
Разговор оборвался.
Тесс разрыдалась.
Именно благодаря печенью – и другим десертам – Тесс и Рут сблизились. Рут владела небольшим ресторанным бизнесом и, не имея возможности нанять дополнительный персонал, взяла себе в помощницы Тесс. Рут сама зарабатывала на жизнь с тех пор, как развелась с мужем Эдвином, когда Тесс было пять. Ни на секунду не задумавшись о попечении дочери, Эдвин сбежал в Айову, и его больше никогда не видели в Колдуотере. Горожане закатывали глаза и шептались: «Та еще история». Но в последующие годы, когда Тесс спрашивала Рут об отце, та всегда отвечала лишь: «Зачем говорить о неприятных вещах?» И через какое-то время Тесс перестала спрашивать.
Однако, как и большинство детей из неполных семей, Тесс сожалела об ушедшей стороне и ругалась с той, что осталась. В Колдуотере матери-одиночки были редкостью, и Тесс раздражало, что, куда бы она ни пошла, все спрашивали: «Как твоя мама?», как будто развод – это какая-то затяжная болезнь, при которой нужно регулярно обследоваться. Тесс часто чувствовала себя сиделкой, присматривающей за мамой в ее одиночестве. На свадьбах они с Рут молча раскладывали десерты в кухне, а когда снаружи играла музыка, поглядывали друг на друга, как подружки-тихони, оставшиеся без кавалеров. А поскольку почти все гости были со стороны либо одного, либо другого супруга, Рут и Тесс казались всем неотделимыми друг от друга: людям было спокойнее видеть, что миссис Рафферти