После долгих размышлений Аннапурна решила ни во что не вмешиваться.
Как невыносимо обидно бывает мальчику, когда старший отбирает у него сахарный тростник, не дав насладиться его соком! Точно так же чувствовал теперь себя Мохендро. Разве мог он равнодушно относиться к тому, что его молодая жена растрачивает себя на заботы по дому?
Придя как-то к Аннапурне, он сказал:
– Тетя, я не могу видеть, как мать изводит Ашу!
Аннапурна знала, что Раджлокхи совсем замучила Ашу, но все же попыталась успокоить Мохендро.
– Что ты, Мохин! – возразила она. – Научиться вести хозяйство необходимо. А то теперешние девушки только и знают, что романы читать да коврики вышивать. Настоящие белоручки. Разве это хорошо?
– Плохо это или хорошо, я не знаю, но современная девушка должна быть современной, – с жаром возразил Мохендро. – И я не вижу ничего смешного и обидного в том, что моя жена получит от чтения такое же удовольствие, как и я.
Услыхав голос сына в комнате Аннапурны, Раджлокхи бросила все дела, вошла к ним и ехидно спросила:
– Что случилось? О чем это вы все совещаетесь?
– Ни о чем, мама, – взволнованно ответил Мохендро. – Просто я не могу позволить, чтобы ты превращала Ашу в служанку.
Раджлокхи, подавив закипавшую ярость, проговорила медленно и язвительно:
– Так что же прикажешь с ней делать?
– Я сам займусь ею, буду обучать ее грамоте.
Ничего не ответив, Раджлокхи быстро вышла и через минуту вернулась, ведя за руку Ашу. Она поставила девушку перед Мохендро и сказала:
– Вот тебе твоя жена, можешь учить ее, чему хочешь.
Затем она повернулась к Аннапурне и, сложив руки, с преувеличенным смирением проговорила:
– Уж ты прости меня! Позабыла о знатности твоей племянницы – запачкала ее нежные ручки кухонной посудой. Уж пожалуйста, отмой ее, приодень и вручи Мохину. Пусть она усядется за книги, а служанкой в доме буду я.
С этими словами Раджлокхи ушла в свою комнату, хлопнув дверью. Аннапурна в отчаянии опустилась на пол.
Аша, не понимая причины этой внезапной домашней бури, побледнела от стыда и страха.
«Довольно! – сказал себе раздраженный Мохендро. – Пора мне самому позаботиться о жене».
Когда желание совпадает с чувством долга, результат получается тот же, что от встречи ветра с огнем. Занятия, экзамены, друзья больше не интересовали Мохендро. Он занялся образованием жены и забыл обо всем на свете.
Оскорбленная Раджлокхи говорила себе: «Если Мохендро раскается и с женой придет ко мне, я и не взгляну на них! Посмотрим, как он обойдется без матери!»
Но шли дни, а у ее дверей все не раздавались шаги раскаявшихся. Раджлокхи была уже готова простить их, если они придут. Но они не шли. Тогда Раджлокхи решила сама пойти к молодым. Какая мать может долго сердиться на сына!
На крыше третьего этажа, в углу, была небольшая комнатка, где Мохендро спал и занимался. Последние несколько дней Раджлокхи не чистила ему одежду, не убирала кровать, не вытирала пыль. И оттого, что она пренебрегла привычными материнскими заботами, сердце ее болело, на душе лежал камень. Как-то после полудня она подумала: «Пока Мохендро на занятиях, пойду-ка уберу его комнату. Вернется – сразу узнает руку матери». Она поднялась по лестнице. Дверь в комнату Мохендро была приоткрыта. Раджлокхи вздрогнула и остановилась, будто ее укололи. На постели лежал Мохендро, спиной к двери сидела Аша и тихонько гладила ноги спящего мужа.
Увидев в ярком свете полуденного солнца эту картину супружеского счастья, Раджлокхи вся сжалась от стыда и горькой обиды и неслышно сошла вниз.
Глава пятая
В засуху нива сохнет и желтеет, но прольется дождь – она не медлит ни секунды, поднимается, позабыв долгий голод, отбрасывает уныние, беззаботно и бесстрашно заявляет свои права на все огромное пространство поля. Так случилось и с Ашей. От тех, с кем ее связывали узы родства, она никогда не смела ждать родственной любви. Теперь же, когда, попав в чужую семью, она вдруг стала любимой и обрела неоспоримые права, когда муж сам увенчал ее, бездомную сироту, короной Лакшми, Аша не замедлила принять как должное свое высокое положение. Отбросив подобающую молодой жене скромность, она сразу заняла место рядом с мужем, сияя гордостью любимой жены. Раджлокхи видела, что чужая девушка сидит около ее Мохина с таким независимым видом, словно была здесь всегда. С невыносимой обидой ушла Раджлокхи и, не помня себя от возмущения, бросилась в комнату Аннапурны.
– Иди взгляни, какие манеры принесла твоя госпожа из своего благородного дома! – крикнула она. – Если бы наши мужья были живы…
– Диди, сама учи свою невестку, – горестно возразила Аннапурна, – сама ее наказывай. К чему ты мне рассказываешь об этом?
Голос Раджлокхи звенел, как натянутая и готовая лопнуть струна:
– Вот как! Моя невестка?! Имея такую советчицу, как ты, она разве станет меня слушаться!
Тогда Аннапурна, нарочно громко ступая, чтобы разбудить молодых, поднялась в комнату Мохендро.
– Что же ты меня позоришь, негодница? – крикнула она Аше. – Ни стыда ни совести нет! О времени позабыла, все хозяйство на старуху-свекровь взвалила, а сама здесь отдыхаешь? Несчастная, зачем только я тебя в этот дом привела! – Слезы бежали из глаз Аннапурны.
Девушка молча стояла перед ней, опустив голову, и теребила край сари. Не выдержав, она тоже заплакала.
– Ты зря бранишь ее, тетя, – вступился Мохендро. – Ведь это я удерживаю здесь Ашу.
– А ты разве хорошо поступаешь? Она девочка, сирота, матери не привелось воспитать ее, откуда ей знать, что можно, чего нельзя. Чему же ты ее учишь?!
– Вот посмотри, я купил ей грифельную доску, тетради, книги. Я буду заниматься ее образованием, как бы меня ни осуждали за это и чужие, и свои.
– Не целый день же ей учиться. Достаточно, если вы будете заниматься по полчаса каждый вечер.
– Это не так просто, тетя. На ученье нужно много времени.
Расстроенная Аннапурна направилась к себе. Аша хотела было последовать за ней. Но Мохин встал и загородил дверь, не обращая внимания на робкую мольбу в нежных, влажных от слез глазах жены.
– Мы проспали, любимая моя, – сказал он, – теперь надо наверстать упущенное время.
Какой-нибудь серьезный, не слишком догадливый читатель может принять слова Мохендро на веру. К его сведению, дело обстояло не совсем так: ни один школьный инспектор не одобрил бы систему, по которой Мохендро занимался с Ашей.
Аша всецело доверилась мужу. Учение давалось ей нелегко. Но раз муж приказывает, значит нужно. Поэтому Аша сосредоточивалась, затем с серьезным видом усаживалась на край тахты и, уткнувшись с головой в учебник, принималась что-то заучивать.
В другом конце комнатки, разложив на маленьком столе книги по медицине, сидел в кресле сам «господин учитель». Он то и дело поглядывал на «ученицу», чтобы проверить ее внимательность. Проходило немного времени, и Мохендро неожиданно захлопывал книгу:
– Чуни, пойди сюда.
Испуганная Аша поднимала голову.
– Принеси-ка мне книгу, – говорил он, – посмотрим, сколько ты прочла.
Аша пугалась, думая, что Мохендро сейчас начнет ее спрашивать, а она еще совсем не была готова держать подобный экзамен. Ее рассеянный ум никак не желал поддаваться очарованию «Чарупатха». И как ни старалась она пополнить свои знания, касающиеся построек термитов, буквы расползались у нее перед глазами, как цепочки черных муравьев.
Услышав, что «учитель» зовет ее, Аша робко брала книги и с виноватым видом подходила к его креслу.
Мохендро одной рукой обнимал ее за талию, другой брал книгу и говорил:
– Сейчас посмотрим, сколько ты прочла.
Аша указывала строчку, на которой остановилась.
– Ого! Так много? – удивленно говорил Мохендро. – А я – только вот это. – И он показывал на заголовок какой-нибудь главы в учебнике.
– Что же ты делал все это время? – спрашивала Аша, широко раскрыв глаза от удивления.
– Думал об одном человеке, – отвечал Мохендро, беря Ашу за подбородок, – а этот самый человек забыл обо всем на свете, читая увлекательный рассказ о термитах.
Аша могла бы достойно ответить на такое необоснованное обвинение, но, увы, стыд мешал ей, и она молча должна была мириться с несправедливым поражением в поединке любви. Теперь вы можете себе представить, насколько методы преподавания Мохендро были чужды как государственным, так и частным школам.
Случалось иногда, что Мохендро не бывало дома. Пользуясь этим, Аша пыталась настроиться на серьезный лад. Но тут откуда ни возьмись являлся муж и, прикрыв ей глаза руками, отбирал книгу.
– Жестокая, – говорил он, – стоит мне уйти, как ты тотчас же забываешь обо мне.
– Неужели ты хочешь, чтобы я осталась неученой? – как-то сказала ему Аша.
– Но ведь и мои занятия из-за тебя почти совсем не подвигаются, – заметил Мохендро.
Эти слова неожиданно больно задели Ашу.
– Разве я мешаю тебе? – огорчилась она и хотела уйти.
Но Мохендро схватил ее за руку.
– Что ты понимаешь! – воскликнул он. – Тебе легче заниматься, когда меня нет, а мне – наоборот, без тебя еще труднее.
Серьезное обвинение! Естественно, что вслед за этим следовали обильные, словно осенний ливень, слезы, но через мгновение они высыхали под лучами любви, оставляя лишь влажный блеск в глазах. Как могла неопытная ученица пробираться по дебрям знаний, когда главным препятствием к занятиям был сам учитель? Иногда Аше вспоминались гневные упреки тетки, и ей становилось не по себе; она ведь понимала, что учение – всего лишь предлог. При виде свекрови Аша каждый раз готова была умереть от стыда. Но Раджлокхи ей ничего не поручала, ни о чем не просила. А когда Аша все же являлась помогать и не знала, за что взяться, Раджлокхи говорила ей:
– Тебе нечего здесь делать! Иди к себе, а то твоя наука пострадает!
Наконец и Аннапурна сказала Аше:
– Теперь я вижу, как ты учишься, но неужели ты и Мохину не дашь заниматься?