И тогда Аша приняла решение.
– Ты совсем не готовишься к экзаменам, – сказала она мужу, – поэтому я сегодня же перехожу в комнату к тете.
Легко ли в таком возрасте дать столь суровый обет?! Отправиться в добровольное изгнание из супружеской спальни в теткину комнату!
Едва с уст Аши сорвалось это суровое обещание, как в уголках ее глаз заблестели слезинки, нижняя губа задрожала и голос дрогнул.
– Хорошо, ступай туда, – улыбнулся Мохендро, – но тогда тете Аннапурне придется перейти в нашу комнату.
Услышав шутку в ответ на свое серьезное и такое великодушное предложение, Аша рассердилась. Мохендро предложил другой выход:
– Будет гораздо лучше, если ты сама станешь следить за мной днем и ночью, увидишь, как я все вызубрю.
Так и решили. Я думаю, излишне подробно рассказывать о том, как проходили эти занятия. Достаточно сказать, что в тот год Мохендро провалился на экзаменах, а Аша, несмотря на обстоятельные разъяснения «Чарупатха», оставалась в полном неведении относительно простейших геометрических фигур.
Правда, этот своеобразный процесс обучения не обходился без осложнений. Время от времени являлся Бихари и поднимал страшный шум. Своими криками: «Мохин! Мохин!» – он будоражил весь квартал. Каждый раз он пытался вытащить Мохендро из спальни, без устали отчитывал друга за то, что тот запустил занятия.
– Ботхан, – говорил он Аше, – нельзя глотать пищу, не разжевывая, живот заболит. Потом будете искать лекарство.
– Не слушай его, Чуни, – смеялся Мохендро, – он просто завидует нашему счастью.
– А ты умей наслаждаться своим счастьем так, чтобы не раздражать других, – замечал Бихари.
– Люблю, когда мне завидуют, – не унимался Мохендро, – а ведь еще немного, Чуни, и я, осел, отдал бы тебя Бихари!
– Замолчи! – смущался Бихари.
Аша испытывала к юноше неприязнь, может, отчасти потому, что когда-то ее прочили за него. Бихари чувствовал это, а Мохендро лишь посмеивался.
Раджлокхи часто жаловалась Бихари на сына.
– Пока гусеница в коконе, за нее можно не беспокоиться, ма, – говорил он обычно в таких случаях, – но когда она становится бабочкой и, разорвав кокон, взлетает в воздух, трудно удержать ее. Кто знал, что Мохин так быстро вырвется из-под вашей опеки!
Когда стало известно, что Мохендро провалился на экзаменах, Раджлокхи разразилась гневом, вспыхнув, как внезапный летний пожар. И от пламени ее гнева больше всех пострадала Аннапурна. Бедная женщина лишилась сна и аппетита.
Глава шестая
Однажды в свежий, шелестящий дождем вечер Мохендро, радостный, в новом надушенном чадоре, с гирляндой жасмина на шее вошел в спальню. Он хотел напугать Ашу своим неожиданным появлением и старался ступать неслышно. Но, заглянув в комнату, он увидел, что окно распахнуто, сильный ветер с брызгами дождя, ворвавшись внутрь, погасил лампу, а жена лежит на тахте и плачет.
– Что случилось? – воскликнул Мохендро, бросаясь к Аше.
Аша зарыдала еще сильнее. Он не сразу добился от нее, в чем дело. Оказывается, Аннапурна не вытерпела и уехала к своему двоюродному брату. «Уехала! – с досадой подумал Мохендро. – Такой хороший вечер испортила».
Весь его гнев обратился на мать. Она одна – причина всех неурядиц!
– Где тетя, там будем и мы! Посмотрим, с кем тогда ма станет ссориться! – сказал он Аше и стал с шумом укладывать вещи и звать носильщиков.
Раджлокхи все поняла. Медленно подойдя к сыну, она спокойно спросила:
– Куда это ты собираешься?
Сначала Мохендро ничего не ответил и только когда мать повторила вопрос, сказал:
– Мы уезжаем к тете.
– Вам незачем ехать, – так же спокойно ответила Раджлокхи, – я сама съезжу к тетке и верну ее домой.
Она тут же отправилась к Аннапурне.
– Сжалься надо мной, прости меня, сестрица, – сказала она и умоляюще сложила руки.
Растерянная Аннапурна склонилась перед ней в глубоком поклоне и горестно воскликнула:
– Зачем ты обижаешь меня, диди! Как ты скажешь, так я и сделаю!
– Мохендро с женой собираются покинуть меня, потому что ты уехала. – Раджлокхи не выдержала и разрыдалась от гнева, унижения и обиды.
Женщины возвратились домой. Дождь все еще продолжался. К тому времени, когда Аннапурна вернулась, Аша уже перестала плакать и Мохендро даже пытался развеселить ее. У него появилась надежда, что вечер этот все же не будет испорчен до конца.
Вдруг в комнату вошла Аннапурна.
– Чуни, – обратилась она к Аше, – дома ты мне жить не даешь, хочу уехать – за мной тянешься. Скажи, неужели мне нигде так и не будет покоя?
Аша вздрогнула, как раненая лань.
– Послушай, тетя! – вспылил Мохендро. – Что тебе сделала Аша?
– Я уехала потому, что не могу больше видеть такую распущенную жену! Зачем ты довела до слез свою свекровь? Зачем заставила меня возвращаться в этот дом?
«Как нарушают поэзию жизни все эти тетки и матери», – подумал Мохендро.
На следующий день Раджлокхи позвала Бихари и сказала:
– Сынок, уговори Мохендро отпустить меня на родину, я так давно не была у себя в Барашате.
– Если долго не были, может, лучше совсем не ездить? – заметил Бихари. – Я передам Мохендро. Только едва ли он согласится отпустить вас.
Но Мохендро согласился.
– Интересно ведь взглянуть на места, в которых родился, – сказал он Бихари. – Только пусть долго не остается в деревне – сейчас сезон дождей и там, должно быть, прескверно.
Увидев, как легко Мохендро отпускает мать, Бихари рассердился.
– Твоя мать собирается ехать совсем одна! – воскликнул он. – Кто поможет ей, кто за ней присмотрит? Отпусти с ней жену.
Уязвленный этим скрытым упреком, Мохендро коротко ответил:
– Аша останется со мной.
На этом разговор окончился.
Так каждый раз Бихари невольно восстанавливал против себя Ашу. Но мысль, что она сердится на него, доставляла ему какую-то горькую радость.
Раджлокхи отнюдь не горела желанием посетить родные места. Но как лодочник, который то и дело бросает лот, когда мелеет река, выясняя, где глубже, так и Раджлокхи, с тех пор как отношения в семье изменились, неустанно промеряла глубину сыновней привязанности. Она никак не ожидала, что сын так легко и быстро согласится на ее отъезд.
«Да, – думала Раджлокхи, – какая разница между отъездом Аннапурны и моим! Еще бы, Аннапурна – добрая волшебница, а я всего лишь мать. Да, лучше уж мне уехать».
Аннапурна угадала горькие мысли Раджлокхи и заявила Мохендро, что тоже покидает этот дом.
– Послушай, ма, – сказал тогда Мохендро, – ты уезжаешь, тетя – тоже, кто же будет вести хозяйство?
На какое-то мгновение Раджлокхи перестала сдерживать себя.
– Как, ты собираешься уехать? – заметила она злорадно. – Но это невозможно! Кто же будет следить за домом? Придется тебе остаться!
Раджлокхи не стала больше откладывать свой отъезд. Назавтра в полдень она собралась в дорогу. Ни Бихари, ни кто другой не сомневался, что Мохендро сам проводит ее до деревни. Но вместо этого он приказал сопровождать ее двум слугам.
– Мохин, ты еще не готов? – окликнул его Бихари, когда подошло время отъезда.
– У меня дела, я должен заниматься, – смущенно пробормотал Мохендро.
– Хорошо, я сам провожу мать, – сказал Бихари.
Мохендро был очень раздосадован.
– Слишком уж много берет на себя Бихари, – сказал он вечером Аше. – Все хочет показать, что беспокоится о матери больше, чем я.
Аннапурне пришлось остаться, но от досады и стыда она окончательно замкнулась в себе. Заметив враждебность тетки, Мохендро рассердился. Обиделась и Аша.
Глава седьмая
Раджлокхи приехала в Барашат. Сначала думали, что Бихари проводит ее в деревню и сразу же вернется, но обстоятельства сложились так, что ему пришлось остаться. В доме Раджлокхи теперь жили только две дряхлые вдовы. Со всех сторон к дому подступали джунгли и заросли бамбука, пруд затянулся зеленой ряской. Среди бела дня совсем рядом раздавался вой шакалов, и сердце Раджлокхи сжималось от страха.
– Конечно, – говорил Бихари, – это твой родной край, но про него уж никак не скажешь «прекрасней рая». Возвратимся в Калькутту, ма, не могу я оставить тебя здесь одну!
Раджлокхи действительно было не по себе, но в это время пришла Бинодини и стала успокаивать ее.
Это была та самая Бинодини, которую собирались выдать замуж сначала за Мохендро, а потом за Бихари. Наконец по воле судьбы она была выдана замуж за человека из своей деревни. Единственной особенностью этого человека была его сильно увеличенная печень. Ее непомерной тяжести бедняга не вынес и вскоре скончался.
После смерти мужа Бинодини, словно одинокий вьюнок среди джунглей, вела монотонную жизнь в унылой деревушке. И вот теперь она пришла к своей дальней родственнице, тетушке Раджлокхи. С глубоким почтением Бинодини склонилась перед ней. С этого дня она посвятила себя заботам о Раджлокхи.
И какими неустанными были эти заботы! Она не знала ни минуты покоя. А как превосходно Бинодини все делала, как замечательно готовила, умела занять разговором!
– Уже поздно, милая, – говорила Раджлокхи, – пойди поешь хоть немного.
Где там! Бинодини и не думала уходить и обмахивала веером старую женщину до тех пор, пока та не засыпала.
– Так и заболеть недолго, – говорила ей Раджлокхи.
Но Бинодини не думала о себе.
– Такие, как мы, не болеют, тетя, – отвечала она. – А ты столько времени не была у себя на родине! Чем я порадую тебя, чем услужу, как не своим вниманием!
За два дня Бихари успел стать первым человеком в деревне. Кто приходил к нему за лекарством, кто посоветоваться о судебном деле; одни надоедали ему просьбами об устройстве сына в какую-нибудь контору посолиднее, другие просили составить жалобу. Всегда веселый и сердечный, он с одинаковым удовольствием бывал и в кругу почтенных любителей карточных игр, и в шумной компании, где предпочитали пан и тари. Бихари уважали и относились к нему как к своему. Бинодини старалась, как могла, скрасить городскому юноше жизнь в непривычной для него обстановке. Возвращаясь с прогулки, Бихари всякий раз находил свою комнату чисто убранной: кто-то ставил цветы и листья в медный кувшин, а около постели оставлял стопку книг Бонкима и Динобондху Миттро. На внутренней стороне обложки женским четким почерком было написано имя Бинодини. Такое внимание отличалось от обычного деревенского гостеприимства.