Все это произвело бы на меня большее впечатление, если бы не мое бессовестное подозрение, что ткани, о которых говорил мой дядя и которые он даже поглаживал жестом владельца как редкие и ценные, – что на самом деле они, скорее всего, были куплены на распродаже как невостребованные и даже более бросовые, чем я, неопытный неофит, мог предположить, – иными словами, едва ли они заслуживали восторженных эпитетов и хвалебных отзывов, которых были удостоены, тогда как я не решался отметить вслух тот факт, что мой взгляд не раз останавливался на других бирках, которые вместо дядиного кода были грубо промаркированы такими красными пометками, как «Ассортимент банкротства», «Распродажа», «Разрозненный опт» и, наконец, ужасно компрометирующим ярлыком, на котором было нацарапано синим карандашом: «Скинул 50 % со жмота С.».
По завершении нашего обхода Лео подошел к последнему столу:
– Понимаешь, Лоуренс, в обычной ситуации я бы рассчитывал на плату за обучение ученика. И на довольно приличную. Но родная кровь дороже денег. Мы тебя освобождаем от платы. У тебя будет стол и кров, и, сверх того, я буду давать тебе шесть пенсов в неделю на карманные расходы.
Мама говорила, что дядя обещал мне заработную плату, но эта показалась мне очень маленькой. Тем не менее я выдавил из себя:
– Спасибо, дядя Лео.
Возможно, он услышал нотки разочарования в моем голосе, потому что торопливо продолжил:
– Более того, если тебе что-то нужно, а я думаю, тебе нужен костюм… – он сделал серьезную паузу перед щедрым жестом, – то ты его получишь. – Я посмотрел на дядю с благодарностью. Мне, несомненно, нужен был костюм. За последние несколько месяцев я так вырос из своей нынешней одежды, что брюки не доставали до лодыжек, а рукава куртки не закрывали запястья. Но прежде чем я смог поблагодарить дядю, он продолжил: – Вот замечательная штука.
Ткань, рулон которой он профессиональным швырком безжалостно развернул передо мной, была в яркую пеструю клетку цвета перца с солью и, по моему мнению, скорее подошла бы джентльменам с явно выраженными спортивными вкусами.
– Она не слишком кричащая, дядя?
– Кричащая! – Он опроверг эту идею. – Это классика, Лоуренс, и единственный такой кусок у меня. К тому же материи нет сносу. На всю жизнь хватит. Я попрошу Шапиро, чтобы он снял с тебя сегодня мерку.
Я был абсолютно побежден, хотя едва ли понимал, чем именно – то ли его щедростью, то ли расцветкой ткани. Пока я молчал, он вытащил из своего жилетного кармана большие серебряные часы и задумчиво проконсультировался с ними, что, как я вскоре обнаружил, было обычной прелюдией к его внезапному и таинственному исчезновению.
– Мне нужно идти, – сказал он. – Если кто-нибудь придет, позови миссис Тобин или просто скажи, что я скоро вернусь. А пока я дам тебе работу, чтобы ты не сидел сложа руки. Пошли в офис.
Он открыл не замеченную мной раньше дверь, и я последовал за ним в маленькую комнату с простым письменным столом, одним стулом и большим зеленым сейфом. Голые доски пола были завалены упаковками и картонными коробками, некоторые были открыты, являя моему взору разнообразный ассортимент жестянок, бутылок и банок с привлекательными этикетками. Порывшись в бумагах на столе, он нашел журнал под названием «Бюллетень здоровой пищи» и, полистав, указал на несколько рекламных объявлений, отмеченных крестиком.
– Надеюсь, у тебя хороший почерк?
Получив мои заверения в этом, он дал мне точные, хотя и поразившие меня инструкции. Таким образом, пять минут спустя после его уходя я уже сидел за письменным столом, с ручкой в руке, строча письмо, первое из серии, которое гласило:
Мистер Лео Кэрролл шлет свои приветствия продуктовой компании «Оушн Сивид»[93]и просит отправить в его офис по вышеуказанному адресу бесплатные образцы продукта Sargossa, отмеченные в «Бюллетене здоровой пищи», для личного пользования и возможных будущих коммерческих заказов.
Когда я закончил письма, адресованные компаниям, занимающимся патентованными продуктами питания, был почти полдень, а клиенты пока не появились. Я прошел через склад и открыл входную дверь, чтобы убедиться, что снаружи еще не выстроилась очередь. Ее и не было. Затем, повернувшись, я увидел, что на двери прикноплено написанное от руки объявление: «Заходите еще. Буду в два часа. Лео».
От осознания того, что дядя не очень-то на меня полагается, настроение мое упало. Я вернулся и посмотрел в одно из окон. Замаскированная грязноватыми фасадами строений, улица тем не менее представала во всей своей беспощадной наготе: дрянные магазинчики, паб, короткая цепочка тележек, принадлежащих мелким торговцам, а в дальнем конце – знакомые три медных шара вывески ростовщика. Я не мог понять, почему мой дядя поселился в таком месте и зачем ему такое огромное и ветхое здание, когда для бизнеса хватало лишь небольшой его части. Разве я мог догадаться в те далекие дни, что проницательный ум дяди предвидел времена, когда изменения в планировке города поднимут стоимость его недвижимости до заоблачных высот?
Внезапный смех за спиной вывел меня из состояния задумчивости и заставил повернуться.
– Ну и видок у тебя с этой дюймовой лентой через плечо!
Забыв, что я решил не любить миссис Тобин, я почувствовал внезапное облегчение, увидев ее.
– Думала, посмотрю, как ты тут поживаешь. Во всяком случае, пришло время обеда. – И она добавила: – Какой уж есть.
Она заперла наружную дверь, и мы поднялись наверх на кухню, где мне не пришлось долго догадываться, что мой обед будет состоять из большого горшка вареного картофеля и клина сыра данлоп[94]. Однако, до того как это было подано на стол, миссис Тобин поставила сковородку на плиту и с ловкостью фокусника, достав почти из ниоткуда, бросила на нее две толстые сосиски, которые сразу начали скворчать и испускать такой соблазнительный аромат, что у меня слюнки потекли. Занимаясь сосисками, она продолжала наблюдать за мной с широкой, многообещающей улыбкой.
– Ваши, миссис Тобин? – спросил я.
– Мои, – согласилась она и, подняв сковородку с плиты, отправила вилкой одну сосиску на мою тарелку, а другую положила на свою.
– Они выглядят ужасно аппетитно, миссис Тобин.
– От Аннэкера, – лаконично ответила она.
Я был голоден. Несмотря на заверения дяди, от болтанки мои ребра торчать не перестали. Прошло несколько минут, прежде чем я добавил:
– И этот картофель замечательно рассыпчатый.
– Я знаю все картошкины секреты, как и большинство ирландцев. И не называй меня миссис Тобин, просто Энни.
– Мой дядя не приходит на обед? – спросил я с полным ртом, пережевывая горячую сосиску с пюре.
Она покачала головой:
– Во-первых, он ест не больше воробья. Во-вторых, кроме случаев, когда он возится здесь по вечерам со своими патентованными продуктами, он ходит в вегетарианский ресторан на Юнион-стрит.
– О господи… Он что, в самом деле вегетарианец, миссис Тобин, то есть Энни?
– Он и мясинки в рот не возьмет. Даже если на него будут падать с неба свиные отбивные, он выберет из них только жир, чтобы смазать свои туфли. Ко всему прочему, он не курит. А что касается спиртных напитков, и это самые странное, он никогда не пил в своей жизни. Лео чудной человек и загадочный. Он никогда не позволяет своей правой руке знать, что делает левая. Но ты скоро его узнаешь, – лукаво добавила она, – если уже не узнал.
– Мне кажется, – заинтересованно сказал я, желая продолжить эту тему, – что мой дядя не очень-то состоятельный.
Если бы я даже выдал самую остроумную шутку века, она бы не подействовала на миссис Тобин так, как эти слова. Она буквально покатилась от смеха. Наконец, придя в себя, она вытерла глаза и сказала:
– Почему ты так думаешь, дорогой?
– Ну, – начал я, покраснев от смущения, – дядя, похоже, здесь не очень-то хорошо живет. Я имею в виду, что еды недостаточно. И между прочим, этим утром никто не пришел в салон, чтобы купить ткань.
– Придут, дорогой, придут, – сказала она мягко. – Днем, когда он сам будет здесь. И даже если не придут, какая разница?
– Разница, миссис Тобин, Энни?
– Этот магазинчик всего лишь крупица интересов Лео. У него собственность по всему городу. Если бы ты, как я, ходил по сдаваемым им помещениям на Андерсон-Кросс и собирал арендную плату, то, к своему огорчению, ты бы узнал, сколько у него всего. И это еще не самое главное.
– А что самое главное, Энни? – ахнул я.
– Виски! – провозгласила она, наслаждаясь эффектом от этого всемогущего слова. – Беспошлинное виски. Бочки и бочки виски, все растаможенные, в которых он дозревает и дозревает и становится все дороже и дороже. Ты и об этом узнаешь, мой мальчик, когда у нас будет следующий бутылочный день.
Я ошеломленно посмотрел на нее – все мои представления о Лео объял туман изумления и неизвестности. Что я должен был подумать о собственном дяде, который столь возмутительно богат, но голодает сам и держит меня на гороховой болтанке? Я не осмеливался прояснить этот вопрос из страха дальнейших откровений.
Когда обед закончился и миссис Тобин отказалась от моего притворного предложения помочь ей вымыть посуду, я грустно спустился в магазин, чтобы быть там, когда вернется Лео.
Он появился ровно в два, – казалось, ему понравилось, что я нахожусь при исполнении своих обязанностей, он даже зашел так далеко, что в сдержанных выражениях поздравил меня с тем, как я подготовил письма. Затем он снял пиджак и надел жилет с черными рукавами из шерсти альпака, а затем, все еще в шляпе-котелке, которую он редко снимал даже дома, уединился в своем кабинете, где некоторое время занимался бухгалтерскими, в твердых переплетах книгами. Но они были возвращены обратно в сейф, когда начали прибывать его клиенты. Что поразило меня, так это количество бедных женщин, некоторые были укутаны в платки – верный признак обитателей трущоб. Они пришли за тем, что называлось «обрезками» и что, как я вскоре понял, означало оставшиеся куски материи, недостаточной длины для нормального шитья. Некоторые из женщин были явно жилицами моего дяди, потому что они называли его Лео, но, несмотря на панибратские упрашивания, обычно предваряемые восклицанием: «Ах, Лео, ради бога…», он оставался неизменно вежливым, просто указывая на одну из каталожных карточек с номерами, прикрепленных к демонстрационным столам, где было написано: