редатели народа, которые вступили с ними в союз, а Худжгарх их находит и убивает, выполняя волю Отца. Этим мы покажем, что не против Худжгарха, ветераны нас поддержат. Так мы склоним часть орды пойти на Лес. Кто не поверит, пойдет на Вангор, а самые алчные сунутся в империю. Нам повезло, что лесной эльфар споткнулся и сломал себе шею. Его видели многие, и мы покажем вождям его, пусть посмотрят. Многие станут опасаться, что их объявят пособниками врагов, и голоса вождей разделятся. — Он замолчал.
Хан обдумывал слова своего главного разведчика, поднял гайрат и стал пить, то же сделали и собеседники.
— Пусть будет так, — наконец высказал свою волю великий хан.
А к вечеру он занемог и слег.
Слух о болезни великого хана с быстротой молнии разлетелся по городу. Все обсуждали, что такое могло произойти с муразой столь внезапно. В ставку потянулись шаманы и маги-лекари, но прошел день, и состояние хана ухудшилось. Это мне напомнило болезнь Вироны, и я понял, что без ушастых здесь вряд ли обошлось. Значит, они не смогли полностью управиться с процессом мирного смешения хана с помощью вождей и пошли по довольно скользкому варианту. Достаточно найтись опытному магу-целителю, и он сразу поймет, что это порча. Потом не составит труда сложить один плюс один и определить, кому это выгодно. Но вот доживет ли хан до этого момента, сказать сложно, а новый хан может и забыть о разбирательстве. Перед ним встанут другие проблемы — похороны предшественника, Совет вождей и поход. До разбирательства ли тут.
Я переоделся в свой нехейский наряд, подпоясался мечом, повесил сумку и скрытно покинул постоялый двор. У холма вышел из «скрыта» и направился к караульным.
— Тебе чего надо, хуман? — крикнул издалека один из часовых. Видно было, что меры безопасности в ставке усилены, и это неспроста, значит, что-то знают или по крайней мере о чем-то догадываются. Я не думал, что меня, неизвестного хумана, вот так запросто пустят к хану, но я знал метод, как добиться своего.
— Я пришел лечить великого хана, — тоже издалека крикнул я и продолжал свой путь.
— Ступай отсюда, человек, тут без тебя лекарей хватает, — закричал он и пригрозил топором.
— А тебя что, поставили отбирать лекарей для муразы, тупая отрыжка лорха? Зови старшего и не решай за него.
Я продолжал как ни в чем не бывало приближаться к страже. А часовой от удивления раскрыл рот и молча смотрел, как я спокойно подхожу. Наконец он вышел из оторопи, в которую впал после мои слов, и перехватил поудобнее топор.
— Сейчас я тебя полечу, вернее, твою больную голову, — зарычал он.
Я усмехнулся и гаркнул, добавив власти в голос:
— Быстро за старшим, морда немытая! Жду полридки, — уже обычным голосом добавил я.
Но часовой ничего сделать не успел, он дернулся было бежать, но его остановил голос начальника караула:
— Что тут происходит?
Он выплыл из темноты на свет костра и недовольно уставился на часовых, следом посмотрел в мою сторону. Я подошел уже вплотную и сказал:
— Я пришел лечить хана, доложи по команде.
Тот замер так же, как и часовой, с открытым ртом, застыв от моей наглости в великом удивлении. Ибо выражение его клыкастой морды ничем другим описать было нельзя.
— А ты кто? — с трудом выдавил он из себя.
— Я маг и лекарь Ирридар тан Аббаи из рода Гремучих Змей, — представился я и в подтверждение своих слов показал тотем, висевший на груди.
Не понимавший, как такое может быть, орк растерянно проговорил:
— Там уже есть лекари и шаманы.
— И что, великий хан выздоровел? — Я в упор взирал на орка и ждал от него ответа, а тот смотрел на мой тотем и силился понять, каким образом он ко мне попал. Если тот, кто не принадлежал к роду, надевал его тотем, то его просто и незатейливо убивали. А тут сам хуман пришел к ним и хвалится тотемом.
— Откуда он у тебя? — спросил орк, понемногу приходя в себя и подозрительно на меня посматривая.
— Это я скажу не тебе. Иди доложи начальству, пусть позовут Быр Карама.
От моего требования у орков полезли глаза на лоб.
— Хуман, ты понимаешь, что ты просишь?
— Конечно, начальник, я зову своего сородича. — Я знал, что правая рука тоже из рода Гремучих Змей.
Упоминание Быр Карама в качестве моего сородича привело воинов в ярость, но я просто наложил на них оцепенение и прошел мимо. Поднялся на верх холма, никем не остановленный, и только потом снизу раздался яростный вопль: «Держи его!» — и вся троица бросилась за мной. На их шум выскочили другие воины и окружили меня.
— Стоять, хуман! — прозвучал приказ.
— Ну, стою, — спокойно ответил я. — Дальше что?
Мой вопрос ввел их в замешательство. Действительно, что дальше? Это явственно читалось на их лицах, да что там лицах — мордах. И снова сакраментальное: «Ты кто?»
Я оглянулся и показал на троицу, уже поднявшуюся к нам.
— У них спросите, они меня знают.
Взоры всех обратились к подошедшим.
— Это кто? — указал, видимо, еще один начальник на меня пальцем.
Те посмотрели на меня, и прежний начальник ответил так, как я и ожидал:
— Это лекарь и маг из рода Гремучих Змей, пришел лечить великого хана.
Он как-то странно моргал, чувствуя, что говорит что-то не то, а вот что — понять не мог. Что делать, простые кочевники — бесхитростные души. Он ответил точно то же, что я сказал ему, только, по-видимому, забыл мое человеческое имя.
— Услышал? — спросил я его и, не дожидаясь ответа, прикрикнул: — Веди меня к Быр Караму. — И приврал: — Он меня ждет.
Правая рука великого хана смотрел на меня волком, он молча буравил меня взглядом, пытаясь просверлить дырку, но у него это никак не получалось, и поэтому он злился еще больше. Я не стал ждать его вопроса «Ты кто?», а сразу перешел к делу:
— Быр Карам, все вопросы потом, сейчас надо спасать великого хана. Если еще промедлим, то уже будет поздно, все ваши шаманы-раманы ему не помогут. Давай веди! — надавил я.
Надо отдать должное этому орку, покатав желваками, он молча развернулся и пошел, меня под конвоем повели следом за ним.
На подушках лежал умирающий хан, бледный, лоб в испарине, дыхание прерывистое, сам без сознания. Вокруг него толпились шаманы и курили травы, держа в руках пучки: это они изгоняли злых духов. О чем-то спорили и, по-видимому, на больного махнули рукой. Типа, умрет, ну и хрен с ним. Так, по крайней мере, показалось мне.
— Так, неучи и шарлатаны, разошлись! — Я протаранил щуплых заправил народа кочевий, не обращая внимания на их возмущенные крики, и сел у изголовья больного. Посмотрел ауру — ну так и есть, порча, похищение жизни, она утекает куда-то медленно, но верно.
Я влил ему по капле свой эликсир, улучшенный с помощью магии крови, и хан пришел в себя. Тут же местные эскулапы загалдели наперебой, перекрикивая друг друга:
— Получилось! Мы изгнали злого духа! Отец орков благоволит к муразе.
— Убери этих недотеп, — обернулся я к Караму, — они мешают. Хану только полегчало, и его смерть просто отсрочилась. Мне работать надо в тишине.
Но вместо него заговорил другой шаман, стоявший до этого в сторонке и не участвовавший в ритуале изгнания духов.
— Братья, оставьте нас, — тихо, но твердо сказал он, и те послушались, скривились так, словно им снизу воткнули что-то острое или, по меньшей мере, прострелил радикулит, одарили меня презрительным взглядом и вышли.
— Ты не очень почтителен к старшим, — сказал как бы между прочим этот шаман. «Верховный, верно», — подумал я. А вслух сказал:
— А за что их почитать? За то, что они хотят сместить нынешнего хана и поставить на его место Барама Обака из племени чахоя, потому что весь интерес того состоит в том, чтобы курить побольше дурман-травы? За это, что ли?
В шатре, где и так стало тихо после ухода своры шаманов, установилась просто мертвая тишина. Но я не стал развивать эту тему и опять сказал:
— Не мешайте, я лечить буду.
Больной смотрел на меня широко открытыми глазами, а я вдруг ощутил себя доктором из поликлиники. Пальцами опустил нижнее веко хана на одном глазу, потом на другом, глубокомысленно проговорил: «Так-так», — нажал на живот и спросил:
— Болит?
Хан послушно ответил:
— Нет.
— А тут? — Я нажал с другой стороны живота.
— И тут не болит.
— Ясно, — сказал я.
Что там дальше доктор делает, я не знал и сказал, как говорили мне в детстве:
— Открой рот, покажи горло. — Заглянул в его пасть, продолжил: — Скажи «а-а».
— А-а, — протянул хан.
— Понятно.
Я был краток и сосредоточен. Ну, теперь можно ловить проклятие. Имея опыт исцеления Леней, я не стал пытаться ухватить черное пятно, расплывающееся по ауре, а широко развел щупальца малышей, создал замкнутый круг и стал медленно сжимать черноту, она убегала и сжималась, сжималась все плотнее, становилось чернее и меньше. Наконец собрав эту черноту в круг диаметром сантиметров пятнадцать, я остановился. Была у меня задумка, как справиться с проблемой усвоения этой гадости. После последнего поедания у меня выработалось стойкое неприятие такого способа удаления проклятий. Но у меня был свой всеядный симбионт. Но о нем я подумал, как говорится, опосля дела. После того как полечил орчанку.
— Лиан, — обратился я к усилителю своих возможностей, — не прячься, а давай помогай, тебе все равно, что жрать, я же больше не могу.
Симбионт показал озадаченный образ от такого неожиданного предложения и осторожно попробовал, откусив кусок.
— Ешь давай, не ерепенься, — сказал я, вспомнив поучения деда.
Симбионт сморщился и откусил еще кусок.
— Давай-давай, — подбодрил я его, — за малышей ложечку. Мы вон кишмишовку[14] пили, и ничего, здоровы.
Вот так, морщась, Лиан слопал всю кляксу. Я осмотрел ауру больного, ставшую снова золотой, вышел из магического зрения и строго посмотрел на хана. Тот испуганно сжался под моим взглядом, ожидая самого худшего.