Песнь тунгуса — страница 29 из 64

— Во-о! Ешшо огрызается, чудище кудлатый! Подождиии, допрыгашься!

— Закрепить якоря по-походному! — гаркал Андрей. — Чисто ли за кормой? Приготовить кранцы!

— Ах ты, напасть на нас! Погоди, самому будут кранты!

— Подать буксир! Отдать швартовы!

— Тьфу на тебя! — крикнула бабка и закрыла ворота.

— За кормой все чисто! — орал ей вослед Андрей. — Следовать в кильватер за буксиром! Крепить носовой шпринг! Крепить кормовой!.. Пошла… вить веревки в гальюне…

Мишка свернул на другую улицу. Андрей в шинели пошел куда-то своей дорогой.

11

Шагал Мишка дальше — к заливу и снова в сторону, вправо, вдоль моря, видя у моря завод, катера, трактор, бочки, груду дров, бревна, а вдалеке — двойную скалу Шаманку.

Мишке с Полинкой туда ходить не позволяли — к Шаманке, вообще со двора не отпускали. «Свалитесь в море, и унесут нерпы». Но однажды Матрена куда-то отлучилась, понос ее, что ли, пробрал, и Мишка с Полинкой пошли со двора, оказались за забором и побежали дальше, мимо кирпичного заводика с ямами из красной глины, воротами, приспособлениями для замеса глины, которые крутили лошади, а их водили мальчишки, мимо цистерн с соляркой, заправляться которой катера и лодки подходили прямо сюда, к берегу, к деревянному пирсу, мимо хлебопекарни, благоухающей свежим хлебом. Тропинка песчаная прямо на перешеек их и привела, а оттуда уже рукой подать до скалы. Но Полинка чего-то заупрямилась, страшно ей стало, хотя море спокойное было, даже ласковое, синело, лепетало тихонько что-то на камнях. Мишка тянул Полинку, та упиралась. Потом села на корточки, пописала. И уже после этого пошли они дальше. Да тут лошадь заржала, их много бродило около поселка, паслись вольно лошадки. И на Полинку снова страх напал. Тогда Мишка один дальше пошел, а Полинка заревела.

Что было дальше, Мишка смутно помнит. Как будто враз оказался среди каменных перьев и глядит сверху на все — как вот сейчас, зависнув над ровдугой с углем в руке.

Уголь эту скалу и выводит. Скала-птица. Вон она.

…Уж не та ли птица кыыран?

Увидел их какой-то мужик. Взял ручонки в свои теплые здоровенные шершавые ручищи, пахнущие рыбой, табаком, и повел к поселку. А оттуда уже растрепанная Матрена ковыляет, кричит, грозит кулаком, а другой рукой на палку опирается, ветер платок раздувает.

И сейчас Мишка вдруг подумал: а не этот ли Андрей и отвел их? Но лица его вспомнить не мог. И вообще не помнил дулбуна такого совсем.

Мишка шел и не мог найти этот дом. Дом, где он жил со своими родителями, застенчивой худенькой женщиной с фото и невысоким смуглым настороженным отцом, да еще с бабушкой Катэ… Она-то раньше в Усть-Баргузин свадьбу готовить уплыла на пароходе, потому и жива осталась. Потом они вдвоем с внуком в этом доме жили несколько месяцев, пока дядька Иннокентий с тетей Зоей не переехали на заповедный берег и не позвали их.

Где же мы с тобой жили, бабушка?

Раз Шаманка поблизости, то и дом где-то здесь должен быть…

И тут вдруг включилась какая-то особенно ясная память, как вот бывает в озере вода теплая — и вдруг ледяная от близкого родника. Ну, как будто такой родник и открылся. И Мишка смело пошел по улице мимо домов с дымящими трубами и лающими собаками, узнавая все со странным чувством горечи или не горечи, а какой-то диковинной радости… не поймешь. Чувство острой тоски. И ног уже не чуял под собой. Шагал быстро, ага. Прочел знакомое название улицы: «Кирпичная». Так и есть.

В этом доме с облупленными синими воротами и жил Кит.

А в этом большом, почерневшем — в одной половине Мишка, в другой — Полинка. И с другой стороны еще две семьи, их он уже не помнил.

Мишка остановился. Даже шапку захотелось снять, вспотела голова от волнения.

Постоял посмотрел в окна… И окна на него глядели, чисто-черные, как очи бабушки Катэ… Он повернул и зашагал обратно. Все, ага. Уже ему захотелось отсюда побыстрее сбежать. Нет здесь никого и ничего. Пустое. Люди, конечно, какие-то живут, а на той половине — Полинка с родителями. Но ни матери, ни отца, ни бабушки Катэ здесь нет. Это Мишка понял враз и окончательно. А раньше как будто сомневался…

За этим и приперся в такую даль-то? Кто знает. Вдруг пришло на ум, что этот дулбун Андрей назвал его хубунком. А бабушка и говорила, что родителей забрал к себе нерпичий царь и сами они нерпами обернулись. Передернул плечами.

Надо выбираться отсюда помаленьку.

На подходе к фотоателье он повстречал Кита в белой кроличьей шапке и цыганской, как все называли эти косматые искусственные изделия, черной искрящейся шубе. Сразу и не узнал его. Тот сам его окликнул.

— Ну, самое, чё-о? Видел Полинку?

— Не-а, — сказал Мишка.

— Так ты куда?

— За чемоданом, — сказал Мишка и вдруг понял, что он совершенно чужой здесь, нет никого у него на острове.

— А потом?

Мишка пожал плечами. Кит махнул рукой и позвал его с собой на обед, но Мишка отказался, он ведь только что поел.

— Это правильно, — сказал добродушно Кит, — переедать вредно. Но я тебя мамке показать хочу.

— Не-а, — отозвался Мишка, — зачем.

— Да ты дикий совсем, — сказал Кит. — Сматываешься уже?

— Ага.

— На чем? Куда? Снова на переправу? Договорился с кем?

— Не-а.

— Хо! Ну а кто тебя повезет-то?

Мишка этого не знал. Кит сказал, что ладно, сегодня уже поздно об этом думать, пока доедешь, потом ночью, считай, назад придется переть. И самолетов уже не будет.

— Еще увидимся!

И они разошлись. Мишка в нерешительности подходил к фотоателье. Куда он сегодня приткнется? Вот придумал себе мороку — добираться до заповедника через остров. Это его Славик сбил. Надо было, конечно, ехать кругом в Усть-Баргузин, а оттуда на самолете или уже по зимнику. Все просто и понятно. Ну, может, и не так просто, конечно. Но точно — разумнее, чем через остров. С острова только летом дальше можно попасть — морем. А зимой ледовая дорога только через пролив, через Ольхонские Ворота. Другие ледовые дороги — так, случайные, рыбацкие.

Мишка свернул к клубу. Сейчас, во время каникул, днем показывали детские фильмы и мультфильмы. Через полчаса начинался фильм «Новогодние приключения Маши и Вити», музыкальный фильм-сказка. Мишка помешкал, но решил потратить десять копеек и посидеть в тепле. Дожидаясь начала сеанса, курил в сторонке. Возле клуба собиралась детвора. Мишка уже хотел сдать билет, чтобы не торчать переростком среди этой мелюзги, но вдруг пришли две девушки, ну, девчонки, примерно его возраста или чуть постарше даже, светлая и темная. Мишка смотрел на темную. На ее смуглом лице глаза как-то так… всплескивались лебедями. Хотя и глаза были темные вроде. И брови. Ну, бывают и черные лебеди. Светлая девчонка что-то сказала подруге, и та взглянула на Мишку. Мишка слегка приосанился, расправил плечи.

Фильм был абсолютно детский. Герои — маленькие мальчик-очкарик и рыжая девочка с косичками, наверное первоклассники, слова еле выговаривали. Но публике все нравилось, малышне. Большинство этот фильм явно смотрели по десятому разу, и то и дело слышались возгласы, упреждающие слова или действия героев. «Ну вот, влип маленько», — думал Мишка. Ему-то смотреть этот фильм было скучно. А двум девчонкам нравилось. Мишка посматривал на них. Они смеялись, переговаривались, наклоняясь друг к другу. В фильме сюжет был такой: перед Новым годом исчезла Снегурочка, и Дед Мороз отправил выручать ее почему-то двоих детей. Они прошли через различные испытания, добрались до царства Кощея, побили его и, вызволив Снегурочку, вернулись. Кощей Мишке слегка напомнил — лицом, не статью, — Скуластого в лыжной шапочке. «Дай ему, Витька! По барабану!» — кричали ребятишки, когда мальчик Витя направил свою рогатину-магнит на Кощея и завалил его. Ведь Кощей был в панцире. Этот момент чем-то и Мишке понравился.

После окончания сеанса малышня побежала на улицу, на ходу мутузя другу друга и вопя. Мишка шел, чувствуя себя степенным взрослым человеком. Он снова прогулялся по поселку, озираясь в надежде увидеть тех двух девчонок, но они сразу куда-то пропали. Закурил с озабоченным видом. Вместо этих девочек ему повстречались женщины и мужчины в ярких куртках, диковинных штанах и разноцветных ботинках и шарфах. Мишка зорко всматривался в лица. Потом услышал и речи их — иностранные. «Ага, немцы», — понял он. А немцы вдруг обратили внимание на него и примолкли. Мишка зыркал в их сторону черными глазами, торопливо затягиваясь. Чего это они? Послышались реплики. Снова тишина. Мишка поспешил свернуть на другую улицу. Увидел магазин и заглянул в него. Продавщица была в пушистой нарядной розовой кофте, накрашенная, грудь над прилавком так и плыла кораблем с розовыми парусами. Позади, на полке стояла глиняная ваза с пышной кедровой веткой. Наверное, здесь готовились к визиту иноземцев. На Мишку она вначале взглянула с интересом, но тут же и поскучнела. Мишка поздоровался, посмотрел на полки. Обычные крупы, рыбные консервы, конская тушенка, карамельки, вермишель, маринованные зеленые помидоры в двухлитровых банках, папиросы «Беломорканал», «Север», сигареты без фильтра «Прима», болгарские сигареты и еще сигареты «Ленинград», пачки моршанской махорки, которую курить приятнее, чем болгарские «Опал» и «Родопи», «Интер», «Ту-134», как будто набитые какими-то обрезками бумаги и материи. Но все-таки купил он «Ту-134», пачку печенья «Шахматное», конфет ирисок, расплатился и, рассовывая все по карманам, вышел.

Он снова направился к Шаманке, приблизился к скале. Почему-то эта скала напоминала Мишке птицу. Говорили, что скала священная. Где же там живет Андрей в солдатской шинели?

Мишка увидел какой-то бревенчатый короб с железной трубой и догадался, что, наверное, это и есть обиталище дулбуна. Внезапно послышался мотоциклетный треск. Мишка оглянулся. Мимо пролетел человек в зимней милицейской шапке с опущенными ушами и в черном тулупе с погонами. Глянул на Мишку вопросительно, сбавил было скорость, но снова набрал обороты и полетел дальше, взвихряя песок и снег. Мишка остановился, наблюдая, как этот милиционер подрулил к бревенчатому коробу, соскочил с мотоцикла, не глуша его, и подошел к жилищу, открыл дверь. Вскоре на улице показался Андрей в шинели, он размахивал руками. Следом появился милиционер, откинул кожаный полог с коляски, видимо, требуя, чтобы Андрей туда сел. Но тот отказывался. И вдруг повернул и быстро пошел прочь — к морю. Милиционер двинулся было за ним, но Андрей неожиданно быстро побежал, много быстрее, чем бежал за мальчишками, дразнившими его, и совсем не хромая. Он выскочил на лед, ослепительно сиявший под лучами солнца, великого Байкальского Солнца. Фигурка в серой шинели стремительно удалялась прямиком в ледяной простор Малого моря. Милиционер вернулся к мотоциклу, оседлал его, начал разворачиваться, видимо, собираясь гнаться за Андреем. Но, кажется, ему помешала полоса надвига, топорщившегося вдоль песчаного берега ледяными перьями… или нарядная толпа туристов, уже запестревшая на дороге к Шаманке. Милиционер описал бешеный круг возле бревенчатого короба и, газуя, полетел дальше по берегу, прочь от Шаманки и туристов, быстро скрылся в леску. Андрей же в своей шинели топал в море, и казалось, что под ним чернеют чистые воды Байкала. Мишка даже протер глаза. Да, он знал, что так бывает, свежий лед выглядит как открытая вода. И все-таки вид уходящего человека в шинели был необычен, фантастичен. И немцы его уже тоже заметили. Послышались возгласы удивления. В руках замелькали фотоаппараты.