зда, укрытого крыльями, и Белогорлышам ничего не грозит.
Утром все сияет. Каждое Дерево, как Запредельное Гнездо Золотого Ока, сверкает и переливается. Все Птицы поют, поют громко, спеша перекричать друг друга, чтобы понравиться Золотому Оку и поблагодарить его за это тепло. И каждое Дерево дышит, струится благодарным ароматом. Громко начинает стучать Дятел. Стук крепко отдается от золотистых стволов. Душистые волны восходящих потоков бережно несут Золотоглазого и Черноголовку. Впервые они решили оставить гнездо и Белогорлышей. Гнездо высоко, и вряд ли им кто-то может навредить. Правда, Белогорлыши провожают родителей отчаянным писком. Но пора уже Орланам вылетать на промысел вдвоем. Птенцы быстро растут и требуют еды. Клювы их всегда разинуты. Глаза чернеют. Они быстро работают опушенными крылышками и орут. Им хочется есть и есть, опережая друг друга. Наверное, и во сне им являются Тухлые Рыбины, Куропатки, Утки, Бурундуки и Мыши.
Черноголовка тревожится и поначалу летит неохотно, отставая от Золотоглазого. Но понемногу полет захватывает ее. Да и писк Белогорлышей отдаляется, замирает позади. Крылья упруго купаются в Свете. Черноголовка не выдерживает и тихо кричит: «Ра-раоу-аа!» Золотоглазый помалкивает. Черноголовка машет сильнее и нагоняет Золотоглазого. Некоторое время они летят вровень. Но вдруг Золотоглазый ставит поперек направления полета крылья, вытягивая желтые лапы, как будто собираясь схватить добычу. И Черноголовка его обгоняет и резко оборачивается, чтобы стать такой «добычей». Они летят вверх, овевая друг друга крыльями, почти ударяются клювами и разлетаются. Это игра.
Но надо позаботиться и о пропитании. И они еще летят дальше в одном направлении, и внезапно Черноголовка срывается и несется вниз. Золотоглазый провожает ее взглядом, заложив вираж. Черноголовка падает на крону Кедра и взмывает, проклекотав. В ее когтях извивается Серая Белка. От ужаса она пускает вонючую струю погадыша на изумрудную крону. В это великое лучезарное Утро, как и всегда, кого-то настигает Смерть. Здесь, как и прежде, царят Смерть и Страх-погадыш. Но и Жизнь, упругая и благоуханная.
Черноголовка летит обратно к своим Белогорлышам. А Золотоглазый продолжает путь к Морю, горящему впереди так, словно оно все из золотых глаз.
Черноголовка видит издали своих Белогорлышей, беспомощных, черноглазых, с жалкими обрубками крыльев, головастых, одних в гнезде на Дереве, вздымающем свои ветви, как крылья. Они бестолково возятся, размахивают обрубками, клюют друг друга, пищат. И вдруг оба разом поворачивают головы в ее сторону, хотя Орлица летит молча. Но они уже ждут ее. Еще несколько взмахов, и они ее видят и поднимают ор над Рекой, бликующей в зелени, что-то всегда тихо поющей. Орлица бьет крыльями и, повиснув над гнездом, опускается, на миг выпускает Серую Белку — и та оказывается на краю гнезда и летит вниз, пригибает ветви, летит, бежит, падает. Черноголовка пикирует следом. Белка с окровавленными боками у корней, прыгает в сторону, взбегает на соседнее Дерево, оттуда прыгает на другое, и тут-то ее и перехватывает Черноголовка, на лету, под вопли Белогорлышей. Она так сжимает Серую Белку когтями, что у той изо рта бежит кровь, а из-под хвоста летят кровавые погадыши. Черноголовка снова на гнезде, свирепея, она ударяет клювом по голове Серую Белку и начинает рвать ее судорожное дергающееся тельце. Белогорлыши приветствуют Орлицу радостно-голодным криками и сами пытаются вцепиться в добычу. Орлица разрывает всю Белку и, бросив куски, улетает. На этот раз Белогорлыши провожают ее молча, они жадно пожирают беличьи потроха, мясо, выклевывают глаза-бусины.
Черноголовка снова настоящая охотница. Она горячо озирается, машет крыльями, смотрит вниз. И чуть было не срывается в броске, но вовремя останавливается. С этой добычей ей не справиться. По склону горы пробирается Росомаха, Рыжая Полоса. Черноголовка и узнает ее по этой яркой полоске на спине. Росомаха перебирает своими медвежьими лапами с большими когтями, взлезает на поваленный ствол среди камней, останавливается и вытягивает небольшую голову, нюхает. Что-то стало известно ей. Кто-то здесь еще появился… Но она не догадывается просто посмотреть вверх. Хотя эта Рыжая Полоса очень пронырлива и сметлива. С ней предпочитает не связываться даже Черный, молодой и могучий Медведь. У Рыжей Полосы сильные челюсти, острые зубы, неутомимые лапы. Она изворотлива и, если что, кружится, как рой пчел. Черноголовка однажды видела, как та расправилась с двумя Волками. Вернее, с одним: располосовала ему когтями брюхо, а второй просто убежал. Пытался за ним последовать и первый, да зацепился кишками за корягу, взвыл, захрипел… Тут его Рыжая Полоса и добила, сомкнув челюсти на загривке.
И вдруг Рыжая Полоса быстро вскинула голову с широкой крапчатой мордой, увидела Орлицу и ощерилась. Это ее известила Сестра Орлицы, подосланная, как обычно, Золотым Оком.
Посмотрев на ее белые клыки, Черноголовка полетела дальше. А Росомаха поворачивала голову, провожая ее светлыми глазами, которые не сулили никому ничего хорошего.
Золотоглазый поймал в Реке Рыбу и отнес ее Белогорлышам. В гнезде валялись клочья беличьей шерсти, кости. Так что Птенцы смогли съесть совсем немного кусков Рыбы. Оставив почти целую Рыбу в гнезде, Золотоглазый снова полетел на Реку. Пойманную Рыбу он съел сам, с хрустом ломая ее хребет и раздирая спину, брюшко. Чешуины летели во все стороны. Золотоглазый был голоден, и он еще раз спикировал в струи Реки и выхватил новую гибкую Рыбу.
Насытившись, он почистил клюв, а потом полетел в сторону Горы Двух Гнезд, чтобы еще раз посмотреть на Поперечноглазого.
6
— Смотри, какая птица! Орел?
— Где?
— Вон кружит!
— А… Это… орлан… Видишь, белый хвост?
— Да.
— Орлан-белохвост. Наверное, тот самый, которого я видел как-то прошлой осенью на Северном кордоне, ну, то есть не на самом кордоне, а в стороне, за речкой… Поехал на коне. Так, прокатиться вдоль Байкала. На склоне бросил седло под голову, лежал, курил, мечтал…
— О чем?
— О тебе.
— А честно?.. Я еще только собиралась из Ленинграда сюда.
— Ну… так… Да, о царстве пресвитера Иоанна. Я о нем тогда и подумал. Вдруг вспомнил.
— Что за царство?
— О, а вы не знаете, сударыня?
— По-твоему, я должна все знать?
— Питер — город тысячи библиотек.
— Тысячи?.. Хм… Откуда такая информация?
— Ну, может и больше даже.
— Вот уж не думала, что найду тут кучку чудаков-библиофилов. Этот печник с боярской бородой, гитарой, фламенко. Задохлик Прасолов с Достоевским. Как это его Катя полюбила? Она такая… ну, пышка. А он позеленелый весь. Еще этот… прощелыга курносый, пожарник…
— Пожарный.
— Что?
— В русском языке нет такого слова: пожарник, между прочим.
— Мерси!.. Здорово забраться в тьмутаракань и выслушивать поучения о правилах русского языка.
— У Петрова есть идея, что…
— Ты разведешь наконец костер?! Я хочу есть, ваше пресвитерианство!
— Подожди… Счас сделам. Только надо сперва на мачту забраться.
— Ох, еще на вышку полезешь?
— Скоро выходить на связь. Надо же сообщить обстановку.
— Ой, ну и сообщи: все ок!
— А если где-то дым? Нет, у меня есть совесть и честь пожарного. Ты, кстати, тоже числишься теперь пожарной. Мы — пожарная команда! И это звучит гордо. Тем более, если вспомнить о музыке.
— При чем тут музыка, дезертир?
— Да хватит тебе! Не называй меня так, я же просил тебя по-хорошему.
— А разве ты не дезертир? Ну, ну-ка, помысли!.. Кто же ты?
— Раньше лесников называли стражниками и в армию их не брали. Здесь была служба. Война с браконьерством.
— Но ты-то сейчас лесопожарный сторож. Сторож, а никакой не стражник.
— Это одно и то же.
— Ой, Олег, ну может хватит уже умничать? Разведи костер.
— Нет, я на службу. Где мой бинокль?
— Разведи костер, а потом иди.
— Ты посмотри, сколько времени!.. Все, я побежал!
— Дрыхнуть поменьше надо!
— …Как я могу сразу заснуть с тобой?.. Давай поцелуемся на прощание.
— Да пусти же! Дурак.
— Нет, а вдруг вышка завалится. Это ж целый пятиэтажный дом, посмотри. Башня из бревен. Почти Вавилонская. Налетит сарма. Или вон орлан за шиворот подцепит, как суслика… Все, пошел!
…
— Ээй!.. Там, внизу!.. Вижу дым!
— Чи-и-во-о?
— Дым!..
— Где?
— У тебя между ног!.. Эээ-хоо! О-о-о! Выйди уже на связь! И скажи, что все в норме! Яснооо!
— Да подожди ты… сейчас… Не буду же я бросать костер… Сейчас разгорится… и пойду. Ладно.
— И скажи им!
— Чи-и-воо?
— Скажи им, что Кристина научилась разводить костер! И я ее люблю! Ого-ооо! Ооо! Пожароопасный сезон наступил! Пожар у меня! Это — Кри-и-сти-и-нааа! Аааа! Ооо! Ух, ты!..
…
«Усадьба, Усадьба, я Гора, как слышите, прием. Усадьба, Усадьба… Усадьба! Слышу вас, слышу вас хорошо… Люба, привет! У нас все в порядке. Да. Да. Нет. Все… Что?.. Э-э… мм… А? Пожароопасная обстановка… Нет. Горизонты чисты. Тайга не горит. Не дымит. Нет. Дымимся только мы… Что нового?.. Все новое, по правде сказать. Прилетал орел. Ночью кто-то сопел… Нет, не он. Какой-то зверь. Ходит. Что? Следы? Нет следов. Земля твердая, утоптанная… Не различишь. Ручей? Еще нет. Нет! Говорю!.. Усадьба? Как… как слыш… Да? Что? Прием. Что? Ручей, говорю, не пересох. Зацвели лилии. На ручье. Очень красиво! Оранжевые, в крапинку. Как дела у вас? Что нового? Что слышно про Мальчакитова? Прием. Вас поняла, вас… Хорошо. До связи! Пока!»
…
— Ну поздравляю, мадемуазель Живерни, это настоящий таежный костер!
— О, да, нам нечего ждать милости от при… от пр-ри-рроды!
— Дай я перерублю.
— Уж спасибо, барин, сами управимся.
— Нет, правда, дай топор.
— Слушай же главную новость.
— Какую?
— Такую. Миша жив. Ему сделали операцию.
— Мальчакитову?!
— А кому же? Люба сказала. Им сообщили.
— Слава аллаху!