Песни русских бардовСерия 4
Кассета IV–IВладимир Высоцкий
Прошла пора вступлений и прелюдий…
Прошла пора вступлений и прелюдий,
Все хорошо, не вру, без дураков.
Меня к себе зовут большие люди,
Чтоб я им пел "Охоту на волков".
Быть может, запись слышал из окон,
А может быть с детьми ухи не сваришь,
Как знать, но приобрел магнитофон
Какой-нибудь ответственный товарищ.
И предаваясь утречной беседе
В кругу семьи, где свет торшера тускл,
Тихонько, чтоб не слышали соседи,
Он взял да и нажал на кнопку "пуск",
И там не разобрав последних слов -
Прескверный дубль достали на работе -
Услышал он "Охоту на волков"
И кое-что еще на обороте.
И все прослушав до последней ноты
И разозлясь, что слов последних нет,
Он поднял трубку, — Автора "Охоты"
Ко мне пришлите завтра в кабинет.
Я не хлебнул для храбрости винца
И, подавляя частую икоту,
С порога от начала до конца
Я проорал ту самую "Охоту".
Его просили дети безусловно,
Чтобы была улыбка на лице,
Но он меня прослушал благосклонно
И даже аплодировал в конце.
И об стакан бутылкою звеня,
Которую извлек из книжной полки,
Он выпалил, — Да это ж про меня,
Про нас про всех, какие к черту волки?
Ну все, теперь конечно что-то будет,
Уже три года в день по пять звонков -
Меня к себе зовут большие люди,
Чтоб я им пел "Охоту на волков".
Все года, и века, и эпохи подряд…
Все года, и века, и эпохи подряд
Все стремится к теплу от морозов и вьюг.
Почему ж эти птицы на север летят,
Если птицам положено только на юг.
Слава им не нужна и величие.
Вот под крыльями кончится лед —
И найдут они счастье птичие,
Как награду за тот перелет.
Что же нам не жилось, что же нам не спалось
Что нас выгнало в путь по высокой волне?
Нам сиянье пока наблюдать не пришлось,
Это редко бывает, сиянья в цене.
Тишина, только чайки как молнии,
Пустотой мы их кормим из рук,
Но наградою нам за безмолвие
Обязательно будет звук.
Как давно снятся нам только белые сны,
Все иные оттенки снега занесли.
Мы ослепли, темно от такой белизны,
Но прозреем от черной полоски земли.
Наше горло отпустит молчание,
Наша слабость растает как тень,
И наградой за ночи отчаянья
Будет вечный полярный день.
Север, воля, надежда, страна без границ,
Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья
Воронье нам не выклюет глаз из глазниц,
Потому что не водится здесь воронья.
Кто не верил в дурные пророчества,
В снег не лег ни на миг отдохнуть,
Тем наградою за одиночество
Должен встретиться кто-нибудь.
Весна еще в начале…
Весна еще в начале,
Еще не загуляли,
Но уж душа рвалася из груди.
И вдруг приходят двое
С конвоем, с конвоем,
— Оденься, говорят, и выходи.
Я так тогда просил у старшины,
— Не уводите меня из весны…
До мая пропотели,
Все расколоть хотели,
Но нате вам, темню я сорок дней.
И вдруг, как нож мне в спину,
Забрали Катерину,
И следователь стал меня главней.
Я понял, я понял, что тону,
Покажьте мне хоть в форточку весну.
И вот опять вагоны,
Перегоны, перегоны,
И стыки рельс отсчитывают путь,
А за окном зеленым
Березки и клены
Как будто говорят, — Не позабудь!
А с насыпи мне машут пацаны.
Зачем меня увозят из весны?
Спросил я Катю взглядом,
— Уходим? — Не надо.
— Нет, хватит, без весны я не могу.
И мне сказала Катя,
— Что ж, хватит, так хватит.
И в ту же ночь мы с ней ушли в тайгу.
Как ласково нас встретила она.
Так вот, так вот какая ты, весна…
А на вторые сутки
На след напали суки,
Как псы на след напали и нашли,
И завязали суки
И ноги и руки,
Как падаль, по грязи поволокли.
Я понял, мне не видеть больше сны,
Совсем меня убрали из весны.
Все позади — и КПЗ, и суд…
Все позади — и КПЗ, и суд,
И прокурор, и даже судьи с адвокатом.
Теперь я жду, теперь я жду, куда, куда меня пошлют,
Куда пошлют меня работать за бесплатно.
Мать моя давай рыдать, давай думать и гадать,
Куда, куда меня пошлют.
Мать моя давай рыдать, а мне ж ведь в общем наплевать,
Куда, куда меня пошлют.
До Воркуты идут посылки долго,
До Магадана несколько скорей.
Но там ведь все, но там ведь все такие падлы, суки, волки, раза/
Мне передач не видеть, как своих ушей.
Припев
И вот уж слышу я, за мной идут,
Открыли дверь и сонного подняли,
И вот сейчас, вот прям сейчас меня куда-то повезут,
А вот куда, опять паскуды не сказали.
Припев
И вот на месте мы — вокзал и брань,
Но слава Богу, хоть с махрой не остро,
И вот сказали нам, что нас везут туда, в тьму-таракань,
Куда-то там на Кольский полуостров.
Мать моя-опять рыдать, опять думать и гадать,
Куда, куда меня пошлют.
Мать моя, кончай рыдать, давай думать и гадать,
Когда меня обратно привезут.
Замок временем срыт и укутан, укрыт…
Замок временем срыт и укутан, укрыт
В нежный плед из зеленых побегов.
Но развяжет язык молчаливый гранит
И холодное прошлое заговорит
О походах, боях и победах.
Время подвиги эти не стерло,
Оторвать от него верхний пласт,
Или взять его крепче за горло —
И оно свои тайны отдаст.
Упадут сто замков и спадут сто оков,
И сойдут сто потов с целой груды веков,
И польются легенды из сотен стихов
Про турниры, осады, про вольных стрелков.
Ты к знакомым мелодиям ухо готовь
И гляди понимающим оком,
Потому что любовь — это вечно любовь,
Даже в будущем вашем далеком.
Звонко лопалась сталь под напором меча,
Тетива от натуги дымилась,
Смерть на копьях сидела, утробно урча,
В грязь валились враги, о пощаде крича,
Победившим сдаваясь на милость.
Но не все, оставаясь живыми,
Доброте сохраняли сердца,
Защитив свое доброе имя
От заведомой лжи подлеца.
Хорошо, если конь закусил удила
И рука на копье поудобней легла,
Хорошо, если знаешь, откуда стрела,
Хуже, если по-подлому, из-за угла.
Как у вас там с мерзавцами? Бьют? Поделом.
Ведьмы вас не пугают шабашем?
Но не правда ли, зло называется злом
Даже там, в светлом будущем вашем?
И во веки веков и во все времена
Трус, предатель всегда презираем,
Враг есть враг и война все равно есть война,
И темница тесна, и свобода одна,
И всегда на нее уповаем.
Время эти понятья не стерло,
Нужно только поднять верхний пласт, —
И дымящейся кровью из горла
Чувства вечные хлынут на нас.
Ныне, присно, во веки веков, старина,
И цена есть цена, и вина есть вина,
И всегда хорошо, если честь спасена,
Если другом надежно прикрыта спина.
Чистоту, простоту мы у древних берем,
Сзади сказки из прошлого тащим,
Потому что добро остается добром
В прошлом, будущем и настоящем.
Средь оплывших свечей и вечерних молитв…
Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф.
Детям вечно досаден их возраст и быт,
И дрались мы до ссадин, до смертных обид,
Но одежды латали нам матери в срок,
Мы же книги глотали, пьянея от строк.
Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фраз,
И кружил наши головы запах борьбы,
Со страниц пожелтевших стекая на нас,
И пытались постичь мы, не знавшие войн,
За воинственный клич принимавшие вой,
Тайну слова "приказ", назначенье границ,
Смысл атаки и лязг боевых колесниц.
А в кипящих кострах прежних воин и смут
Сколько пищи для маленьких наших мозгов.
Мы на роли предателей, трусов, иуд
В детских играх своих назначали врагов.
И злодея следам не давали остыть,
И прекраснейших дам обещали любить,
И, друзей успокоив и ближних любя,
Мы на роли героев вводили себя.
Только в грезы нельзя насовсем убежать,
Краткий миг у забав, столько боли вокруг,
Попытайся ладони у мертвых разжать
И оружье принять из натруженных рук.
Испытай, завладев еще теплым мечом
И доспехи надев, что по чем, что по чем,
Разберись, кто ты — трус или странник судьбы
И попробуй на вкус настоящей борьбы.
И когда умирает израненный друг
И над первой потерей ты взвоешь скорбя,
И когда ты без кожи останешься вдруг,
Оттого что убили его, не тебя,
Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал
По оскалу забрал, это смерти оскал.
Ложь и зло, погляди, как их лица грубы,
И всегда позади воронье и гробы.
Если путь прорубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал что по чем, —
Значит нужные книги ты в детстве читал.
Если мясо с ножа ты не ел ни куска,
Если руки сложа наблюдал свысока,
И в борьбу не вступил с подлецом, с палачом,
Значит в жизни ты был ни при чем, ни при чем
Торопись, тощий крик над страною кружит…
Торопись, тощий крик над страною кружит,
Лес, обитель твою, по весне навестить,
Слышишь, гулко земля под ногами дрожит,
Видишь, плотный туман над полями лежит, —
Это росы вскипают от ненависти.
Ненависть в почках набухших томится,