Есть человечий вкус и запах.
А каждый день ходить на задних лапах,
Это грустная участь людей.
Сегодня зрители, сегодня зрители
Не желают больше видеть укротителей,
А если хочется поукращать,
Работай в розыске — там благодать.
У немногих приличных людей
Есть человечий вкус и запах,
А каждый день ходить на задних лапах,
Это грустная участь зверей.
Сегодня жители, сегодня жители
Не желают больше видеть укротителей,
А если хочется поукращать,
Работай в цирке — там благодать.
Благодать или благословение…
Благодать или благословение
Ниспошли на подручных своих.
Дай нам, Бог, совершить омовение,
Окунаясь в святая святых.
Все пороки, грехи и печали,
Равнодушье, согласье и спор,
Пар, который вот только наддали,
Вышибает, как пули, из пор.
То, что мучит тебя, испарится
И поднимется вверх к небесам,
Ты ж, очистившись, должен спуститься,
Пар с грехами расправится сам.
Не стремись прежде времени к душу,
Не равняй с очищением мытье.
Надо выпороть веником душу,
Нужно выпарить смрад из нее.
Исцеленье от язвы уродства -
Это душ из живительных вод,
Это словно возврат первородства,
Или нет, — осушенье болот.
Здесь нет голых, стесняться не надо,
Что кривая рука да нога,
Здесь подобие райского сада,
Пропуск всем, кто раздет донага.
И в предбаннике сбросивши вещи,
Всю одетость свою позабудь.
Одинаково веничек хлещет,
Так что зря не выпячивай грудь.
Все равны здесь, с единым богатством,
Все легко переносят жару.
Здесь свободу и равенство с братством
Ощущаешь в кромешном пару.
Загоняй поколенья в парную
И крещенье принять убеди,
Лей на нас свою воду святую
И от варварства освободи.
Благодать или благословение
Ниспошли на подручных своих,
Дай нам, Бог, совершить омовение,
Окунаясь в святая святых.
Здесь лапы у елей дрожат на весу…
Здесь лапы у елей дрожат на весу,
Здесь птицы щебечут тревожно.
Живешь в заколдованном диком лесу,
Откуда уйти невозможно.
Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,
Пусть дождем опадают сирени,
Все равно я отсюда тебя заберу
Во дворец, где играют свирели.
Твой мир колдунами на тысячу лет
Укрыт от меня и от лета,
И думаешь ты, что счастливее нет,
Чем край заколдованный этот.
Пусть на листьях не будет росы поутру,
Пусть луна с ветром пасмурным в ссоре,
Все равно я отсюда тебя заберу
В светлый терем с балконом на море.
В какой день недели, в котором часу
Ты выйдешь ко мне осторожно,
Когда я тебя на руках отнесу
Туда, где найти невозможно.
Украду, если кража тебе по душе,
Я не зря в том лесу партизанил.
Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто-то занял.
Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто-то занял.
Жил-был учитель скромный Кокильон…
Жил-был учитель скромный Кокильон,
Любил наукой баловаться он.
Земной поклон за то, что он был в химию влюблен,
И по ночам над чем-то там химичил Кокильон.
Но мученик науки гоним и обездолен,
Всегда в глазах толпы он — алхимик, шарлатан.
И из любимой школы в два счета был уволен
Верней в три шеи выгнан непонятый титан.
Титан лабораторию держал,
И там творил и мыслил и дерзал —
За просто так, не за бельем в двухсуточный бульон
Швырнуть сумел все, что имел, великий Кокильон.
Да мы бы забросали каменьями Ньютона,
Мы б за такое дело измазали в смоле,
Но случай не дозволил плевать на Кокильона —
Однажды в этой смеси заквасилось желе.
Бульон изобретателя потряс,
Был он ничто — ни жидкость и ни газ,
И был смущен и потрясен, и даже удивлен,
— Эге, ха-ха, о, Эврика! — воскликнул Кокильон.
Три дня он развлекался игрой на пианино,
На самом дне в сухом вине он истину искал,
Вдруг произнес он внятно, — Какая чертовщина, —
И твердою походкою он к дому зашагал.
Он днем был склонен к мыслям и мечтам,
Но в нем кипели страсти по ночам,
И вот на поиск устремлен, мечтой испепелен,
В один момент в эксперимент включился Кокильон.
Душа его просила и плоть его хотела
До истины добраться, до цели и до дна,
Проверить состояние таинственного тела,
Узнать, что он такое — оно или она.
Но был и в этом опыте изъян:
Забыл фанатик намертво про кран.
В погоне за открытьем он был слишком воспален,
И вдруг ошибочно нажал на крантик Кокильон.
И закричал безумный, — Да это же коллоид,
Не жидкость это, братцы, коллоидальный газ.
Вот так блеснул в науке, как в небе астероид,
Взорвался и в шипеньи безвременно угас.
И вот так в этом газе и лежит.
Народ его открытьем дорожит.
Но он не мертв, он усыплен,
Разбужен будет он
Через века, дремли пока, великий Кокильон.
А мы, склонив колени, глядим благоговейно,
Таких, как он, немного — четыре на мильон.
Возьмем Ньютона, Бора и старика Эйнштейна,
Вот три великих мужа, четвертый — Кокильон
Мы все живем как будто, но…
Мы все живем как будто, но
Не будоражат нас давно
Ни паровозные свистки,
Ни пароходные гудки,
Иные — те, кому дано,
Стремятся вглубь и видят дно,
Но как навозные жуки
И мелководные мальки.
А рядом случаи летают, словно пули,
Шальные, запоздалые, слепые, на излете.
Одни под них подставиться рискнули,
И сразу — кто в могиле, кто в почете.
Другие не заметили, а мы — так увернулись,
Нарочно, по примете, на правую споткнулись
Средь суеты и кутерьмы,
Ах, как давно мы не прямы:
То гнемся бить поклоны впрок,
А то завязывать шнурок.
Стремимся вдаль проникнуть мы,
Но даже светлые умы
Все излагают между строк —
У них расчет на долгий срок.
Стремимся мы подняться ввысь,
И думы наши поднялись,
И там парят они легки,
Свободны, вечны, высоки.
И так нам захотелось ввысь,
Что мы вчера перепились,
И горьким думам вопреки
Мы ели сладкие куски.
Открытым словом без ключа
Навзрыд об ужасах крича,
№ 1 вскрыть хотим подвал чумной,
Рискуя даже головой,
И трезво, а не сгоряча
Мы рубим прошлое сплеча,
Но бьем расслабленной рукой,
Холодной, дряблой, никакой. Приятно сбросить гору с плеч
И все на Божий суд извлечь,
И руку выпростать, дрожа,
И показать — в ней нет ножа.
Не опасаясь, что картечь
И безоружных будет сечь.
Но нас, железных, точит ржа
И психология ужа.
А рядом случаи летают, словно пули,
Шальные, запоздалые, слепые, на излете.
Одни под них подставиться рискнули
И сразу — кто в могиле, кто в почете
Другие не заметили, а мы — так увернулись,
Нарочно, по примете ли на правую споткнулись.
Всему на свете приходят сроки…
Всему на свете приходят сроки,
А соль морская въедлива, как черт.
Два мрачных судна стояли в доке,
Стояли рядом, просто к борту борт.
Та, что поменьше, вбок кривила трубы
И пожимала баком и кормой:
Какого- типа этот тип, какой он грубый,
Корявый, ржавый, просто никакой.
В упор не видели друг друга оба судна
И ненавидели друг друга обоюдно.
Он в аварийном был состояньи,
Но и она не новая отнюдь,
Так что увидишь на расстояньи —
С испуга можно взять и затонуть.
Тот, что побольше, мерз от отвращенья,
Хоть был железный малый с крепким дном.
Все двадцать тысяч водоизмещенья
От возмущенья содрогались в нем.
И так обидели друг друга оба судна,
Что ненавидели друг друга обоюдно.
Прошли недели, их подлатали,
По ржавым швам шпаклевщики прошлись,
И ватерлинией вдоль талий
Перевязали корабли.
И медь надраили, и краску наложили,
Пар развели, в салонах свет зажгли,
И палубы и плечи распрямили
К концу ремонта эти корабли.
И в гладкий борт узрели оба судна,
Что так похорошели обоюдно.
Тот, что побольше, той, что поменьше,
Сказал, вздохнув, — Мы оба неправы.
Я никогда не видел женщин
И кораблей, прекраснее, чем вы.
Та, что поменьше, в том же состояньи
Шепнула, что и он неотразим.
Большое видится, говорит, на расстояньи,
Но лучше, если все-таки вблизи.
Кругом конструкции толпились, было людно,
И оба судна объяснились обоюдно.
Хотя какой-то портовый дока
Их приписал не в тот же самый порт,
Два корабля так и ушли из дока,
Как и стояли, вместе к борту борт.
До горизонта шли в молчаньи рядом,
Не подчиняясь ни теченьям, ни рулям,
Махала ласково ремонтная бригада
Двум не желающим расстаться кораблям.
Что с ними, может быть, взбесились оба судна
А может попросту влюбились обоюдно.
Был развеселый розовый восход…
Был развеселый розовый восход,
И плыл корабль навстречу передрягам,
И юнга вышел в первый свой поход
Под флибустьерским черепастым флагом.
Накренившись к воде, парусами шурша,
Гриф двухмачтовый лег в развороте,
А у юнги от счастья качалась душа,
Как пеньковые ванты на гроте.
И душу нежную под грубой робой пряча,
Суровый шкипер дал ему совет,
— Будь джентльменом, если есть удача,
А без удачи джентльменов нет.
И плавал бриг туда, куда хотел,
Встречался, с кем судьба его сводила,
Ломая кости веслам каравелл,
Когда до абордажа доходило.
Был однажды богатой добычи дележ,