И пираты бесились и выли.
Юнга вдруг побледнел и схватился за нож,
Потому что его обделили.
Стояла девушка, не прячась и не плача,
И юнга вспомнил шкиперский завет
Быть джентльменом, если есть удача,
А нет удачи — джентльменов нет.
И видел он, что капитан молчал,
Не пробуя сдержать кровавой свары,
И ран глубоких он не замечал,
И наносил ответные удары.
Только ей показалось, что с юнгой беда,
А другого она не хотела.
Перекинулась за борт, и скрыла вода
Золотистое смуглое тело.
И прямо в грудь себе, пиратов озадачив,
Он разрядил горячий пистолет.
Он был последний джентльмен удачи,
Конец удачи — джентльменов нет.
Свобода славная, А это главное…
Свобода славная,
А это главное,
И мне на ум пришла идейка презабавная,
Но не о Господе
И не о космосе -
Все эти новости уже обрыдли до смерти.
Сказку, миф, фантасмагорию
Пропою вам с хором ли, один ли.
Слушайте забавную историю
Некоего мистера Мак-Кинли.
Не супермена, не ковбоя, не хавбека,
А просто маленького просто человека.
Кто он такой — герой ли, сукин сын ли,
Наш симпатичный господин Мак-Кинли?
Валяйте выводы, составьте мнение
В конце рассказа в меру разумения.
Ну что, договорились, если так.
Привет, буэнос диас, гутен таг..
Ночуешь в спаленках,
В обоях аленьких,
И телевиденье глядишь для самых маленьких.
С утра полчасика
Займет гимнастика,
Прыжки, гримасы, отжимание от пластика.
И трясешься ты в автобусе,
На педали жмешь, гремя костями.
Сколько вас на нашем тесном глобусе
Весело работает локтями.
Как наркоманы, кокаином как больные,
В заторах нюхаешь ты газы выхлопные,
Но строен ты, от суеты худеют,
Бодреют духом, телом здоровеют.
Через собратьев ты переступаешь,
Но успеваешь, все же успеваешь
Знакомым огрызнуться на ходу, —
Салют, день добрый, хау ду ю ду.
Для заседания в коробки-здания
Ты заползаешь, как в загоны на закланье,
В поту и рвении, в самозабвении
Ты создаешь, творишь и рушишь в озарении.
Люди, власти не имущие,
Кто-то вас со злого перепою,
Маленькие, но и всемогущие,
Окрестил "безликою толпою”.
Хоть вы на воле, у станка, в конторе, в классе
Но вы причислены к какой-то серой массе,
И в перерыв, в час подлинной свободы,
Вы наскоро жуете бутерброды.
Что ж, эти сэндвичи — предметы сбыта.
Итак, приятного вам аппетита.
Нелегкий век стоит перед тобой,
И все же гутен морген, дорогой.
Дела семейные, платки нашейные,
И пояса, и чудеса галантерейные,
Цена кусается, цена ласкается,
Махнуть рукою, но рука не подымается.
Цену вежливо и тоненько
Пропищит волшебник-трикотажник,
Ты с невозмутимостью покойника
Наизнанку вывернешь бумажник.
Все ваши будни, да и праздники морозны,
И вы с женою как на кладбище, серьезны,
С холодных стен, с огромного плаката
На вас глядят веселые ребята,
И улыбаются во всех витринах
Отцы семейств в штанах и лимузинах.
Откормленные люди на щитах
Приветствуют по-братски, — гутен таг.
Откуда денежка? Куда ты денешься?
Тебе полвека, друг, а ты еще надеешься.
Не жди от ближнего, моли Всевышнего,
Уж Он всегда тебе пошлет ребенка лишнего.
Трое, четверо и шестеро -
Вы конечно любите сыночков? —
Мировое детское нашествие
Вместе сорванцов и ангелочков.
Ты улыбаешься обложкам и нарядам,
Ты твердо веришь — удивительное рядом.
Не верь, старик, что мы за все в ответе,
Что где-то дети гибнут, — те, не эти.
Чуть-чуть задуматься — хоть вниз с обрыва.
А жить-то надо, надо жить красиво.
Передохни, расслабься, перекур.
Гуд дэй, дружище, пламенный бонжур.
Ах люди странные, пустокарманные,
Вы, постоянные клиенты ресторанные,
Мошны бездонные, стомиллионные,
Вы наполняете, вы, толпы стадионные.
И ничто без вас не крутится:
Армии, правители и судьи,
Но у сильных в горле словно устрица
Вы скользите» маленькие люди.
И так о маленьком пекутся человеке,
Что забывают лишний ноль вписать на чеке.
Ваш кандидат, а в прошлом он — лабазник,
Вам иногда устраивает праздник.
И не безлики вы, и вы не тени,
Коль надо в урны бросить бюллетени.
А маленький — хорошее словцо.
Кто скажет так — ты плюнь ему в лицо.
Пусть это слово будет не в ходу.
Привет, Мак-Кинли, хау ду ю ду.
Когда лакают святые свой нектар и шерри-бренди…
Когда лакают святые свой нектар и шерри-бренди
И валятся на травку и под стол,
Тогда играют никем непобедимые медведи
В кровавый, дикий, подлинный футбол.
В тиски медвежие
Попасть к нам не резон,
Но держим наши лапы нежные
Для наших милых девочек и жен.
/Припев/
Нам выпадает карта
От травмы до инфаркта,
Но выпадает карта.
Мы — ангелы азарта.
Вперед к победе, соперники растоптаны и жалки,
Мы проучили, воспитали их.
Но вот медведи приобретают свежие фиалки
И навещают в госпитале их.
Тиски медвежие
Не выдержит иной,
А в общем мы ребята нежные
С пробитою, но светлой головой.
Припев
А нам забили, не унывают смелые медведи,
Они не знают на поле проблем.
А на могиле все наши мэри, дороти и сэди
Потоки слез прольют в помятый шлем.
В тиски медвежие
К нам попадет любой,
А впрочем, мы ребята нежные
С травмированной детскою душой.
Припев
И пусть святые, пресытившись едой и женским полом,
На настоящих идолов глядят.
Медведи злые невероятным, бешеным футболом
Божественные взоры усладят.
Тиски медвежие
Смыкаются, визжа…
Спасите наши души нежные,
Нетронутые души медвежат.
Кассета IV-3Владимир Высоцкий
Не космос — метры грунта подо мной…
Не космос — метры грунта подо мной,
И в шахте не до праздничных процессий.
Но мы владеем тоже неземной
И самою земною из профессий.
Любой из нас, ну чем не чародей, —
Из преисподней наверх уголь мечет.
Мы топливо отнимем у чертей,
Свои котлы топить им будет нечем.
Припев
Взорвано, уложено сколото
Черное, надежное золото.
Да, сами мы как дьяволы в пыли,
Зато наш поезд не уйдет порожним.
Терзаем чрево матушки-земли,
Но на земле теплее и надежней.
Вот вагонетки, душу веселя,
Проносятся, как в фильме о погонях.
И шуточку "Даешь стране угля!"
Мы чувствуем на собственных ладонях.
Припев
Воронками изрытые поля
Не позабудь и оглянись во гневе,
Но нас, благословенная земля,
Прости за то, что роемся во чреве.
Да, мы бываем в крупном барыше,
Но роем глубже, голод ненасытен.
Порой копаться в собственной душе
Мы забываем, роясь в антраците.
Припев
Вгрызаюсь в глубь веков хоть на виток,
То взрыв, то лязг, такое безгитарье.
Вот череп вскрыл отбойный молоток,
Задев кору большого полушарья.
Не бойся заблудиться в темноте
И захлебнуться пылью — не один ты.
Вперед и вниз! Мы будем на щите,
Мы сами рыли эти лабиринты.
Припев.
Не покупают никакой еды…
Не покупают никакой еды,
Все экономят вынужденно деньги.
Холера косит стройные ряды,
Но люди вновь становятся в шеренги.
Закрыт Кавказ, горит Аэрофлот,
А в Астрахани лихо жгут арбузы,
Но от станка рабочий не уйдет,
И крепнут, как всегда, здоровья узы.
Убытки терпит целая страна,
Но вера есть, все зиждится на вере.
Объявлена народная война
Одной несчастной бедненькой холере.
На трудовую вахту стал народ
В честь битвы с новоявленною порчей
"Но пасаран!" Холера не пройдет.
Холере нет, и все, и бал закончен.
Я погадал вчера на даму треф,
Назвав ее для юмора холерой,
И понял я — холера это блеф,
Она теперь мне кажется химерой.
Во мне теперь прибавилось ума,
Себя я ощущаю Гулливером.
Ведь понял я — холера не чума,
У каждого всегда своя холера.
Уверен я, холере скоро тлеть.
А ну-ка, залп из тысячи орудий!
Вперед, холерой могут заболеть
Холерики — несдержанные люди.
Отбросив прочь свой деревянный посох…
Отбросив прочь свой деревянный посох.
И пав на снег, и полежав ничком,
Я встал и сел в погибель на колесах,
Презрев передвижение пешком.
Я не предполагал играть судьбою,
Не собирался спирт в огонь подпить.
Я просто этой быстрою ездою
Намеревался жизнь себе продлить.
Подошвами своих спортивных чешек
Топтал я прежде тропы и полы,
И был неуязвим я для насмешек,
И был недосягаем для хулы.
Но я в другие перешел разряды,
Меня не примут в общую кадриль.
Я еду, я ловлю косые взгляды
И на меня и на автомобиль.
Прервав общенье и рукопожатья,
Отворотилась прочь моя среда.
Но кончилось глухое неприятье
И началась открытая вражда.
Я в мир вкатился, чуждый нам по духу
Все правила движения поправ,
Орудовцы мне робко жали руку,
Вручая две квитанции на штраф.
Я во вражду включился постепенно,
Я утром зрел плоды ночных атак.
Морским узлом завязана антена,
То был намек — с тобою будет так.
Прокравшись огородами, полями,
Вонзили шило в шины, как кинжал.
Я ж отбивался целый день рублями,
И не сдавался, и в боях мужал.
Безлунными ночами я нередко