– Текилы! – обрадовался директор. – За таких людей как текилы не выпить!
Домой Юлий Иванович возвращался изрядно навеселе. На улице уже успело стемнеть, и над головой директора сквозь бездонную космическую мглу мерцали многокаратные звезды. То и дело небосклон пронзали астероиды, опадая где-то в таежных чащобах. За освещенными окнами домов двигались призрачные силуэты, кое-где раздавались негромкие голоса. И все это наполняло хмельную душу Литвиненко покоем и тихой радостью. Да так сильно наполняло, что на перекрестке он не выдержал, встал на четвереньки и поцеловал землю.
– Мать родная земля! – прошептали его губы. – Отчизна!
За этим занятием его застал возвращающийся из гостей Ефим Михайлович. Однако в торжество директорской души он вмешиваться не решился и деликатно обошел перекресток дворами. Только оказавшись у себя дома, главный бухгалтер сообщил своей супруге Ядвиге Шульцевне:
– Ядичка, я тут имел радость видеть господина директора. Он что-то кушал прямо с земли.
– Ихтен захт пун, – ответила женщина по-немецки, потому что по-русски так за сорок семь лет жизни и не научилась.
– Я тебя умоляю, – понял по-своему Ефим Михайлович, – при чем здесь твоя шубка?! Шубка – дело прошлое. А тут просто драма!
Наутро Литвиненко на мягких ногах приплелся в контору, выпил полграфина воды, взялся непослушной рукой за телефонную трубку, приложил ее к опухшему лицу, набрал номер центрального управления Гослесхоза и произнес:
– Это господин Фролов?! Говорит Литвиненко. На место прибыл, с коллективом познакомился, работу начал. Нужны трубы для школьного отопления, два новых трактора-погрузчика, аппарат УВЧ-облучения, сорок рулонов стекловаты, вышка мобильной связи и еще 125 пунктов. Я послезавтра списочек с водителем пришлю. Куда? В каком смысле? В прямом. Вопрос снят. Думаю, что при таком положении вопроса нормодобычу можно увеличить в полтора раза.
Возвращая трубку обратно на аппарат, директор поделился с Раппопортом:
– Боюсь, что в центре мне не поверили. Своими силами – говорят.
– Центр на то и центр, – абстрактно отреагировал Ефим Михайлович и сообщил: – Господин Луков в трубе застрял.
– Главный инженер? – на всякий случай уточнил Юлий Иванович.
– Главный инженер, – подтвердил Раппопорт, – глубокого сопереживания человек.
– Он по какой статье проходил? – поинтересовался Литвиненко.
– Я вас умоляю! – всплеснул руками главный бухгалтер. – Господина Лукова по распределению сюда направили. Из института.
– И сразу в главные инженеры?
– А кого?! Господин Луков здесь единственный без судимости и с высшим техническим. Так пойдемте?
– Пойдемте, – тяжело вздохнул директор.
Незавидную участь господина Лукова поначалу пытались облегчить с помощью компрессора. Но поскольку главный инженер умудрился проникнуть в трубу почти до пояса, поток сжатого воздуха только изорвал ему в клочья брюки и сорвал левую туфлю.
– Как же ты, проклятый, туда втиснулся? – скорбел начальник планового отдела, укрывая своей курткой обнаженные, худосочные чресла главного инженера.
– В экспериментальном порядке, – раздалось из трубы. – Но я, господин Рюриков, в вашем участии совершенно не нуждаюсь.
– Может, попробуем его сваркой выпилить? – участливо предложил Жора.
– Сожжем, – отказался Валериан Павлович и обратился к подошедшему директору: – Ума не приложу, как господина Лукова освободить. Воздухом не выдувается, сваркой опасно. От бригады дорожников поступило предложение бревном выдавить, но Прокопенчук ответственность на себя не берет.
– Не беру, – буркнул стоящий неподалеку бригадир, – это подсудное дело.
– Но что-то делать надо?! Господин Луков налогоплательщик, в конце концов, – возмутился Рюриков, – меня в страховой компании по голове не погладят, когда узнают, что я главного инженера в трубе торчать оставил. Черт бы этого идиота побрал!
– А вот за оскорбление ответите! Я требую адвоката! – прогудело из трубы.
– Я даже не знаю, что предложить, – развел руками Литвиненко и заглянул в трубу. – Вы сами-то, господин главный инженер, что по этому поводу думаете?
– Прошу предоставить мне отпуск по собственному желанию, – попросил Луков.
– И?.. – заинтересовался директор.
– И все, – ответил главный инженер, – дальше я сам.
– Поддерживаю, – неожиданно для всех согласился Юлий Иванович и распорядился: – Трубу с главным инженером переместить в отапливаемое здание.
– Мудро, как мудро! – подал голос Ефим Михайлович.
– Господин главный инженер, – снова обратился директор к Лукову, – вы можете, хотя бы в общих чертах, объяснить, как оказались в трубе?
– Проверял уровень коррозии, – признался тот.
– Уровень чего? – растерялся Литвиненко.
– Это дырочки разные, мазюки всякие от сырости, – угодливо проинформировал Раппопорт. – Трубы десять лет в овраге лежали. Их для нового моста приготовили. В опоры.
– Моста?! – заинтересовался директор. – Какого моста?
– Нового, – прогудела труба. – Изыскания проводили на предмет расширения дороги.
– И?.. – вскинул брови Литвиненко.
– Штиль отказался, – сказал Прокопенчук. – Нихт смысла. Резервов немае. Штилю агроном карту кинул. Десятка пик легла.
– Нельзя ли без мистики? – попросил Юлий Иванович.
– Без мистики можно, но агроном – человек душевный, – пожал плечами бригадир. – Штиля дело было директорское, а нам арбайты лишние тоже не трэба.
– У меня в три репетиция! – ухнула труба. – Дети в клуб придут.
– Не сучите ногами, господин Луков. У вас с попы куртка сползает, не вводите трудящихся в искушение, – попросил Рюриков и крикнул стоящему неподалеку Жоре: – Господин Мареску, принесите, пожалуйста, мешок и веревку.
– О какой репетиции идет речь? – поинтересовался директор.
– Главный инженер симфонию репетирует с детьми, он там поет, а дети играют, – пояснил Ефим Михайлович. – Ему учительница музыки помогает. Милая такая дама, тоже по распределению. Татуировочка у нее имеется кое-где.
– Труба в клуб войдет? – потер ладонью лоб Юлий Иванович.
– Если через подсобку, то втащим, – подсказал Прокопенчук.
– Нет, это идиотство какое-то получается! – возразил начальник планового отдела. – Дети будут смотреть на главного инженера в трубе.
– Трубу за кулисы можно положить, – предложил Раппопорт, – и прямо оттуда, словами. Аудиально – по-научному.
– Почему нет! – горячо поддержал Луков. – Срывать репетицию нельзя. У нас тромбон новый, вчера ввели. А праздник на носу.
– Вы хотите сказать, что успеете симфонию к празднику написать?! – засомневался Валериан Павлович.
– Всю не успею, но адажио обязательно! Выхода нет – из управления культуры приедут, – сообщил главный инженер. – А через пятницу пробно в клубе концерт дадим.
– Плохо как! – нахмурился Рюриков. – Ну, предположим, адажио вы отрепетируете, а как показывать будете? Тоже из трубы?
– Так полтора месяца впереди! – напомнил Луков. – Успеем освободиться.
– Все равно плохо, – не успокаивался Валериан Павлович. – С вами вечно такие глупости происходят.
– Это откуда люди идут? – спросил у Прокопенчука Юлий Иванович, указывая рукой на группу рабочих, неторопливо шагающих из леса в сторону поселка.
– Грузчики с платформы идут, видать, все погрузили, – ответил тот.
– Так ведь утро еще? – не понял директор.
– При чем здесь утро?! – с горечью в голосе сказал начальник планового отдела. – В Белоборске зарплату выдали. Леса три дня не будет, пока все не пропьют.
– Как три дня?! – вскрикнул Литвиненко. – У нас план в трубу вылетит! Луков не остановит!
– Ничего не поделаешь, – пожал плечами Прокопенчук. – Штиль тоже переживал. Белоборск отопьет, деньги в Машковую поляну перевезут, и еще три дня.
– Получается, что девять дней в месяце леспромхоз стоит? – не поверил Юлий Иванович.
– Не получается, а точно стоит, – уверил его Ефим Михайлович. – Но я вас умоляю – никуда план не денется, нагоним.
– Нет! – решительно заявил Литвиненко. – Будем принимать меры! Сейчас же выезжаем в Белоборск.
– Зачем? – не понял начальник планового отдела.
– Как зачем?! Бороться за людей! Поднимать уровень гражданской ответственности, – объяснил директор.
– Я не поеду, – в категоричной форме отказался Валериан Павлович. – Нетрезвые люди с топорами и бензопилами. Неоправданный риск.
– Ладно, – зло сплюнул Литвиненко. – Один поеду. Долго туда добираться?
– По «железке» – сорок минут, – сообщил начальник планового отдела и добавил: – Но еще раз предупреждаю: смысла нет. Пока доедете, поговорить не с кем будет, кроме баб, детей и стариков.
– Я попробую, – не поддался директор и зашагал к железнодорожной платформе.
– Жора, присмотри за начальством, – приказал Рюриков. – Нельзя его одного туда отпускать.
Молдаванин-богатырь кивнул и пошел вслед директору.
Добравшись до платформы, Литвиненко решительно взобрался на железнодорожный тягач и скомандовал машинисту Егору Карманову тоном, не терпящим возражений:
– В Белоборск!
– Там… Это… – попробовал его предупредить тот.
– Знаю, – махнул рукой Юлий Иванович, – зарплата. Все равно гони! Будем исправлять недочеты прошлого руководства. Бороться за производительность труда.
– Бороться?! – не понял Егор. – С кем бороться?!
– Со всеми!
– Пока доберемся, всех не будет. Нам ехать минут тридцать, а зарплату два часа назад выдали. Они нас даже в лицо не узнают.
– Езжай! – подпихнул в спину машиниста преданный Жора.
За неимением другой директивы Карманов щелкнул необходимыми тумблерами и крутанул массивную ручку, принуждая тягач к движению. Семитонное двигательное средство тяжело лязгнуло тормозами и неторопливо устремилось по рельсам в тайгу.
По обе стороны узкоколейки потянулись колоннады корабельных сосен. Над их верхушками переливался ультрамарин полуденного неба. Иногда из таежной чащи на проезжающий локомотив близоруко таращились зайцы размером с добрую сторожевую собаку. Среди лесорубов существовало устойчивое суеверие, будто бродит где-то в районе Белоборска заяц-оборотень.