— О! — воскликнула Ила. — Ты меня напугала!
Ана виновато улыбнулась в ответ.
Они вместе зашли в учительскую.
Сад снова колдовал над приёмником. Увидев Илу, он распрямился.
— А вот и наша героиня! — выпалил он.
— Да ладно! — заулыбалась Ила. — Я ведь живу неподалеку. Представь, каково ей, — она глянула на Ану, — было добираться.
— Это да! Тебе как, лучше? — спросил Сад и тоже посмотрел на Ану.
Ей вновь стало тяжело дышать — дыхание сбилось из-за навязчивого внимания.
— Всё хорошо. Просто я немного… — и, не договорив, она коснулась тыльной стороной ладони лба, хотя и сама не понимала, что должен означать этот жест.
— Кстати, новый звонок просто отличный! — усмехнулась Ила. — Я, правда, всё никак не пойму, что это урок кончается.
— Привыкнешь! — фыркнул Сад. — Уж получше, чем раньше. Как сирена аварийная. Сегодня это было бы явно…
Радио, убавленное почти на нет, тихо шипело на столе. Сад вернулся в кресло, которое опять страдальчески застонало под его весом.
— Что-нибудь передавали? — спросила Ила.
— Да уж, драа… — Сад с трудом удержался, чтобы не выругаться. — Даже не спрашивай! Весь день какую-то ерунду крутят.
— Понятно, — сказала Ила.
Она присела рядом с шипящим приёмником и коснулась захватанного регулятора. Толстая красная стрелка на длинном табло неохотно сдвинулась с места.
— Бесполезно! — сказал Сад. — Лучше просто выключи его.
— Кстати, у меня только что был рекорд посещаемости на сегодня! — сказала Ила. — Целых пять человек!
— Ну, пять человек… Хотя на сегодня это и правда рекорд.
Ила наконец оставила в покое приёмник.
— А пойдемте в сама́д! — предложила она.
— Идите, — махнул рукой Сад. — Меня сегодня мутит от одной мысли о еде.
Самад — большое квадратное помещение с раскрашенными в разные цвета стенами — находилось на подземном этаже, и Ила нередко шутила, что эта размалёванная столовая является по совместительству ещё и га́тикой, противовоздушным убежищем. Солнечный свет в самаде круглосуточно заменяло электричество, а вместо окон на стенах висели картины с похожими на ставни рамами, изображающими то неправдоподобно звёздную ночь, то хмурый облачный рассвет.
Обычно в середине дня в самаде топились дети, гремела посуда, играла музыка, возбуждающая аппетит, но сегодня Ила и Ана сидели одни в тишине — лишь уборщик зашёл на несколько минут, передвинул пару стульев, забрал непонятно откуда взявшийся пустой поднос и удалился в подсобку.
Они разместились у стены, рядом с картиной, изображающей закат над дюнами — песок походил на пепел, а небо, меняющее оттенок с тёмно-серого на масляно-красный, напоминало зарево от костра.
— Диковатое место, — сказала Ила, — когда здесь нет детей.
— Мы как будто совсем одни здесь, — сказала Ана. — Точно тревогу объявили.
— Это недалеко от правды. Я не про тревогу, а…
— Да, я поняла.
— Даже не представляю, как ты сегодня намучилась! Ты ведь через Самкару ехала, да? Утром ещё передавали о том, что там творится, пока не начался этот заговор молчания. А раз уж сообщали в новостях…
— Меня утром не пустили на Нивартан. Наверное, вся линия отрубилась.
— Нивартан? — хмыкнула Ила. — Да они почти все северные отключили! Страшные дела. Была бы эта до́лия побольше, от города бы ничего не осталось. Говорят, она распалась на несколько частей, и все упали на севере! Такого, по-моему, ещё никогда не случалось.
Ана поняла, что так и не рассказала никому о том, что видела вчера.
— Один ведь упал не так далеко от тебя, — задумчиво произнесла Ила.
— Да, я видела ночью, — сказала Ана. — Как раз, когда собиралась идти спать.
— И ты об этом молчишь!
Заиграла музыка, но быстро затихла — кто-то в подсобке игрался с приёмником.
— И как это было? Что ты видела? — Глаза у Илы странно загорелись.
— Да просто пламя над домами поднялось, высокий такой столб огня с дымом, и небо озарилось, как при рассвете. Повсюду виманы кружили. Я, признаться, и не сразу поняла, что происходит.
— Кошмар! Я бы, наверное, от ужаса в обморок упала.
— Да нет, ты знаешь, всё как во сне было. Хотя, может, это потому, что я сонная была.
— Кошмар! Но я бы точно перепугалась. Ведь он мог и на твоей улице упасть.
Ана нахмурилась — она даже не думала об этом. Но сейчас эта мысль совсем не вызывала у неё страха. Всё уже произошло, ничего нельзя изменить.
Ей показалось, что в самаде стало темнее, чем раньше. Длинные газовые лампы, установленные в карнизах — там, где стены переходят в потолок — горели совсем тускло, как будто наступали медленные подземные сумерки.
— Меня больше пугает, как я поеду обратно, — сказала она. — Опять через Самкару придётся, наверное.
Ила вздохнула и покачала головой.
— Погоди. Наверняка же можно как-нибудь по-другому. У тебя нет с собой карты? Глянули бы.
Ана запустила руку в карман. Растрёпанная схема линий — та самая, которую оставил ей Нив — действительно лежала там. Она и сама не помнила, как взяла её с собой.
— Так!
Ила нахмурилась, изучая переплетения путей.
— Да, можно ведь, наверное, и так, или… Вот, смотри, можно проехать здесь, — Ила провела пальцем по схеме, — и к дому тебя выведет уже вот эта линия.
Ана недоверчиво покосилась на тёмно-красную полоску, по которой Ила водила ногтем.
— Ты приедешь на Га́рни. А это всё же ближе, чем Самкара.
— Гарни?
Ана никак не могла вспомнить, когда в последний раз ездила куда-нибудь через Гарни, хотя станция находилась в паре кварталов от её дома.
— Так, конечно, получается длиннее. И, сама понимаешь, никаких гарантий. Но можно попробовать.
— Не знаю, — вздохнула Ана. — Я не уверена, что вообще когда-то ездила по этой линии. К тому же там тоже может быть давка. Да и я наверняка запутаюсь.
— Да ладно, как тут можно запутаться? Садишься на поезд, едешь до нужной станции, пересаживаешься на другую линию. Потом повторяешь всё с самого начала. И так до тех пор, пока не окажешься дома.
— Угу, — сказала Ана.
У неё совсем не было настроения шутить.
— Вообще, если ты боишься упа́дры, то добраться до дома можно и не самым прямым путем. В принципе несложно догадаться, на каких станциях будут толпы.
— И проехать зигзагами через весь город?
— Не всё так плохо! — Ила ткнула пальцем в переплетение цветных жилок. — Вот здесь, например. Прямо перевалочный пункт какой-то. Ясно, что сюда лучше не соваться.
Ила покрутила карту перед собой, будто маршрут мог измениться в зависимости от того, под каким углом на неё смотреть.
— А знаешь, давай попробуем, — сказала она. — Вполне может получиться.
Она достала из кармана ручку и стала что-то чертить на карте поверх пометок, оставленных Нивом. Ана дёрнулась, но Ила лишь махнула рукой и пододвинула схему поближе к себе.
— Погоди, погоди, не суетись. Мне кажется, я знаю…
— Но эта карта… — начала Ана.
— Старая? Да, но вроде давно ничего не менялось. Не беспокойся, здесь всё верно.
Ана покачала головой. В конце концов, это всего лишь карта. Старая схема транспортных линий, которую она уже несколько лет носит с собой.
Ила хмурилась, пристально разглядывая схематичные пересечения путей.
— Интересно, а какой здесь масштаб? — проговорила она.
Наконец она закончила расчерчивать маршрут и показала карту Ане.
— По-моему, это безумие, — сказала Ана.
— Может быть! — рассмеялась Ила. — Утром я бы, наверное, так ехать не стала. Ты и без того постоянно опаздываешь. А вот после работы можно попробовать. Вряд ли это хуже, чем на станциях толкаться.
Схема линий лежала на столе. Аляповатые стрелки, нарисованные Илой, пересекали, словно вычёркивая, надписи Нива.
— Точное количество погибших не известно. Спасательные работы ведутся до сих пор. Людей достают из-под завалов. Один из взрывов практически целиком разрушил жилое здание. Также выведен из строя участок хагаты протяженностью в…
Сад угрожающе возвышался над приёмником, опираясь о стол, и покачивал головой. Лоб его был влажным от пота. Радио ближе к вечеру заработало хуже, и диктора заглушали помехи, из-за которых казалось, что тот сбивается от волнения, проглатывая целые слова.
— Спасатели считают, что много выживших может до сих пор находиться под развалинами. Они будут… всю ночь…
— Драа́па, да что с ним сегодня! — Сад хлопнул по крышке приёмника, но помехи только усилились.
— Последнее время вечерами часто так бывает, — сказала Ана.
Сад покачал головой.
Ведущий опять говорил о том, что подсчёт погибших ещё производится, а спасательные бригады продолжают доставать из-под развалин выживших. Они будут работать всю ночь, и на следующий день, пока… Ана подумала, что новости закончились раньше эфирного времени, и ведущий пытается заполнить чем-то пустоту между отчётом о трагедии и рассказом о погоде на завтра.
— Да, а по сути ничего и не сказали! — вздохнул Сад.
Ана молчала, глядя на работающее радио. Ей почему-то хотелось убавить звук.
— Ладно, попробую добраться до дома, пока опять давка не началась, — сказала Ила, подходя к двери. — Надеюсь, успею до упадры.
— До завтра, — улыбнулась Ана.
— До завтра, — сказала Ила.
— У тебя вечерники через час? — спросил Сад, когда они с Аной остались одни.
Ана кивнула.
— Надеюсь, не сорвётся! — поморщился Сад. — Я звонил родителям, но, как ты сама понимаешь…
Он несколько минут нервно расхаживал по комнате, а потом как-то спешно выбежал в коридор, громко хлопнув дверью, вспомнив, наверное, о чём-то важном, что нельзя было откладывать ни на секунду.
Настенные часы показывали приближение сумерек.
По радио забренчала музыка — торопливо и суматошно, словно опаздывала куда-то. Заблеял фальцетом солист. Помехи усиливались, и козлиный голос певца тонул в отвратительном треске — казалось, его заглушает шум нарастающего пустынного ветра. У Аны от этой какофонии разболелась голова. Рука её невольно потянулась к тумблеру на крышке приёмника. На сегодня было достаточно новостей и помех.