3 января 1924
Психея («Спит брачный пир в просторном мертвом граде…»)*
Спит брачный пир в просторном мертвом граде.
И узкое лицо целует Филострат.
За ней весна цветы свои колышет
За ним заря, растущая заря.
И снится им обоим, что приплыли
Хоть на плотах сквозь бурю и войну
На ложе брачное под сению густою,
В спокойный дом на берегах Невы.
17 января 1924
Григорию Шмерельсону*
Но знаю я, корабль спокоен,
Что он недвижим средь пучины,
Что не вернуться мне на берег,
Что только тень моя на нем
Она блуждает ночью темной,
Она влюбляется и пляшет…
5 марта 1924
«О сделай статуей звенящей…»*
О сделай статуей звенящей
Мою оболочку, Господь!
Чтоб после отверстого плена
Стояла и пела она,
О жизни своей ненаглядной,
О чудной подруге своей,
Под сенью смарагдовой ночи
У врат Вавилонской стены.
Для вставшего в чреве могилы
Спокойная жизнь не страшна,
Он будет конечно влюбляться
В домовье, в жену у огня.
И ложным покажется ухо,
И скипетронощный прибой,
И золото черного шелка
Лохмотий его городов
5 апреля 1924
«Из женовидных слов змеей струятся строки…»*
Из женовидных слов змеей струятся строки,
Как ведьм распахнутый кричащий хоровод,
Но ты храни державное спокойство,
Зарею венчанный и миртами в ночи.
И медленно, под тембр гитары темной,
Ты подбирай слова и приручай и пой,
Но не лишай ни глаз, ни рук, ни ног зловещих,
Чтоб каждое неслось но за руки держась.
И я вошел в слова, и вот кружусь я с ними,
Танцую в такт над дикой крутизной.
Внизу дома окружены зарею
И милая жена, как темное стекло.
5 апреля 1924
«Под лихолетьем одичалым…»*
Под лихолетьем одичалым,
Среди проулков городских,
Он еле видной плоской тенью
Вдруг проскользнул и говорит:
«Мне вспыхивать, другим сиянье,
Но вспыхиванье – суета,
Я оборвался средь зияний –
До вас разверзлась жизнь моя».
И тихий шепот плыл под дубом
И семиградный встал слепец
Заговорил в домашнем круге
О друге юности своей:
«Он необуздан был средь бдений
Под сновиденьем городским
Не жизнь искал он, сладкой доли,
Жизнь проводить среди ночей».
Хор
И гнал его вихрь старинный
По пастбищам тучной толпы
И с ним его спутник веселый
Жена подвенечной страны.
И вдруг оглянулся и видит
Стоит огнекрылый маяк
Среди волн домов переменных
Под гул многоярусных толп
1–10 апреля 1924
«Отчаянье меня весной объемлет…»*
Отчаянье меня весной объемлет,
Как будто я средь наступающих могил,
Чтобы ясней прорезать очертанье,
Себя как гробовщик глухой рукой зарыл
И блеск вина и девушка Лилея,
И шестиглазый дом под высотой луны,
Перекликаются опять в моей пустыне
Как осенью зеленые листы
15 апреля 1924
«Я вечером вскормлен как пепельной нянькой…»*
Я вечером вскормлен как пепельной нянькой
Отъявленной тенью стою и смотрю
И вновь оживляю поющую лиру
В открытых весною низких садах.
И птицы и ветер. И голос мешая
С цветами под снегом, брега я пою,
И легкую поступь подруги средь ночи
И теплые руки на теплых губах.
16 апреля 1924
«В одежде из старинных слов…»*
В одежде из старинных слов
На фоне мраморного хора
Свой острый лик я погрузил в партер
Но лилия явилась мне из хора.
В ее глазах дрожала глубина
И стук сиял домашнего вязанья,
А на горе фонтана красный блеск,
Заученное масок гоготанье.
И жизнь предстала садом мне.
Увы, – не пышным польским садом.
И выступаю из колонн
Моих ночей мрачноречивых.
Но как мне жить средь людных очагов,
В плаще трагическом героя,
С привычкою все отступать назад
На два шага с откинутой спиною
20 апреля 1924
Отшельники*
<1>
Отшельники, Тристаны и поэты,
Пылающие силой вещества. –
Три разных рукава, в снующих дебрях мира,
Прикованных к ластящемуся дну,
Среди людей я плыл по морю жизни,
Держа в цепях кричащую тоску,
Хотел забыться я у ног любви жемчужной,
Сидел смеясь на днище корабля
Но день за днем сгущалось оперенье
Крылатых туч над головой тройной,
Корон златых все тише шелестенье,
Среди пустынь вдруг очутился я
И слышу песнь во тьме руин высоких,
В рядах колонн без лавров и плюща:
«Пустынна жизнь среди Пальмир несчастных,
Где молодость, как виноград, цвела
В руках умелых садовода
Без лиц в трех лицах божества.
В его садах необозримых,
Неутолимы и ясны
Выходят из развалин пары
И вспыхивают на порогах мглы.
И только столп стоит в пустыне
В тяжелом пурпуре зари
И бородой Эрот играет,
Копытцами переступает
На барельефе у земли…
Не растворяй в сырую ночь, Геката, –
Среди пустынь пустую жизнь влачу,
Как изваяния, слова сидят со мною
Желанней пиршества и тише голубей.
И выступает город многолюдный,
И рынок спит в объятьях тишины.
Средь антикваров желчных говорю я,
Пустынных форм томительно ищу».
Смолкает песнь. Тристан рыдает
В расщелине у драгоценных плит:
«О для того ль Изольды сердце
Лежало на моей груди,
Чтобы она как Филомела,
Взлетела в капище любви,
Чтобы она прекрасной птицей
Кричала на ночных брегах»
Пересекает голос лысый
Из кельи над рекой пустой:
«Не вожделел красот я мира,
Мой кабинет был остеклен.
За ними книги в пасти черной,
За книгами сырая мгла
Но все же я искал названий
И пустоту обогащал.
Наследник темный схимы темной
Сухой и бледный, как монах
С супругой нежной в жар вечерний
Я не спускался в сад любви…»
Но выступает столп в пустыне
Шаги из келии ушли.
2
И в переходах отдаленных,
На разрисованных цветах,
Пространство музыкой светилось,
Как будто солнцем озарилась
Невидимой но ощутимой речь:
«Когда из волн я восходила
На Итальянские поля…
Но здесь нежданно я нашла
Остаток сына в прежнем зале.
Он красен был и молчалив,
Когда его я подымала,
И ни кудрей, и ни чела,
Но все же крылышки дрожали»
Хор
И, появившись вдалеке
В плаще багровом в ризе синей,
Седые космы распустив,
Она исчезла над пустыней
И смолкло все. Как лепка рук умелых:
Тристан в расщелине лежит,
Отшельник дремлет в келье книжной,
Поэт кричит окаменев.
Зеленых крон все громче шелестенье.
На улице у растопыренных громад
Очнулся я Проходит час весенний,
Свершенный день раскрылся у ворот
15 мая – 27 сентября 1924
«Поэзия есть дар в темнице ночи струнной…»*
Поэзия есть дар в темнице ночи струнной,
Пылающий, нежданный и глухой
Природа мудрая всего меня лишила
Таланты шумные, как серебро взяла
И я из башни свесившись в пустыню
Припоминаю лестницу в цвету,
По ней взбирался я со скрипкой многотрудной
Чтоб волнами и миром управлять.
Так в юности стремился я к безумью
Загнал в глухую темь сознание мое,
Чтобы цветок поэзии прекрасной
Питался им как почвою родной
20 сентября – 10 октября 1924
«Одно неровное мгновенье…»*
Одно неровное мгновенье
Под ровным оком бытия
Свершаю путь я по пустыне,
Где искушает скорбь меня.
В шатрах скользящих свет не гаснет
И от зари и до зари
Венчаюсь скорбью – и прощаюсь
И вновь венчаюсь до зари.
Как будто скорбь владеет мною,
Махнет платком и я у ног
И чувствую за поцелуй единый
Я первородством пренебрег.
30 сентября – 7 октября 1924
«Под чудотворным нежным звоном…»*
Под чудотворным нежным звоном