Я рассыпалась.
Подняла ладонь к лицу и почти без удивления увидела, как она истончается, мелким песком осыпаясь на пол. В пыль обращались руки, лицо, душа. Кажется, весь мир вокруг начал медленно и бесшумно осыпаться, как тает лишившаяся подпитки иллюзия. Моя иллюзия. Мой мир, которого на самом деле никогда не было; не было ничего, во что стоило верить, и больше не было ничего, ради чего стоило жить.
Одно радовало в этой мучительно болезненной круговерти: страхов уже тоже не было, потому что не было памяти.
– Лейла? – встревоженный женский голос.
Чей? Уже не помню. Да и какой смысл вслушиваться в слова, если это всего лишь предсмертная агония, видения погибающего разума?
– Проклятие! – мужской голос, незнакомый и полный злобы. Прикосновение чьих-то рук, бледное и почти неуловимое на фоне боли. Я медленно утекала сквозь чьи-то пальцы, до которых мне не было никакого дела. – Ну нет, девочка, не в моем присутствии, – зло прошипел мужской голос. – А вы что стоите? Вон пошли! ВСЕ ВОН! Проваливайте к Страннику в задницу, идиоты!
Испуганные голоса, возгласы, шорохи и шаги. Я уже не могла вслушаться в отдельные звуки и понять, что происходит. Я исчезала. Вместе с тем, кто держал меня в руках, медленно тонула в зыбкой иллюзии пола, тоже превращавшегося в тонкий песок.
– Постой, постой, сейчас. Потерпи немного, сейчас я тебе помогу, – торопливый, не на шутку встревоженный голос. Запястье обожгла боль чуть более сильная, чем остальная, жившая в моем теле.
И вдруг началась буря.
Ветер поднял рассыпающийся в пыль мир и то, что раньше было моим телом, и закрутил в жалящие плети вокруг меня, вокруг чужих жестких ладоней, одна из которых поддерживала мою голову, а вторая держала запястье. А потом моих губ коснулись осторожные губы, и это ощущение неожиданно ослабило боль. Я потянулась навстречу – безотчетно, почти отчаянно. Это был не поцелуй; через вкус чужих губ в остатки легких вошел холодный воздух со вкусом металла и соли. А вместе с ним – чужая Воля.
Кто-то могущественный, всезнающий и спокойный, как высокое прозрачное небо, одним своим желанием убрал боль и принялся аккуратно и кропотливо собирать меня из песка. Как дети лепят песчаные замки, только сложнее, тоньше и гораздо уверенней.
Было не больно, но странно. Я не сопротивлялась, прислушиваясь к необычным ощущениям и все еще чувствуя на губах вкус соленого железа. Темнота забвения тоже пришла откуда-то извне, сопровождаемая тихим шепотом:
– Ну вот почти и все, совсем немного осталось. Сейчас надо отдохнуть, а потом все будет хорошо. Слышишь? Спи, все будет хорошо, все будет замечательно. Обещаю, больше никакой боли.
И я поверила, потому что больше всего на свете хотела поверить. И растворилась в темноте.
– Идиоты! – тихо рычал где-то совсем рядом смутно знакомый голос. – Кретины! Кровники, пальцем деланные! За каким кинаком[15] вы такие нужны вообще?!
– Мы не знали. – Низкий мужской голос из-за сквозящего в нем чувства вины звучал очень странно.
– Я заметил! Дебилы! Вас оправдывает только возраст, но если вы и в нем такие идиоты, дальше можно не ожидать улучшения!
– Тар, ты слишком… – еще один голос, очень тихий и хриплый, который я тоже не смогла вспомнить, хотя совершенно точно знала.
– А ты вообще заткнись! Тупой слепой ублюдок!
– Тар! – В хриплом голосе прозвучало не столько раздражение, сколько удивление.
– Неблагодарная эгоистичная тварь! – припечатал злой. – Ты ее своей слепотой чуть не угробил, идиот, а она полжизни тебя с того света тащила!
– В каком смысле? – хором, два мужских голоса и два женских.
– А ты вообще уйди отсюда, и чтобы я тебя рядом с ней в ближайшем будущем не видел! И вообще, ну вас к кинаку в задницу, я ее лучше с собой увезу, там ей спокойней будет.
– Это опасно, ее пытались убить.
– Я заметил! – саркастично огрызнулся злой. – Уродственнички кровные! – голос окончательно сорвался на разъяренное шипение.
Ничего не понимая, но желая все-таки разобраться в происходящем, я открыла глаза.
Первым, что увидела, было совершенно незнакомое мужское лицо. Внимательно разглядев его – прямой нос, красиво очерченные скулы, теплые зеленые глаза, – пришла к выводу, что лицо это мне нравится. Кажется, ругался до этого именно он, но на меня смотрел с теплым сочувствием и беспокойством, чем понравился мне еще больше.
– Ну, здравствуй, кровница. – Тонкие губы растянулись в живой искренней улыбке, и я неуверенно улыбнулась в ответ. Люблю людей, у которых от улыбки лицо буквально начинает сиять.
– Кто ты? – спросила я, удивляясь слабости и неуверенности собственного голоса.
– Ах да, где мое воспитание, – продолжая улыбаться, мужчина виновато хмыкнул. – Тахир, для тебя – Тар, Тир или Хар, как больше нравится.
– Мне нравится Тар, – решила я.
– Лейла, как ты себя чувствуешь? – вмешался еще один голос, и в поле моего зрения появилось новое действующее лицо.
– Бьорн? – опознала я, слегка озадаченная выражением тревоги на лице Материалиста. Завозилась, пытаясь осмотреться. Тар, заботливо придерживая меня за плечи, помог сесть. Оказалось, располагались мы с ним на полу, причем я до этого полулежала в объятиях мужчины. Оглядевшись, обнаружила неподалеку взволнованную Иффу, рядом с ней – бледную и напуганную Тарью. Несколько в стороне маячила мрачная тень хмурого подполковника Зирц-ай-Реттера. При взгляде на него в груди больно кольнуло, но я так и не поняла почему. – Что здесь случилось?
– Понятия не имею, – растерянно и виновато пожал могучими плечами друг. – Фьерь прибежала и сказала, что тебе плохо.
– Сейчас расскажу, – ободряюще улыбнулся Тар, поднимаясь на ноги. При этом он продолжал бережно придерживать меня за плечи. – Попробуй встать. Только осторожно, держись, – поддерживая под локти, он без особого усилия и без малейшей помощи с моей стороны поставил меня на ноги. Цепляясь за его предплечья, я с некоторым недоумением обнаружила под тонкой тканью рубашки крепкие мышцы опытного воина, привыкшего к тяжести боевого клинка. – Ну как? Не мутит, ноги держат? – спросил он, медленно разжимая руки и разводя их в стороны.
– Вроде нормально, – пробормотала я, неуверенно балансируя на слабых и будто чужих ногах.
– Вот и хорошо. Присядь, – он кивнул на диванчик.
Я с облегчением послушно опустилась на сиденье. Ноги хоть и держали, но слишком ненадежно. Да вообще все вокруг казалось зыбким и неправдоподобным. Я чувствовала себя так, будто очнулась после долгой комы: голова вроде работает, но такое ощущение, что половина жизни прошла мимо.
– Остальных прошу покинуть помещение, вас это не касается, – оглядел присутствующих этот странный Целитель. – Кроме тебя, Дагор, – и он недвусмысленно кивнул Разрушителю на место рядом со мной. Хозяева дома без возражений послушно удалились.
Некоторое время Тахир внимательно разглядывал нас обоих с непонятным выражением лица. Мне стало очень неуютно под этим взглядом, да еще подле хмурого сыскаря. Рядом с ним во мне начинали шевелиться какие-то смутные чувства и воспоминания, и знакомиться с ними ближе не хотелось.
– Вопрос первый, – наконец нарушил молчание Тар, присаживаясь на край столика напротив нас. – Гор, какие отношения связывают тебя с Хасар?
– Можно подумать, ты не догадываешься, – неодобрительно поморщился он.
– Догадываюсь, но мне в принципе плевать, а ей – нет, – спокойно пояснил Целитель.
– А при чем тут… – одновременно с Разрушителем начали мы.
– Тебе сложно ответить? – хмуро оборвал Тар.
– Рай была моим партнером на протяжении всего обучения, – пожал плечами.
– Разрушителей учат не так, как остальных, – обратился ко мне Целитель. – Они с детства учатся работать группами, двойками или тройками, в зависимости от личных качеств и предпочтений. Это кровные узы, но они гораздо крепче, чем у обычных кровников, подобное взаимопонимание характерно для близнецов. То есть они друг другу фактически как брат с сестрой.
– Зачем ты… – раздраженно начал Разрушитель, в недоумении глядя на Тахира.
– Для лучшего понимания. Продолжай.
– А что продолжать? – пожал плечами он. – Этим все сказано. Мы с ней тогда вместе вляпались. Служили отдельно, но нашу группу отправили для усиления семнадцатой линии, где ожидали прорыва, а Рай ехала с нами, с донесением. Я видел, что ее убили, а потом и сам… попал. До сегодняшнего дня считал ее мертвой. За Рай не знаю, кажется, она тоже не знала, что я жив.
– И, конечно, назвать мне личность своей кровницы, когда мы разыскивали твоих близких, ты не мог, – ворчливо проговорил он. – Сколько бы проблем снялось и насколько проще бы все было! Ладно, об этом в другой раз. Второе. Помнишь, я говорил тебе, что понятия не имею, почему ты все-таки выжил? Ну, что ни один безумный маг не способен долго жить и в итоге просто выгорает. Тем более что ты пошел на сознательное саморазрушение, и, по-хорошему, от твоей личности ничего не должно было остаться.
– Помню, – раздраженно кивнул сыскарь.
– Замечательно. Третье. Лейла, ты вообще представляешь себе пределы силы Иллюзионистов?
– Ну, теоретически Иллюзионист может заставить любого человека поверить во что угодно. Например, можно заставить поверить в то, что ему перерезали горло, и горло это действительно окажется перерезанным. Причем даже не обязательно видеть этого человека в тот момент. Но это теоретически. Например, заставить человека поверить, что он умер, вполне возможно: разум очень легко поддается воздействию, и он просто перестанет существовать. А вот заставить тело и окружающую реальность поверить в то, что на горле есть разрез…
– Я догадывался, что учат вас полной ерунде, – вздохнул Целитель, обрывая мой монолог. – Но чтобы настолько! Знаешь, в чем разница между Материалистами и Иллюзионистами? Первые могут создать все, что угодно, в пределах законов физики, вторые – в пределах собственной фантазии. Именно поэтому безумные Иллюзионисты опаснее всех иных магов: с ними практически невозможно бороться, потому что, пока они верят в свое бессмертие, их не сможет убить ничто. Даже законы сохранения и превращения энергий на них не действуют. Сила человеческого разума потенциально бесконечна, мы способны творить миры из ничего. Но обычно люди ограничены собственными представлениями и знаниями. Т