? Мышей ловит? Гравитон24 еще не поймали?
– Как бы вы его первыми не поймали, – хмыкнул Жюль Маре.
– Не думаю. Но мы будем стараться. Хотя мы сегодня ловим волны, а не частицы.
– Квантово-волновой дуализм25 никто не отменял, если ты не в курсе. Как там Селин, как дела у Клео?
– Все хорошо, пап. Давай я тебе завтра позвоню и расскажу, – Маре заметил какое-то оживление в зале.
– Давай. Маме позвони тоже. – Мать ухаживала за домом и садом в Гренобле, и ее круг общения мало пересекался с отцовским. Она проводила время с театралами, художниками и артистами, ее друзьями. Маре часто думал, что могло привлечь ее и отца друг к другу, таких разных по сути людей.
– Хорошо. До связи.
– До связи, Пьер. – Но отец не разъединился. Он помолчал пару секунд, и сказал:
– Я горжусь тобой, сын. – И в трубке пошли короткие гудки.
Тревога оказалась ложной, люди в зале Центра управления через несколько минут успокоились. Маре тихонько включил Дассена, музыка успокаивала и снимала часть напряжения.
– Ностальжи? – понимающе кинул сидящий за соседним монитором лазерщик Миша. – Скучаете по дому?
– У меня отец любил его слушать, когда я был мальчишкой, – кивнул Маре.
Принесли кофе и выпечку на выбор. Маре взял себе несколько круассанов и дымящуюся чашку, и вернулся за свой стол. Время тянулось нестерпимо медленно, в зале негромко переговаривались между собой специалисты. Миновал час ночи, потом два.
Некоторые сотрудники, из тех, кому не особенно было чем заняться, клевали носом. Маре подумал, что было бы лучше на ночь отпустить персонал по домам, чтобы утром люди пришли на работу со свежей головой. Миша, откинувшись на спинку кресла, начал со свистом похрапывать.
– Мишель, – потряс Маре его за плечо. – Мишель!
– Что, – тот подхватился, моргая на Маре сонными глазами. – Пьер? – Он перевел взгляд на монитор, и по волшебной случайности, как часто бывает, ровная линия регистрации сигнала вдруг всколыхнулась по вертикали, заосциллировала перепадами частот.
– Волна! – заорал Миша. – Пошел сигнал!
В зале загомонили, кто-то зааплодировал. Многие оглядывались на Маре.
– Звук! – распорядился Илецкий.
Техники дали звук, и зал накрыло голосом Волны26 – ударным пульсом галактик, шелестом космического прилива, накатывающего на невообразимо далекие берега.
Люди, стряхнув усталость, с энтузиазмом принялись за обработку параметров сигнала.
Через некоторое время академик подошел к Маре и с чувством пожал ему руку.
– Поздравляю, Пьер, – сказал он. – Вы большой ученый. Для меня честь, что вы работаете в нашей обсерватории.
– Мерси, мсье Илецки, – смутился француз.
– Андрей Максимович, – симпатичная Варенька из компьютерного отдела сзади потянула директора за рукав. – Тут мальчики просчитали волну.… Смотрите сами, – и она отдала Илецкому распечатку.
– Что? – оторопел директор, а вслед за ним глаза на лоб полезли и у Маре. – Раскладывается на составляющие, как ряд Фибоначчи27? Вы что-нибудь понимаете, Пьер?
Они в замешательстве смотрели друг на друга, а Центр все полнился трелями гравитационного эфира.
6
Пресс-конференцию организовали только через две недели. Все это время физики и техники искали ошибку. Ошибки не было – периоды прохождения волны от гравитационного удара в скоплении Девы относились друг другу, как числа Фибоначчи, постепенно возрастая до бесконечно больших значений.
Через день Маре снова позвонил отец. Слухи в научном сообществе расходились почти с той же скоростью, что и гравитационные волны во Вселенной.
– Пьер, это правда? – без обиняков начал отец. – Или мне вешают лапшу насчет Фибоначчи?
– Это правда, пап, – после паузы сказал Маре. – Что ты об этом думаешь?
– Думаю, что не нужно делать поспешных выводов, – ответил Жюль Маре. – Уже много раз мы принимали за инопланетный сигнал то, что впоследствии оказывалось очередным явлением природы.
– Разумеется. Никто и не делает. Но жаль, если это будут не они. – Маре выделил голосом «они» так, что сомнений в том, кто эти «они», не осталось.
– Ну, если и в этот раз будут не они, то в какой-нибудь из следующих, – точно они, – попытался пошутить отец. Но Маре знал, о чем он думает: «только вот я до этого раза, скорее всего, уже не доживу».
– Я вот тут подумал, пап. А что, если наша Вселенная – это лишь инкубатор для разума? Такой «лягушатник». Мы барахтаемся тут, как головастики в пруду, пока не наберемся сил, и не выберемся на сушу. В других вселенных, с иными физическими законами, развиваются другие формы разума. Ну а здесь кто-нибудь еще за нами и присматривает, только мы его не сможем увидеть, потому что мерность его пространства больше, чем нашего.
– Антропный принцип28? Я в целом с ним согласен, сын. И гипотеза о существовании Бога хорошо в него вписывается, кстати. А про мерность пространства – это ты про муху вспомнил?
В свое время отец объяснял Пьеру, как человечки, живущие на условном двумерном листе бумаги, видели бы севшую на лист трехмерную муху. Сначала посреди их мира «ниоткуда» возникли бы шесть дисков – проекции лап мухи. Муха переступала бы лапами по листу, а диски исчезали и появлялись вновь в неожиданных местах, внося сумятицу в ряды двумерных жителей. Причем саму муху они бы так и не увидели – ведь она существует не только в их двух измерениях, но и в дополнительном, куда обитателям листа нет доступа.
– Ты мне тогда хорошо объяснил, – улыбнулся Маре. – Так вот, физики давно уже предполагают, что темная энергия и материя – это реальные энергия и материя в пятимерном пространстве. А что, если в нашей Вселенной они играют роль неких ограничителей, барьеров, ограждения для нашей детской площадки? Или, тут я у Клео видел в садике, песочницу еще и крышкой закрывают – от кошек.
– Космические кошки, которые могут нагадить в нашу песочницу! – засмеялся отец. – Повеселил! Ну, а в целом – гипотеза как гипотеза, не исключено, что мы действительно единственный разумный вид в нашей Вселенной, но в других вселенных могут быть другие разумные формы жизни. И если мы научимся открывать калитку в нашей ограде – тем самым мы подтвердим право на разумность. Ведь мы даже не представляем, какие критерии разума могут быть у цивилизаций, обогнавших нас в развитии на миллионы лет. К тому же ограда делается не только для того, чтобы дети не разбежались, но и для того, чтоб дурной человек или опасное животное не попало на территорию детского сада – тут ты прав.
– А за оградой, – подхватил Маре, – автострады с движением в двенадцать полос, промышленные объекты, войны, наркотики, насилие, ядовитые змеи, ядерные полигоны…
– А еще, – продолжил отец, – медицина, наука, образование, хорошие и добрые люди, большие светлые города… Знаешь, Пьер, если подходить с твоей точки зрения, то мне кажется, что второго у них должно быть все же больше, чем первого. Должны были уже нахлебаться. Тем более – кто-то же ограду поставил и следит за ее целостностью. А если брать твою теорию, то в нашу калитку постучали, и ждут – откроем ли мы им, или, может, выйдем навстречу?
– Хорошая у нас гипотеза получилась, пап, – вздохнул Маре. – Жаль, что подтвердить или опровергнуть ее в обозримом будущем вряд ли получится.
– Может, и так. Мне пора идти, но вот, что я скажу тебе, сын: если уж взялся за что-то – никогда не сдавайся.
… На пресс-конференцию в актовый зал ПРОГОНа набилось человек двести журналистов, а еще примерно полторы сотни дроидов от всех мировых СМИ.
Первым выступил академик Илецкий, рассказавший об успехах обсерватории за два прошедших года. Потом к трибуне вышел директор ПРОГОН по науке – Матвей Григорович. Он вкратце описал события последних дней, а затем обернулся к сидевшим за трибуной сотрудникам обсерватории, в числе которых был и Маре.
– А теперь я хочу передать слово, так сказать, виновнику торжества – нашему французскому коллеге Пьеру Маре. Именно Пьер первым предсказал возможность гравитационных ударов в цепочке Маркаряна, и первым же составил математическую и астрофизическую модель этого процесса. Пьер, прошу вас!
Маре подошел к трибуне, поблагодарив Григоровича, и поклонился журналистам.
– Друзья! Нам с вами довелось жить в поистине замечательную эпоху для науки, когда все шире приоткрываются двери, ранее плотно закрытые для нас. Теперь мы точно знаем, что гравитационные события в скоплении Девы не случайны. Это согласованный в пространстве-времени процесс. Еще академик Маркарян в 1961 году в своей статье в «Астрономическом журнале»29 доказал, что «малая вероятность случайного образования цепи убедительно свидетельствует в пользу предположения, что цепочка является физической системой».
Теперь мы видим, что эта физическая система поддерживается в стабильном состоянии с помощью сгенерированных событий, последнее из которых было зарегистрировано две недели назад, и все еще продолжается.
Пусть нам пока полностью неясна природа этого явления, но я уверен, что уже в ближайшие годы мы будем знать о нем гораздо больше. Прошу вас, задавайте вопросы, пожалуйста.
– Мсье Маре, – вытянул руку один из журналистов, – а как вы можете объяснить числа Фибоначчи, на которые раскладывается волна? Это сигнал от инопланетян?
– Я бы не стал безоговорочно утверждать подобное, – покачал головой Маре. – Прежде всего, потому, что мы можем видеть эти числа в живой природе повсюду вокруг нас. Они известны с древности, их называли золотой пропорцией, золотым сечением. Если мы будем внимательно рассматривать соцветия различных сложноцветных растений: у цветка ириса мы обнаружим 3 лепестка, у примулы – 5, у амброзии полыннолистной – 13, у нивяника обыкновенного -34, а у астры – 55 и 89 лепестков. Спирали можно увидеть в том, как расположены семена подсолнечника, шишек сосны, в кактусах, ананасах и др. Во всех этих случаях проявляется число Фибоначчи. Спиралеобразно плетет паук свою паутину. Ураганы закручиваются спирально. Так закручены и галактики. Золотая симметрия наблюдается в переходах, связанных с энергетическими затратами элементарных частиц, в структуре отдельных химических соединений, в космических системах, в генетических структурах, в строении некоторых органов человека и его тела, проявляется в биоритмах, и даже в работе мозга. Так что повторюсь – я не стал бы утверждать, что это обязательно сигнал внеземн