Из отпуска вернулась еще одна напарница — Оксана. Работать стало легче и веселее. Вдвоем мы пытались вытянуть Ольгу из затяжной депрессии и по утрам подкрашивали ее синяк моей пудрой. Дешево и сердито.
Директриса, подумав, что мы окончательно раскаялись, успокоилась и перестала придумывать нелепые задания. Меня даже пригласили в кабинет и снова провели долгую беседу о будущем, потом мы съездили в другие ее магазины, где меня представляли как надежду торгового бизнеса, и милые девочки ошарашено взирали на новую протеже.
Вечера были свободны, но теперь уже я сама оттягивала момент встречи с Артемом. Пропустила несколько занятий, а в эту пятницу твердо решила идти. И настроение подходящее.
Я его просто обниму и все, сама, первая. А потом увижу его глаза… И все будет ясно. Скучал? Ждал? Безразлично?
Не верю. Все будет прекрасно. Все было бы прекрасно уже сейчас, если бы хорошее настроение не портило заплаканное лицо Ольги.
Конец смены, а она скрылась в кладовой, просидела с пол часа, вернулась с салфеткой и принялась демонстративно размазывать дешевый макияж. Я вопросительно уставилась на Оксану.
— Недостача у нас, — подтвердила она, покосившись на дверь директрисы, — большая.
Она опять посмотрела на дверь, потом на Ольгу и с подозрением на меня.
— Девятьсот гривен.
Опять? Да сколько можно? Это же две зарплаты! Что делать? Конечно, с нас высчитают, а жить как?
— С меня высчитывать не будут, — отрезала Оксана, холодно наблюдая за страданиями Ольги. — С тебя тоже.
Я почувствовала комок в горле. Не знаю, кто вор, но я так же не без греха. Стащила когда-то с кассы две гривны. Потом, правда, вернула, и все же… не хорошо на душе было, скверно.
И Ольга как овца побитая. Подошла, заглянула мне в глаза, словно ждала этого признания.
Я отвернулась.
— Оксан, а почему крайняя Ольга? Кто решил?
— Директриса, — по слогам, как недоумку, пояснила Оксана.
Ольга всхлипнула и снова спряталась в кладовой. И даже если вина не ее, ничего не докажешь. К примеру, о тех двух гривнах, что я брала в долг, никто не знал. А если брал кто-то еще? И не считал обязательным возвращать? А если сама директриса, у которой была привычка потребовать срочно деньги из черной кассы и даже не дать тебе времени пересчитать наличку?
Я постучала к ней в кабинет.
— Заходи, Наталья, — она приветливо махнула рукой. — Кофе вкусный. Будешь? И вафли есть, твои любимые. Садись. Ну, что там? Хнычет? Пускай. Она мне за все заплатит. Прямо под носом…
— Алла Борисовна, почему вы решили, что это именно Ольга?
Алла Борисовна удивленно заморгала ресницами.
— Нас же трое.
— Наташа, иди работай. Тебя это заботить не должно.
И все же в ее взгляде мелькнуло сомнение.
— Видеокамер нет, — сказала я, — деньги в кладовой, взять мог любой из нас.
В том числе и ты, подумал я, но вслух не сказала.
Директриса улыбнулась, словно догадавшись о моих мыслях, и выдала версию:
— До Ольги у нас краж не было. Это она. Оксана работает у меня четыре года, я ей полностью доверяю, а Ольга пришла последней.
Вот как. Пришла последней — достаточное доказательство, чтобы тебя обвинили в воровстве и угрожали расправой, если деньги чудесным образом не вернутся.
— Я хочу уволиться.
— Что?
— Алла Борисовна, я не верю, что это Ольга. А если это она, то меня не устраивает обвинение только на том основании, что человек пришел в магазин последним, что он здесь работает меньше других. Меньше всех здесь работаю я. Ольга — год, а я — четыре месяца. После ее увольнения, если произойдет еще одна недостача, последней буду точно я. Я увольняюсь.
— Ты делаешь ошибку.
Директриса была так ошарашена, что поднялась, преодолела отделявшее нас расстояние и внимательно всматривалась в мое лицо.
— Наташа, ты делаешь ошибку. Не принимай необдуманных решений. Иди. Иди работай. Она специально разыграла перед тобой представление, но меня не проведешь. Говорит: денег нет. У меня есть люди, которые заставят заплатить. Она заплатит мне за все, и даже больше. За все. Я найду способы.
Надо признать, Алла Борисовна умела убеждать. Или гипнотизировать. Я вышла из ее кабинета, потерянно осмотрелась по сторонам. Зачем я устраивала бурю в стакане воды? Пустяк, да и только.
— Мне жить не на что, — услышала рядом слова Ольги.
Она сидела с очередной салфеткой рядом с по-прежнему равнодушной Оксаной.
Не хочу быть на ее месте.
Я вернулась в кабинет директрисы, бросила на стол фартук и вышла из магазина. На душе стало легче, вроде бы и не было никогда истории с двумя гривнами, не было унижения перед покупателями в магазине «Персик», не было ночных смен по отмыву сарделек.
Чистый лист. Ровное дыхание. Прилив сил на задуманное.
Я пришла на курсы, но Артема у входа не было. Он опаздывал. Или решил не приходить вовсе? Быть может, родители передумали на счет необходимости изучения языков?
Кстати, папу его я так и не видела. И мама Артема о нем не упоминала. Тогда мне и в голову не могло прийти, что папы попросту не было, и что мой мальчик умеет и любит врать.
Делать больно — легко. Вот пришел все-таки. Не один. С Наташкой-худышкой.
Бросил мне «привет» и отвернулся к ней.
Я почувствовала головокружение — быть может, упало давление, быть может, я даже в цвете лица изменилась, как говорят в Одессе — без разницы. Дешевая пудра — спасение от унижения.
Представление набирало силу. Вот он склонился к острому ушку Наташки, что-то шепчет. Она хихикнула, покосилась в мою сторону и согласно кивнула.
Мерзко.
Канадец объявил перерыв — все вышли на улицу. Замешкавшись, я вышла тоже.
Передо мной привычный барьер из спин, дым, смех и голос Артема:
— А, может, потом в киношку рванем?
— С тобой? — томный голос Наташки. — Вдвоем? Мурлык, хочу!
Мурлык? Новое прозвище моего мальчика?
Он бросил взгляд в мою сторону.
— Мурлык — будет.
Бросил сигарету и увел Наташку обратно на занятия. Группа потянулась следом за ними.
Я осталась одна, в окружении затухающих окурков, в снегу, и чувствовала, как холод сквозь потертые ботинки пробирается в душу.
Глава № 8
Я брела по ночному городу. Фонари, снег, фонари. Холод.
Ночной город прекрасен. Я люблю его так же, как Артема, потому ли, что он причиняет идентичную боль? Вопреки?
Я остановилась. Люблю? Артема?
Пусть отмоется…
Слова мамы Артема потушили возрождавшееся чувство к ее сыну. Показалось. Ничего не было.
Если кто-то или что-то могло так же унять голод, я бы так и осталась ни с чем, вся в розовых соплях наивности и мыслями об Артеме, но пришлось встать, забыть все, что мешало сосредоточиться и искать работу.
Плюс: мой диплом пару раз попросили для посмотреть, минус: после нескольких вопросов о менеджменте, возвращали обратно и обещали позвонить. Обещаний не выполняли.
Через две недели я совсем упала духом, еще раз попросила в долг у родителей, еще раз потратила все деньги, еще раз скупила пачку газет с объявлениями. И благодаря одному из них узнала, что Черноморка — не конец географии, а центр вселенной по сравнению с Еврейским кладбищем и переулком Чапаева, куда меня пригласили на собеседование.
База дальнобойщиков, гостиница дальнобойщиков, второй этаж, а там две комнаты с претензией на офис.
Директор, пригласивший на встречу, не вызвал доверия. Слишком обходительный, слишком прищуривается, рассматривая меня, и бородка у него слишком стильная. Все слишком, даже тот простой, что он задал в качестве экзамена:
— Включить компьютер сможешь?
Я включила.
— Принята.
От счастья я едва не бросилась ему на грудь. Только обручальное кольцо у него на пальце и сдержало.
— Пойдем знакомиться с коллективом, — сказал директор.
Для знакомства пришлось спуститься на улицу к курившей симпатичной блондинке.
— Лена…
Она окинула нас упрекающим взглядом — мол, чего прервали? Директор как-то виновато посмотрел на нее, потом на меня.
— Вот. Наташа. Хочет у нас работать. Компьютером владеет, но 1-С не знает.
Я напряглась. По всему выходило, Лена здесь за главную, а директор для прикрытия, и от этой Лены зависело, как долго мне еще голодать.
Молчание тянулось очень долго, как по мне — бесконечно, вдруг Лена приветливо улыбнулась.
— Ничего. Научу.
Таким образом, это был второй человек в очереди на мои поцелуи. Знакомство с коллективом продолжилось. Мы снова зашли в офис — пусть так, офис, польстим этой общаге.
В одной из комнат сидели двое: женщина лет пятидесяти и молодая девушка лет двадцати. Красивая и тоже блондинка. В Одессе вообще много блондинок, как я успела заметить.
— И как тебя зовут? — спросила блондинка.
Тон капризный, но ссориться в первый день не хотелось
— Наталья.
— Наталья?
Брови девушки недовольно поползли вверх.
— Тяжелый характер.
Прямо в точку, но, по всей видимости, и у тебя не простой.
— Здесь есть одно правило, — продолжила девушка, — все мальчики наши. Все хорошие мальчики. Мои и Ленкины.
Я поторопилась отмахнуться — мне сейчас не до них.
— Наташа, — представилась девушка. — А это, — рука плавно указала на рядом сидящую женщину, — Андреевна.
Теперь понятно, почему она знала о моем характере. Действительно, двум Наташам на одной территории тесновато.
Я часто сталкивалась с Наташами — иногда от столкновения искры летели. Да и вот, из последнего — ту, что увела у меня Артема, тоже Наташей зовут.
Но Лена мне понравилась — объясняла доходчиво и быстро. Я решила, что мы обязательно подружимся, ведь нас в офисе всего четверо — директор, Андреевна, ваяя Наташа и Лена, и мы примерно одного возраста. Директора и Андреевну вычеркиваем — не та весовая категория, а с девчонками, была уверена, сойдемся быстро.
И ошибалась. С ними мне предстояло пройти и через бойкот, и через предательство, и через угрозы.