– Мог бы по-другому сделать – не был бы «Ломаным Грошем», – произносит ведун и, сглотнув, громко произносит: –…Торг!
Ведьма резко вырывается и кидается к лапе демона, стараясь ударить по темному кому. Снова тщетно. Руки проходят сквозь ком и лапу, словно те не настоящие.
– Торг! – раздается громогласный голос Черта.
Пест тем временем снимает грязную рубаху и зажмуривает глаза. Из черной дымки вырывается вторая лапа Черта, которая мгновенно вонзается грудь Песта и вырывает сердце. Тут же первая лапа засовывает в грудь юноши черный ком.
Кара'кан вновь бросается к Песту, хватает ведуна за руку и прислоняет к животу.
– Дурень ведовской! Демона сердце биться не умеет, потому ни плакать, ни любить он не сможет, – она прижимает его руку еще сильнее. Ведьма начинает тараторить шепотом: – Твоя… твоя кровь во мне живет, вопреки праву и року…
Ведьма вновь обнимает лицо юноши руками, заглядывает в закатывающиеся глаза Песта и что-то продолжает говорить. Сам юноша начинает заваливаться на спину и обессиленно падает.
Кара'кан прислоняется к груди юноши и вслушивается. Тишина. В маленьком костлявом кулаке ведьмы собирается тьма. Удар в грудь ведуна, еще один – и Пест резко, с утробным рыком вдыхает. Ухо снова прислоняется к груди – глухой удар… еще один. Взгляд ведуна приобретает осмысленность. Первое, что он видит – лицо Кара'кан.
– Ты врата через Тень делать умеешь? – произносит одними губами юноша. Он силится встать, но тело не хочет слушаться.
Черная дымка из самой Тьмы тем временем растаяла. За ней виднелся Черт, который вертит головой и глазами. Взгляд то на Песта, то на ведьму. Ноги приплясывают, словно своей жизнью зажили, спина прогибается, и слышится слабый стон.
– Это почему? Почему так больно? – начинает бормотать демон. Черный дым начинает исходить и стелиться уже от него, по комнате расползается запах серы, словно его печатью света приложили. – Почему ты улыбаешься? Тебе же больно! Это твоя боль!
Пест молча пытается встать.
– Почему? Как это называется? – дым от Черта слабеет. Грубая кожа демона на глазах светлеет и через несколько секунд становится белоснежной. Лапы успокаиваются, и взгляд останавливается на Песте.
Из глаз Черта потекли слезы. Только демон, заплакавший впервые в жизни, не знал, что с ними делать. Поэтому слезы текли по белоснежной шкуре, подобию губ и затекали в пасть.
– С… соленые… – произносит демон и начинает выть, как настоящий волк, запрокинув голову и подергивая задней лапой. – Что-о-о это-о-о…
– Человек так любит, Черт.
– Не х-х-хочу… – произносит, успокаиваясь и шмыгая мордой, Черт. – Забери…
– Без этого нельзя, – произносит юноша.
Вдруг Черт резко дергает головой и шевелит ушами, словно что-то услышал. Глаза демона расширяются, и он произносит не своим, шелестящим голосом:
– Откуда ее голос? Это… это ты делаешь? – взгляд удивленных глаз на мокрой белоснежной морде переносится на Песта, и Черт повторяет: – Это твоих рук дело? Ты специально это делаешь?
Демон подскакивает, вертится на месте, а затем и вовсе начинает светиться. Он отворачивается от Песта, словно собирается куда-то уйти. Мгновенная вспышка света – и он исчезает. Единственное доказательство пребывания на этом месте демона – лужа черных, как уголь, слез на земле.
Тут же наступает звенящая тишина, которую нарушает голос Песта:
– Сдержала своё слово Аккилура… Ход в Тень строить надо. Люд через полустихию поведем до села Ведичей… – юный ведун разворачивается и уверенным шагом выходит из землянки, оставляя Кара'кан в слезах, сидящей на коленях.
В чистом поле у огромного костра происходит столпотворение. Прошедший теплый дождь размочил землю, а ноги нескольких сотен людей превратили ее в грязное месиво с вкраплениями зеленой травы. На небольшом островке из березовых жердей собрались все старшины. Народ встал вокруг одной старухи. Еловая сидит на чурбаке и дает наставления.
– След в след пойдем. И чтобы ни шагу в сторону! А не то до конца дней своих по тем сумеркам да туманам ходить будете! В той тени мерещиться будет что ни попадя, но не дай Единый кто с пути сойдет! Всем худо будет!
– Плата за то с нас будет? – спросил один из мужиков. – С грошами туго, еще раз на всех не наскребем.
– Платы за то не будет, а перед хозяином Теней Гроша Ломоть сам ответ держать будет. Ваше дело одно! След в след, нога в ногу идти, и не дай Единый оступится кто или в сторону уйдет! Мальцам, чтобы не натворили чего сдуру, на глаза повязь вяжите. Бабам на сносях – тоже, а не то прямо там рожать начнут! – Еловая вдруг замерла и повела ухом, словно что-то услышала. – Заканчивает, хозяин восточных лесов да болот! Собирай всех, старшины, и к дыму серому веди. Скоро ход в Тень откроется! И строго-настрого всем накажи: чего бы в Тени ни померещилось – не верить, не слушать и не бояться! Без слова Пестова никто вас не тронет.
С этими словами старуха поднимается с чурбака и, не обращая внимания на поднявшийся галдеж среди мужиков, быстрыми мелкими шагами уходит в сторону Песта.
Приготовления ведуна были заметны издалека. Несколько жердей воткнуты в землю одним концом, а другим связаны вместе. На вершине зафиксирована деревянная чаша, в которой лежит несколько кусков древесной смолы. Вся конструкция возвышается над начерченным рисунком на земле. Пест обходит по кругу рисунок и придирчиво осматривает девятиконечную звезду, заключенную в два круга.
– Через Тень идти удумал… – прозвучал скрипучий голос Еловой из-за спины. – А у хозяина Теней ты добро спросил?
Пест остановился и взглянул на старуху.
– Не спросил, на разговоры времени нет.
– Поди, и цену знаешь за проход? – хмыкает Еловая.
– Душу хозяин не возьмет – и ладно, – Пест подходит к сумке и достает из нее множество мелких кусочков хвойной смолы, которые начинает раскладывать по контрольным точкам.
– А ежели велика плата будет?
Пест на секунду замирает с зажатым в руке кусочком смолы и, вздохнув, произносит:
– А другого выбора у меня нет.
– Выбор всегда есть, – начинает смеяться Еловая. – Уходи со своей ведьмой лесами да тенями. К себе в село вертайся да и живи там сытно. Без еды и крова не оставят, а коли жить будешь с делом своим – не последним человеком в округе станешь.
– А люд? С ним что?
– Гвинея большая, еще нарожают, – старуха лукаво улыбается и, щурясь, добавляет: – Не твои это люди, не должен ты им ничего. Перебьют их всех – знать никто ничего не будет. В укор тебе сказать будет некому.
– Но я-то буду знать. Перед собой все равно ответ держать придется, – устало произнес юноша. – Это кажется, что убежать проще. Самый строгий суд – он не государев, не сельский. Самый строгий суд – он в груди и голове живет. Его не обманешь. Ему не объяснишь, что ты сделал то, что мог, с ним не договоришься. Этот суд твоими глазами смотрит, твоими ушами слушает. Этот суд сердцем твоим чует. И спасу от него нет, ибо от себя не убежишь.
Старуха задумчиво смотрит на Песта.
– Тут тебе виднее, – бормочет старуха и разворачивается в сторону собирающейся толпы. – Люд собирается, как сделаешь – зови.
Ведун положил последний кусочек смолы и произнес в спину Еловой:
– Можешь звать. Пусть встают, как уговорено. И не дай Единый цепь порвут! Потом всех по стихии собирать будем! – юноша еще раз оглядывает рисунок. – Сколько душ осталось?
– Четыре сотни своими ногами в твои земли подались. Еще пятеро померли. Три сотни тебя ждут, – сухо произнесла старуха. Немного пожевав губами, старуха добавила: – Нос и глаз чертовской, сила мажеска, сердце демона, слово ведовское… Как разумеешь, человеком помрешь?
Пест поднял взгляд на старуху, пожевал губами и, не выдержав пронзительного взгляда, отвернулся.
– Время покажет. Надо будет – и тварью темной сдохну.
Тень встречает звенящей тишиной. Ни шепотка, ни шороха. Такой Пест ее еще не видел. Сделав несколько шагов вглубь полустихии, юноша взволнованно сглатывает и, оглянувшись, громко произносит:
– Памяти тебе, хозяин Теней!
В тумане нехотя открываются огромные глаза и внимательно смотрят на Песта.
– По делу к тебе пришли, хозяин, нет у нас другого хода, – взволнованно произносит ведун. – Нам дорога нужна до самого села Ведичей…
– Ты приходил сюда и просил укрытия в тени, ты приходил и просил дороги, ты приходил и спрашивал знание… Ты ведун, ты сила – мы терпели. А теперь ты нарушил закон. Ты нарушил рок и предназначение! – слова хозяина Теней произносились все громче и громче. Последние громыхали громом. – За семя ведовское рок всегда один!
– Твоя власть заканчивается Тенью! Мать, в которой мое семя растет, принадлежит Тьме…
– Это твое семя, и дитя тоже твое! – громыхнул хозяин Теней.
Пест умолк и подождал пару секунд, пока грохот от слов хозяина Теней утихнет. Когда грохот умолк, перед Пестом появляется он сам, только еще совсем босоногий мальчишка. Его образ начинает цитировать слова из «Ведовского уклада»:
– «Ведовское слово за мной стоит, и дело ведовское в груди горит. Не будет мне покоя, пока село предку кланяться не начнет, пока дух перед хозяином голову не склонит. За то в старшинах никогда ходить не буду, за то жить мне в земле, да селу своему служить, за то не видать мне детей моего семени…»
Точная копия Песта-мальчишки продолжает еще что-то говорить, но до Песта доносится только шепот хозяина Теней:
– Выбирай, ведун! В уплату за дорогу до Ведичей трем сотням душ либо дитя своё не родившееся отдашь, либо от права глазами смотреть отречешься…
Село Ведичей гудело вторую неделю растревоженным ульем. Если раньше пара мужиков, руководивших отроками, чистила площадки под новые дома от деревьев и пней, то две недели назад, когда приехали полтора десятка мужиков из села Дорожичей, началась массовая стройка.
Было расчищено около 20 участков. Часть из них была внутри села. На таких участках стояли старые, заброшенные дома. Некоторые из них были еще пригодны для жилья, и их только подлатали, а те, которые уже покосились – полностью разбирались и строились заново.