Ф е д о р. А что… я тоже пишу…
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Неужто? Федя?
Ф е д о р (улыбнулся). Отчеты о командировках. И они тоже полны любви и веры. (Встал с кресла.)
В столовую входит М а р и н а, на ней очень привлекательное вечернее платье.
М а р и н а. Зинаида Ивановна, чем помочь? (Обнимает за плечи свекровь.) По запаху чувствую, что вы испекли свой обворожительный творожный торт.
З и н а и д а И в а н о в н а. Не знаю уж как…
Ф е д о р (входя в столовую). Не вижу Стружкина средь нас!
М а р и н а. Чтобы двадцать седьмого февраля за столом у Кадминых не было Стружкина! Будет непременно…
Ф е д о р. Хороша, хороша…
М а р и н а. Прекрасно поработала, сделала гимнастику, приняла душ и вот… (Делает несколько шуточных танцевальных движений.) Чем не Плисецкая?
З и н а и д а И в а н о в н а. И как это ты все успеваешь?
М а р и н а. Есть магическое слово — самодисциплина. Аутогенная гимнастика.
З и н а и д а И в а н о в н а. Какая?
М а р и н а. Очень просто — надо убедить себя, что все в твоей жизни было прекрасно, прекрасно сейчас и будет прекрасно завтра.
Ф е д о р. Мне, однако, тоже не мешало бы переодеться.
М а р и н а. Подожди. (Громко). Антон Евлампиевич!
А н т о н Е в л а м п и е в и ч (входит). Я тут, вишенка. Я тут, красавица!
М а р и н а. Хотя, конечно, это уже поздно…
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Что поздно, что, горлинка моя? Зина, ты не видела сегодняшнего «Водного транспорта»?
Ф е д о р. А ты и на «Водный транспорт» ухитрился подписаться?
А н т о н Е в л а м п и е в и ч (берет из рук жены газету). В каждой газете я берусь отыскать вам что-нибудь необычайное. Такое, что вы не найдете ни в одной другой. Вот пожалуйста…
М а р и н а. Давайте взглянем правде в глаза. Федор, оставь транзистор.
Федор ставит транзистор на место.
Вы понимаете, что я говорю о замужестве Нины…
З и н а и д а И в а н о в н а. Так все слава богу… Сегодня приведет своего суженого…
М а р и н а. Хорошо, давайте рассуждать логически. Нине за тридцать. Ее жениху, кажется, за пятьдесят. Вам не кажется этот альянс несколько странным?
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Любовь алогична, моя Дюймовочка.
М а р и н а. Может быть… уж я-то это сама испытала. (Подарила улыбку Федору.) Но когда человек, не имеющий жилплощади, женится или выходит замуж за человека, который ее имеет, согласитесь, в этом есть железная логика. Что вы на это скажете?
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Но он моряк. А у моряка дом — корабль.
М а р и н а. Интересно, что это за моряки и что за корабли в Москве?
Ф е д о р. Кажется, он капитан теплохода. Там и живет.
З и н а и д а И в а н о в н а. У Ниночки есть своя комната и пусть уж сама решает.
М а р и н а. Вдовец. У него же взрослый сын.
З и н а и д а И в а н о в н а. И хорошо, что взрослый. Я уж в няньки не гожусь.
М а р и н а. Странно, что это говорю я… Но все-таки у нас не частная квартира, а музей Евлампия Кадмина. Музей…
Ф е д о р. Но можно понять и сестру. Еле курсы стенографии кончила. Считается, что помогает отцу по музею… А на самом деле валяется целыми днями на тахте и бренчит на гитаре. Думаешь, от хорошей жизни?
М а р и н а. Тогда у меня маленький вопрос: а вдруг он пьет? Приходят посетители, а тут у нас пьяный дебош.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Зачем же, деточка, такие крайности.
М а р и н а. Нет, нет… вы мне ответьте, кто его будет утихомиривать? Вы, папа, или, может быть, Федор? Значит, придется вызывать милицию. Представьте, милиция в музее Евлампия Кадмина. А я уж знаю моряков.
Ф е д о р. Откуда?
М а р и н а. Ты забываешь, что я выросла не в музее.
З и н а и д а И в а н о в н а. Получается, Ниночке и замуж нельзя выйти?
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. По-моему, у Мариночки просто разыгралась фантазия.
М а р и н а. Ну, хорошо… тогда я тоже буду вынуждена перевести сюда свою маму. Ей все труднее жить одной в нашей обворожительной Малаховке.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Милости просим, вишенка.
М а р и н а (в сердцах). И кто это сказал, что старые интеллигенты мягки и податливы? Да вас пушкой не прошибешь!
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. По-вашему, Марина Дмитриевна, в наш дом вообще посторонних водить нельзя. А как же с вами, деточки, тогда быть? Ведь ввели… И ничего. Вот и Нина имеет право на счастье, на любовь и на прочее… Так что больше обсуждать нечего. (Ушел в кабинет.)
М а р и н а. Конечно, конечно… (Гладит пальцами затылок. Из транзистора в руках Федора раздается оглушительная резкая мелодия.) Федя… Если хочешь слушать музыку, возьми наушники.
Федор вставляет наушники, вертит настройку. Очевидно, он поймал что-то хорошее, потому что лицо его принимает задумчивое, даже чуть блаженное выражение.
З и н а и д а И в а н о в н а. Вот когда Антон Евлампиевич на мне женился, тоже мало ли что подумать могли. Он самого Кадмина сын. Его сам Чехов на руках… В честь его Антоном назвали. Глаза музея, человек образования. А я кто… прислуга, полы в комнатах мыла, дрова колола.
М а р и н а. Тогда было другое время. Девятнадцатый год… Незабываемый…
З и н а и д а И в а н о в н а. Это, конечно, правильно, незабываемый. Только и голод, и холод тоже были.
Уходит на кухню. Антон Евлампиевич что-то приколачивает в кабинете. Федор в наушниках слушает музыку. Марина села в кресло, взяла газету. Звонок в дверь.
М а р и н а. Федор, звонят.
Федор не слышит.
Федор… (Бросает газету, идет в прихожую, открывает дверь.)
Входит П о с е т и т е л ь н и ц а, женщина средних лет.
П о с е т и т е л ь н и ц а (несмело). Простите… я хотела бы в музей…
М а р и н а. Внизу вывеска. На ней четко и ясно написаны часы работы музея.
П о с е т и т е л ь н и ц а. Я на экскурсию приехала… Сегодня уже опоздала, а завтра нас во Владимир увозят Суздаль смотреть. В Москве я в среду буду.
М а р и н а. Очень приятно.
П о с е т и т е л ь н и ц а. А в четверг рано утром поезд уходит. А по средам музей не работает.
М а р и н а. Совершенно верно.
П о с е т и т е л ь н и ц а. А я обязательно должна побывать в музее Евлампия Кадмина. Вы здесь работаете?..
М а р и н а. Я здесь живу.
П о с е т и т е л ь н и ц а. Как живете?
М а р и н а. Очень просто — как люди живут. Понимаете, здесь не только музей, но и квартира, в которой живут обыкновенные люди, которые тоже работают, тоже устают…
П о с е т и т е л ь н и ц а. Извините… А директор музея сын Кадмина?
М а р и н а. Сейчас он занят. Попробуйте в среду.
П о с е т и т е л ь н и ц а. Большое спасибо.
М а р и н а. Всего наилучшего. (Закрывает за Посетительницей дверь, входит в столовую.) Федор… (Трясет его за плечо.)
Ф е д о р. А? (Вынимает наушники.) Все-таки Гендель это Гендель…
М а р и н а. Удивительно, как это человек, который не может правильно спеть «Чижик-пыжик», способен наслаждаться Генделем?
Ф е д о р (улыбнулся). У меня внутренний слух.
М а р и н а. Ты не задумывался, что нашей дочери уже восемнадцать лет. Ей тоже скоро понадобится комната.
Ф е д о р (пытается шутить). Все прекрасно, все прекрасно… Кто так говорил?
М а р и н а (без улыбки посмотрела на него). Кому я пишу диссертацию — себе или тебе! А я ведь тоже очень люблю свою маму. Я душой привязалась к твоим. Но я знаю, что нужно выбрать одного и положить для него всю свою жизнь. Только не отвечай… и не втыкай наушники. Подумай, подумай…
Ф е д о р. Конечно, если дело обстоит так…
Звонок в дверь.
М а р и н а. Надеюсь, теперь ты откроешь.
Федор идет в прихожую, открывает дверь, и за ним буквально врывается В а л е н т и н В а л е н т и н о в и ч С т р у ж к и н. Ему около тридцати лет, но он все равно похож на мальчика. Он будет похож на него и в сорок и пятьдесят. Есть такие люди…
С т р у ж к и н (отстраняя Федора, подбегает к телефону, снимает трубку и набирает номер). Алло, Иосиф Леонидович? Что? Надолго? Благодарю вас. (Вешает трубку, устало опускается на стул.) Вот и все, как говорят в Гонконге.
М а р и н а. Кому вы звонили, Валентин Валентинович?
С т р у ж к и н. Академику Пудалову. Это была последняя надежда. А он, видите ли, в Швейцарии, на симпозиум укатил.
Ф е д о р. Ну и что?
С т р у ж к и н. Очень похоже, что музей наш скоро прикажет долго жить.
Ф е д о р. А что это значит?
С т р у ж к и н. Есть такая идиома, она означает смерть, финал, а в данном случае закрытие. Как говорят в Аргентине, это грустная правда.
Ф е д о р. Не ерунди, Валентин, как это можно закрыть музей Евлампия Кадмина.
С т р у ж к и н. И это как раз в тот момент, когда я подошел к разгадке Прекрасной Дамы Евлампия Кадмина.
Ф е д о р. Ну что ты волнуешься? Пойдем лучше к столу, обсудим твою гипотезу.
С т р у ж к и н. Поразительная беспечность.
Из кабинета появляется А н т о н Е в л а м п и е в и ч. З и н а и д а И в а н о в н а с тортом в руках.
З и н а и д а И в а н о в н а. Валентюшечка пришел…
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Опаздываете, молодой человек. Пять минут седьмого.
С т р у ж к и н. Антон Евлампиевич, музей-то… закрывают.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Ерундистика. Вот вы лучше послушайте, что я в «Советской России» вычитал. В Италии арестовали скупщика краденого. Ну, в этом еще ничего удивительного нет. Интересно, что он скупал. Гробы. Гробы, которые похищались из похоронных бюро.
С т р у ж к и н. Я был сегодня в управлении, они настроены там очень серьезно.