О л я (тихо подошла к деду). Может быть, полежишь немного?
Д е д С к о б а р ь (взял со стола потрепанную общую тетрадь). Я вот, значит, товарищ корреспондент, хочу тетрадку свою отдать тебе. Напечатай, расскажи людям. Не один год я над ней спину гнул, каракули свои выводил. Тут, стало быть, у меня все. И про Матвея, и про землю, и про наших пращуров, что жизни свои клали за нее многие века подряд. Я тут все записал, что от наших стариков слыхал. Кое-какие сказки, прибаутки…
Н и к и т а (тихо). Подожди, дед.
О л я. Никита!
Н и к и т а (спокойно). Василий Михалыч, не пришло время для твоей тетрадки, побереги еще немного. Не то сожгут. Они тебя… обманывают. Этот, так называемый корреспондент, прикатил сюда по просьбе председателя колхоза. Тот скульптор, который делал этот памятник… они все сговорились. (К Артемову и Скобареву.) Что же вы замолчали? Он старик — всему поверит. Говорите, рассказывайте, какой вы хотите рай здесь устроить. Мясо, молоко, людей накормить… Даже ради самого святого не стоит делать подлости. Это — аксиома.
Д е д С к о б а р ь (нахмурился). Олена?..
О л я (тихо). Это правда, дедушка.
С к о б а р е в. Что правда, что правда? Откуда вам ее знать — правду!
А р т е м о в. Одну минуту, Алексей. (Подошел к деду Скобарю.) Василий Михалыч, это действительно так: мы с вашим сыном друзья студенческих лет… Но все гораздо сложнее, чем вы думаете.
Д е д С к о б а р ь (негромко, глядя в одну точку перед собой). Нету у меня сына, дорогой товарищ. Внучка есть. А сына — нету.
З а х а р о в а. Та что ж вы мучаете друг дружку, господи!..
М о т я (вошел во двор). Здорово, хлопцы!.. (Подсел к деду Скобарю.) Слышь, комбат, посылку из дома получил. Отец с матерью привет передают. Я им писал о тебе. Старые они у меня, смешные… (Протягивает ему шапку.) Вот вишен прислали тебе. Держи, комбат.
Д е д С к о б а р ь. Спасибо, солдат. Будешь домой писать, поклонись им от меня.
М о т я (улыбнулся). Сады у нас, комбат, знатные сады!.. А как зацветут весной! — господи, спаси и помилуй, плакать хочется. Белые, чисто молоком парным облитые стоят.
Д е д С к о б а р ь (сидит сгорбленный, не поднимая головы). Матвей, посмотри в глаза этим людям. Посмотри, солдат, люди перед нами ай нет?
М о т я (после паузы строго). Люди, комбат, а то кто ж? Наши хлопцы.
С п и р и д о н (влетает во двор, заполошно). Алексей Василич!.. Алексей Василич, звонили со станции… Приехали эти, машину ждут… Начальник строительства приехал. Чё делать, а? (Умолкает.)
Длительная пауза.
С к о б а р е в (устало поднялся). Ну вот, батя… Все. Прости нас, ради бога, мы хотели как лучше.
А р т е м о в. Василий Михалыч, я не знаю, чем мы виноваты, но чувствую — виноваты. К сожалению, уже ничего изменить нельзя. Это не в человеческих силах. В работу пущен огромный строительный комбинат… сюда идет эшелон с техникой, с оборудованием. Даже на карте уже нет этой деревушки. Во всех отчетах и планах здесь значится строительная площадка.
З а х а р о в а (негромко). Сынок, о чем они? Тугая на ухо я, чего нет-то, сынок?
Н и к и т а. Ерунда, тетка. Самой малости нет — твоей вот этой деревушки нет на карте России. Отзвенела наша песня семисотлетняя. Коровник здесь будет… (Вдруг срывается, стучит ногами.) Здесь, здесь будет скотный двор, понимаешь?! Молоко, мясо! (Зло отвернулся.)
З а х а р о в а (тихо перекрестилась). Господи, господи… Василь, хоть бабу-то нашу, Сторожиху, перенеси в другое место, а?
Д е д С к о б а р ь (хотел было подняться, но, тихо охнув, снова опустился на скамейку, прикрыл глаза, долго молчит). Думаешь, Алешка, я не понимаю? Надо, конечно, надо и комплексы, и заводы. Обязаны вы народ накормить. Потому как по справедливости внуки и правнуки моих хлопцев все-таки должны жить лучше нас. Накормить — накормите, иначе копейка вам цена — другое страшит. Накормите, а потом что? Как дальше жить-то будете без веры, без памяти?
А р т е м о в. Василий Михалыч… поверьте…
Д е д С к о б а р ь. Ты, мил человек, ступай. Вот когда найдешь могилку отца своего — тогда и потолкуем. Худо мне, лягу. Айда, Матвей. Проводи меня, солдат. Мы с тобой свое дело сделали, а они как хотят, пускай так и живут. Им жить — им думать.
Р о д и о н (подошел к деду, в руках у него свернутая трубочкой общая тетрадка). Дед… У нас с Ольгой будет сын, вот, значит, твой правнук. Я обязательно ему все расскажу. Все, что слышал от тебя. А он своим детям расскажет, вот, значит… Не забудем, дед.
В поле громыхнул сильный взрыв — мелко задрожали стекла в доме.
М о т я (поднялся, напряженно вслушивается). Комбат, танки. В тылу танки, комбат!..
Вдруг явственно послышался лязг гусениц.
Р о д и о н (в сторону проулка). Мать моя! Игнат Поликарпович бульдозер нанял дом свой валить…
Лязг гусениц нарастает, приближаясь с каждой секундой, заполняя собой все пространство. Все стоят не двигаясь, молча и безучастно смотрят в сторону проулка.
М о т я (зажав в кулаке шапку, сделал шаг вперед, потом еще). Комбат — за Родину! Вперед! (Бросается в проулок.)
Д е д С к о б а р ь (кричит срывающимся голосом). Матвей, назад!!.
Артемов, Родион, Никита бросаются в проулок. Слышен натужный рев дизеля, грохот металла, глухой перестук раскатывающихся бревен. И, перекрывая все это, землю тряхнул мощный взрыв в поле.
Свет гаснет и зажигается снова.
Во дворе перед домом собралось много народа: нет только Моти, Захаровой, Анны и Оли.
Л е й т е н а н т (вошел во двор, наклонился, вполголоса обращается к деду Скобарю, который молча сидит в стороне, смотрит перед собой в одну точку). Василий Михалыч, у нас в полку давняя традиция — после каждого настоящего дела в торжественной обстановке поздравлять молодых солдат с боевым, как говорится, крещением. Я прошу вас, как ветерана, сказать несколько слов…
В это время из дома вышли З а х а р о в а, А н н а и О л я. Все повернулись в их сторону. Ждут.
З а х а р о в а. Молчит. Лежит, в потолок смотрит и молчит.
Д е д С к о б а р ь. Олена, вынеси пиджак мой.
Оля уходит в дом.
Ты вот что, лейтенант, зови сюда солдат своих. Тут буду слово говорить. (Встал, подходит к крыльцу.)
О л я вынесла пиджак, на котором медали и ордена. Дед Скобарь не спеша надел его. В это время во двор входят пятеро смущенно улыбающихся молоденьких солдат. Лейтенант заботливо выстраивает их, определил место и для оркестра… Наконец установилась тишина.
Д е д С к о б а р ь (поднялся на крыльцо, после паузы). Солдаты! (Голос его осел, он сухо сглотнул.) Солдаты! Сегодня вы приняли свое боевое крещение. Сегодня вы выполнили свой сыновний долг перед матерью-Родиной — освободили землю от страшной нечисти. Низкий поклон вам, солдаты. Оно ведь как из века в век? Завоеватель любых мастей первым делом рушит святыни: дух народа ломит — мол, нечего защищать, не за что биться. Но я скажу так: можно спалить наши села, можно разбить города, но дух народа в земле живет. Хранит она его, земля. Веками наши деды и прадеды лелеяли землю и все, что было на ней. Веками опускали в нее зерно народного духа. И она его веками свято хранила. Ваша эта земля. Кровная. Ваших внуков. Правнуков. (Помолчал, отыскал глазами Артемова.) Спасибо и тебе, добрый человек. За нашего Матвея спасибо. Кабы не ты — придавило б его бревнами. Спасибо. Алешка, подь поближе. Двое нас теперь осталось в живых — Матвей да я. А коль так, коль есть командир и есть солдат, — отобьемся по холодку. Бери своего товарища и езжайте хоть в область, хоть в Москву — передайте там кому следует: не уйдем мы с Матвеем отсюда, ни за какие коврижки не уйдем. Берданой будем отбиваться, но не уйдем. Говорю это при всем честном народе. Вот, стало быть, и весь мой сказ.
Вдруг в доме заиграла гармошка. Анна хотела было войти в дом, но дед Скобарь остановил ее. Все молча слушают.
З а х а р о в а. Василь, продала я тебе дом свой… на музей продала. (Кладет на стол узелочек.) Вот деньги. Прости, помирать хочу в этой деревне, в родных стенах. (Тихо заплакала.)
Гармошка в доме стихла.
Д е д С к о б а р ь. Никита… Родион… убирайте щиты.
Никита и Родион подошли к ящику, отламывают доски… Щиты рухнули — и перед всеми открылась в полный рост напряженная фигура солдата с автоматом в руках.
З а х а р о в а (тихо охнула). Матвей… Господи, наш Матвей!..
Длительная пауза. Лейтенант сделал знак оркестру… На крыльцо дома вышел М о т я. Голова у него забинтована. Оркестр умолкает. Тишина.
М о т я (постоял секунду, улыбнулся Оле). Мария, мы вернулись!
Мотя пошел в сторону проулка: все расступились, пропуская его. Он вдруг остановился, замер, глядя себе под ноги. Потом медленно повернулся, поднял голову на памятник. Долго, очень долго и пристально смотрит. Шагнул ближе. Еще сделал шаг, остановился. Медленно обвел присутствующих пристальным взглядом, стаскивает с седой головы шапку… Плечи его вздрагивают…
З а н а в е с.