[8]. Выпускные экзамены и акты были публичными. На них собирались многие известные деятели. Посещали корпус и члены императорской фамилии.
После окончания Горного корпуса Илья Петрович служил в должности главного маркшейдера[9] в Пермском горном правлении, одновременно выполняя множество других поручений. В январе 1820 года он был произведен в офицеры и назначен на службу в Департамент горных и соляных дел.
Илья Чайковский внес значительный вклад в отечественную геологическую науку в современном ее понимании и значении, состоял членом Ученого комитета по горной и соляной части, преподавал в высших классах Горного корпуса горную статистику и горное законоведение.
В 1827 году Илья Петрович женился на Марии Карловне Кейзер. Через два года у них родилась дочь Зинаида. В начале 1830-х годов Мария Карловна умерла, оставив супруга вдовцом с маленькой дочкой. В январе 1831 года Илья Петрович был назначен управляющим Онежским соляным правлением в Леденгске Вологодской губернии, куда он и отправился с семьей. Находясь на этом посту, он был инициатором реконструкции некоторых заводов, а также занимался организацией школ по обучению грамоте детей мастеровых, строительством нового больничного здания и т. д.
Асье
Не менее интересна история семьи со стороны матери композитора. Мишель Виктор Асье – прадед Чайковского родился в 1736 году в Версале в семье мелких французских буржуа. Он окончил Королевскую академию живописи и скульптуры в Париже, где одним из его учителей, скорее всего, был скульптор Этьен Марис Фальконе – будущий автор знаменитого памятника Петру I в Санкт-Петербурге – «Медного всадника». В 1764 году Асье заключил пятнадцатилетний контракт с саксонской Королевской фарфоровой мануфактурой и переехал в Дрезден, а затем в Майсен. Здесь он стал главным моделистом. Довольно много Мишель Виктор работал для заказов из России: в том числе над сервизом Григория Орлова, над композицией, изображающей триумф Петра Румянцева-Задунайского, а также над «Большим русским заказом» Екатерины II из сорока групп и фигур для отделки одного из павильонов Ораниенбаумского дворца. Под руководством Асье в 1776 году была сделана и статуэтка Лизетты – любимой собачки Екатерины.
В 1765 году Мишель Виктор Асье женился на Марии Кристине Элеоноре Виттиг. Ее отец Георг Виттиг прибыл в Дрезден в составе армии Австрийской империи, которая оккупировала город в 1760 году.
Одним из их шестерых детей стал Михаэль Генрих Максимилиан Асье – дед Петра Ильича Чайковского. В возрасте семнадцати лет он переехал в Санкт-Петербург, где ему покровительствовал генерал Петр Иванович Мелиссино (1726–1797), директор Артиллерийского и Инженерного шляхетного кадетского корпуса. Он же и обеспечил работой в корпусе. После испытательного срока Генрих Максимилиан был зачислен учителем чистописания на русском, немецком и французском языках у будущих военных инженеров и артиллеристов с годовым окладом 500 рублей.
В 1800 году Михаэль Генрих Максимилиан Асье обвенчался в петербургском Князь-Владимирском соборе с Екатериной Михайловной Поповой, дочерью умершего дьякона храма во имя преподобного Сергия Радонежского. Для заключения этого брака потребовалось специальное разрешение Духовной консистории, поскольку жених был католиком, а невеста – православной. Консистория, помимо подробных сведений о родственниках жениха и невесты, истребовала письменное их обязательство о воспитании будущих детей только в православной вере, а также поставила ряд других условий.
На следующий день после венчания Михаэль Генрих Максимилиан принял российское подданство, стал Андреем Михайловичем, а его фамилия стала часто писаться «Ассиер». Под этим именем он получил потомственное дворянство.
Недолгое время Андрей Михайлович преподавал в разных учебных заведениях: Горном, Морском, а также в Пажеском корпусе. После перешел на службу переводчиком Санкт-Петербургской портовой таможни. С этого момента началась блестящая чиновничья карьера Андрея Михайловича, которая длилась около тридцати лет. В 1830 году он был уволен со службы в связи с сокращением числа чиновников для особых поручений. Конечно, его состояние было весьма приличным – три дома в Петербурге общей стоимостью около 70 тысяч рублей, семь человек прислуги, а также серьезный капитал. По идее, Андрей Михайлович мог позволить себе спокойно доживать до старости. Но судьба сложилась иначе: в последний раз он числится в списке петербургских домовладельцев в 1836 году. Может быть, причиной всему была склонность к нервным припадкам («близким к эпилепсии»), а возможно, Андрей Михайлович так и не смог привыкнуть к новому ритму жизни – за всю многолетнюю службу ни разу не был в отпуске!), он просто не смог адаптироваться к новым условиям жизни.
В первом браке у Андрей Михайловича было пятеро детей. Младшей из них была дочь Александра – в будущем мать Петра Ильича Чайковского. Александра Андреевна родилась в Санкт-Петербурге 30 июля (11 августа) 1812 года. После смерти первой супруги в 1816 году, Андрей Михайлович женился вторично на Амалии Григорьевне Гогель. Она была немкой по происхождению и протестанткой по вероисповеданию.
Рано потеряв мать, Александра Андреевна воспитывалась в Училище для сирот детей офицеров, погибших в Отечественной войне 1812–1814 годов, которое в 1827-м было преобразовано в петербургский Женский патриотический институт. Среди преподавателей Александры Андреевны был Петр Александрович Плетнев. Он был близким другом Александра Сергеевича Пушкина, который посвятил ему роман в стихах «Евгений Онегин». Записи лекций по «Пиитике» содержат упоминания о «Евгении Онегине», еще не опубликованном.
«Милые и прекрасные родители!»
Илья Петрович Чайковский впервые встретился с Александрой Андреевной Ассиер[10] в доме ее мачехи Амалии Григорьевны (урожденной Гогель). Разница в возрасте составляла 17 лет – Илье было 38, а Александре – 21. Их союз сложился по большой любви.
После помолвки в апреле – мае 1833 года Илья Петрович писал своей невесте:
«Что значат эти слезы? – скажите, прошу Вас, скажите откровенно. Я не думал их видеть, но если увидел, то могу ли не полагать, что я тому причиной. Милая, обожаемая! Я давно ищу случая объясниться с Вами, но люди мешают, и, правду сказать, трудно говорить о таком важном деле, от которого зависит судьба моя. С той минуты, когда Вы произнесли роковое слово “да”, когда огонь пробежал по моим жилам, когда я считал себя наверху счастия небесного, когда все потемнело в глазах моих, и я видел только Вас – я более и более терзаюсь мыслию: не раскаиваетесь ли Вы поспешностию этого счастливого для меня слова. Трудно читать в глазах ваших, но Ваши слезы… Ах! Зачем не скрыли Вы от меня, лучше быть обманутым на время, чем навсегда. Три ночи я не смыкал глаз, Ваши слезы осудили меня не спать четвертую – не подумайте, что я сетую, нет, все это время я мысленно с Вами – мне весело, радостно, только до той минуты, когда первобытная мысль овладеет мною. Я знал – этого нельзя не приметить, страсть, или проще сказать, любовь к Вам одного молодого человека. Вы меня тогда не знали – скажите, чувствовали ли Вы к нему взаимность? – Если чувствовали, тогда из страстной любви моей позвольте основать нелицемерную дружбу и тоном дружбы сей сказать, что Вы действительно поспешили осчастливить меня, не испытав прежде своего сердца. Знайте, милая Владетельница сердец, что любовь моя к Вам не есть новость. Верите ли Вы предопределению и симпатии? Если верите, то с тем вместе, конечно, не отвергаете и предчувствие; но об этом поговорим после. Теперь Вы, одним словом, дали мне право любить Вас. Я воспылал, я Вас люблю больше своей жизни, и чем бы я не пожертвовал для Вас, не знаю. Но я в таких летах, где при этой благородной страсти рассудок не перестает действовать – рана моя еще не так глубока, может быть, я залечу ее, я в силах оторвать несчастное мое сердце от Вашего, если Вы скажете откровенно и признаетесь в поспешности. Не мучьте меня, Вы рождены с добрым сердцем, подумайте, как трудно мне будет вытерпеть это признание через четыре месяца. Тогда я не ручаюсь за себя, но теперь еще есть время, я забуду – я уговорю себя, что это был один только приятный сон, мечта; уеду, и Вы меня больше не увидите, займусь воспитанием моей сиротки и через 15 лет приеду взглянуть на Ваше счастие.
Милая, обожаемая! умоляю у ног Ваших, решите меня чем скорее, тем лучше»[11].
Чувства Ильи Петровича были взаимны, хотя у молодой девушки Александры Ассиер были и другие поклонники. Об этом ее жениху было известно:
«Глупо бы с моей стороны было, если бы я осудил Вас, а тем более презирал бы моего соперника, напротив, я уважаю и люблю этого молодого человека именно за то, что наши вкусы согласны. Он берет преимущество против меня во всем, и нисколько для меня не будет удивительно, что он взял верх… Что же касается до моей страсти, то я повторю то же, что есть еще время – пользуйтесь им и знайте, что мне нужно или все, или ничего»[12].
Илья Петрович, будучи уже человеком взрослым, с серьезным жизненным опытом, маленькой дочерью на руках, даже просил свою избранницу, пока не поздно, еще раз хорошо подумать и все взвесить:
«Шаг женитьбы есть самое важное дело в жизни. Мужчина и девица должны долго испытывать себя. Вас, может быть, уверили, что я добр – не верьте, я с капризами и горяч, как огонь, Вам сказали, что я богат, Вас чисто обманули, я ничего не имею, да и не хочу жениться на богатстве. В этом случае философия моя никак не согласна с мнением света: я хочу быть счастливым без богатства и счастливым так, как я был – именно: в семействе, хочу не богатством осчастливленным быть, но осчастливить по мере сил и способов ту, с которой судьба соединить меня определила; сам же я счастлив, когда любят чисто, прямо, непритворно – одним словом: все или ничего – до мнений и пересудов людей мне дела нет, я ни во что ставлю их мнения, Вы, может быть, их уважаете, и я не стану спорить, судить, и поступаете по-своему. В заключение я должен Вам сказать, что Вы, жертвуя собой для совершенного моего счастия, рискуете потерять светские удовольствия, ибо судьба обрекла меня жить в отдалении от света, и, признаюсь, я не люблю суету – я привык жить в небольшом кругу добрых людей и совершенно следую правилу Цезаря: лучше в деревне быть первым, чем в Риме последним.