Была выпущена на свободу финская пленница Евфросинья, любовница царевича. Сие произошло не только благодаря откровенным ее признаниям, но еще и потому, что своими настояниями она немало способствовала его возвращению. По ее словам, он насильно, угрожая шпагой, принудил ее к блуду. Некоторые утверждают, будто после обращения в московитскую веру и первых ее родов царевич во время путешествия был обвенчан с ней греческим священником, коего он привез с собой из Лейпцига. Сие представляется тем более вероятным, что царь не только вполне простил ее, но даже подарил какие-то украшения и обещал при втором замужестве дать ей достойное приданое, однако она ответствовала на сие такими словами: «Я насильно подчинилась желанию одного человека, но теперь никто другой не приблизится ко мне»50.
Все были уверены в открытии главных корней заговора, но вскоре выяснилось, что пытки при московском розыске не позволили узнать всю правду о сем деле. Царю пришлось учредить вторую Судебную палату и спешно вызвать высших иерархов церкви в Петербург, где они собрались в июне 1718 года, и тогда же была создана еще одна Палата, составленная из министров, сенаторов, генералов и высших офицеров гвардии. В течение целой недели его величество каждодневно по несколько часов, стоя на коленях, со слезами молил Бога внушить ему мысли, достойные его имени и споспешествующие сохранению всей нации51.
Июнь
25 июня в Сенате начались заседания Уголовной палаты. Его величество явился туда в сопровождении всего духовенства и светских судей после богослужения в церкви Св. Духа. Все расселись в соответствии с чинами по разным столам, и были открыты все окна и двери для свободного входа людей всякого чина и звания. Затем привели царевича под охраной четырех субалтерн-офицеров и приступили к слушанию дела, как о том записано в книге заседаний сей палаты и опубликовано впоследствии на московитском языке. Перевод сего документа, сделанный по приказанию царя, включен мною в сии мемуары. Посему я и отсылаю читателя к сей публикации.
Июль
Иерархи подали свое мнение в письменном виде, высказавшись за смертный приговор, к чему присоединились и светские судьи. Утром 6 июля состоялось второе заседание, на которое снова был приведен царевич. Ему велели повторить признание в своих преступлениях и выслушать чтение смертного приговора, подписанного светскими судьями. Затем его увели обратно в тюрьму.
Рано утром следующего дня царю доложили, что волнение, вызванное страхом смерти, повергло царевича в припадок апоплексии. Около полудня явился второй курьер с сообщением о весьма тяжком его состоянии, а третий посланец принес известие о безнадежном состоянии царевича, при котором вряд ли он проживет до конца дня; однако его обуревает страстное желание видеть отца. Царь в сопровождении придворных пошел к сыну, который не мог сдержать слезы и говорил о том, что оскорбил всемогущего Бога, а также и самого государя, и посему не достоин жизни и просит отца лишь о том, чтобы он снял свое проклятие, произнесенное в Москве, простил все его вопиющие преступления, дал свое отеческое благословение и повелел после его смерти молиться за него. Царь и свита едва сдерживали слезы, и его величество обратился к нему с трогательной речью, в коей указал на чудовищность его злодеяний, но тем не менее дал ему свое отеческое прощение и благословение, после чего, проливая слезы, они расстались.
В пять часов вечера явился четвертый посланец (гвардии майор Ушаков) с известием, что царевич желает еще раз повидать своего отца. Сначала царь не соглашался на сие, однако придворные уговорили его, представив, что было бы бесчеловечно отказывать в сем умирающему сыну, мучимому, быть может, угрызениями совести. Однако в тот момент, когда его величество уже садился в шлюпку, дабы ехать в крепость, пятый курьер сообщил, что царевич скончался52.
9 июля тело его было положено в гроб, устланный черным бархатом и накрытый сверху золототканым покровом, и в сопровождении великого канцлера и нескольких высших персон его перенесли из крепости в церковь Св. Троицы, где возле тела поставили караул из четырех офицеров гвардии и допустили к нему народ, толпившийся вокруг, чтобы приложиться к руке покойного.
10 июля он оставался в церкви, а 11-го числа, когда были завершены все приготовления, после обеда гроб перенесли в крепость и положили в новый склеп рядом с гробом его супруги. В процессии шли царь, царица и первейшие вельможи двора, облаченные в траурные одежды, за исключением самого царя, который, как и все остальные, держал в руках небольшую свечку. На дамах были черные тафтяные платья. Присутствовавшие на сих похоронах рассказывали, что царь во время шествия и богослужения не мог сдержать слез, текших по его лицу. В церкви священник произнес надгробную проповедь на слова царя Давида: «О, мой Авессалом, о, мой сын!» <…>
<…> Царь, зная о тех огромных деньгах, кои уходили из его государства, под страхом жесточайших наказаний запретил их вывоз и установил столь полезные и благодетельные регламенты и правила, что во всем свете трудно отыскать подобные им.
Петербург стоил государю неимоверных затрат, и потому он весьма заботится о сохранении сего города, в коем большинство домов построены из дерева, и принимает все возможные меры для предотвращения бедственных пожаров. С этой целью всем офицерам и чиновникам заранее предписаны обязанности, за исполнение которых они получают ежемесячную плату, в том числе и сам царь, поелику он самолично присутствует при сих оказиях, нередко взлезая на крышу горящего дома, дабы воодушевить своих подданных собственным примером. Благодаря сим превосходным установлениям, все до сих пор случавшиеся пожары, сколь бы они ни были велики, всегда удавалось потушить еще до того, как сгорало четыре или пять домов.
Ноябрь
9 ноября праздновали с большой пышностью день рождения великого князя Петра Петровича53 и сие торжество завершилось только к вечеру с изрядным великолепием.
Приговорен к смерти князь Масальский за растрату более 80 тысяч рублей из налогов на соль, однако он скончался накануне казни. Друзья его сразу же похоронили князя без дозволения царя, но тот приказал выкопать тело и повесить на виселице.
Всем иностранным купцам предписано уплатить пошлины за последние три года в рейхсталерах, которые царь приравнивает к пятидесяти копейкам, хотя по своей истинной цене они стоят не менее восьмидесяти двух и даже более того. Сии купцы надеялись на то, что царь возместит им сей убыток за три года или же даст некую существенную скидку, приняв в соображение чрезмерные расходы и потери, понесенные ими в связи с перенесением торговли в Петербург. Однако их надежды были напрасны, ибо двор потребовал уплаты сих долгов, угрожая военной силой и не предоставляя ни малейшей отсрочки; некоторые из сих купцов даже оказались за решеткой. Полученные таковым способом рейхсталеры были переплавлены на монетном дворе с добавлением примесей, что дало прибыль не менее 8 процентов. Таковые способы употреблялись в связи с тем, что московитские рудники не могли восполнить нехватку металла.
Понимая, что в недрах Московии сокрыты великие сокровища, царь учредил совет для устройства рудников, не жалея сил и средств ради исполнения своего замысла, как о том свидетельствует нижеследующий экстракт из письма, писанного в Петербурге 12 декабря 1720 года.
«Его царское величество с неустанным прилежанием трудится на благо своих народов, побуждаемый вследствие сего к расширению пределов своего отечества. Среди различных советов, учрежденных для управления государственными делами, есть Берг-комиссариат, состоящий из опытных и заслуженных людей, коим надлежит изыскивать и употреблять на всеобщую пользу огромные богатства, сокрытые в горах Московии, равно как и учить подданных его величества отысканию всяческого рода залежей и очищению металлических руд от земляных примесей».
Недавно учрежденный Финансовый совет прилагает особливые старания для лучшего распределения налогов, и прежде всего к изысканию средств против столь частых злоупотреблений при взыскании оных. Его величеству советовали воспринять методу древних римлян, состоявшую в назначении для каждой провинции трех или четырех начальников, взаимно не зависимых по родственным или дружеским отношениям и, напротив того, противостоящих в своих интересах и привязанностях, так чтобы они могли проверять друг друга.
Желая видеть в Петербурге регулярное устройство, достойное столицы цивилизованного государства, царь повелел всем дворянам весной прислать сюда своих крестьян, дабы ускорить все работы и завершить уже начатые. Некоторые из владельцев представили ему, что обустройство Петербурга таковым способом разорит множество селений, однако сие не произвело на него никакого впечатления и отнюдь не могло побудить к перемене уже принятого решения.
20 декабря были публично казнены некоторые сообщники царевича, что происходило при великом стечении персон и людей всякого звания. Вот имена казненных: брат опальной царицы Авраамий Федорович Лопухин, духовник царевны Яков Пустынный, конюх и конфидент великого князя Афанасьев, придворный царевича Дубровский и дворецкий Воинов, а также четверо слуг. На площади им зачитали приговор, по которому их надлежало разорвать на части. Первым четырем было оказано снисхождение в виде отсечения головы. Остальных помиловали.
Сначала казнили духовника, вторым Афанасьева, затем Лопухина, а последним пришлось класть головы на уже окровавленную плаху. Близкому другу покойного царевича князю Щербатову смертная казнь заменена кнутом и урезанием языка и ноздрей. То же самое и по отношению к еще троим. Среди них оказался один поляк, служивший царевичу переводчиком, который вел себя трусливо и даже не захотел сам раздеться, так что были вынуждены насильно снимать с него одежду. Что касается слуг, то они приняли свою участь со смирением, и осужденные на смерть ожидали казнь молясь и ничего не говорили собравшимся зрителям.