ться? Не презри, батюшка мой свет, сего прошения, о чем просила выше сего. Писал ты, радость моя, ко мне, что был на море, и ты, свет мой, обещался мне, что было не ходить. И я, свет мой, о том благодарю Господа Бога и Пресвятую Владычицу Богородицу, общую нашу надежду, что тебя, света моего, сохранила в добром здравии. Да буди над тобою, светом моим, милость Божия, и вручаю тебя, радость свою, надежде своей Пресвятой Богородице, и мое грешное благословение.
Царевич Алексей Петрович отцу
Превеликому государю моему, батюшку. Здравствуй, радость мой батюшка, царь Петр Алексеевич, на множество лет! Сынишка твой, Алешка, благословения от тебя, света своего радости, прошу. А я, радость мой государь, при милости государыни своей бабушки царицы Наталии Кирилловны в добром здравии. Пожалуй, радость наша, к нам, государь, не замешкав; ради того, радость мой государь, у тебя милости прошу, что вижу государыню свою бабушку в печали. Не покручинься, радость мой государь, что худо писмишко: еще, государь, не выучился. За сим, государь мой радость батюшка, благословения прошу.
Царице Наталии Кирилловне, в 1693 году
Радость моя! По письму твоему, ей, ей, зело печалился, потому: тебе печаль, а мне какая радость? Пожалуй, сделай меня беднаго без печали тем: сама не печалься. А истинно, не заживусь. А словесно о нашем пребывании известит Федор Чемоданов. А у нас по се время все здорово молитвами твоими.
Царице Наталии Кирилловне, 8 сентября 1693 года
Вседражайшей моей матушке, царице Наталии Кирилловне. Изволила ты, радость моя, писать, чтоб я писал почаще: и я и так на всякую почту приписываю сам, только виноват, что не все сам. А что, радость моя, скорым путем не надселся <надорвался>: и ты, пожалуй, своею печалью не надсади меня. А я, слава Богу, кроме сего надсаждать себя иным не стану и поеду по мере не замешкав; а Андурские корабли3 еще не бывали. Посем, радость моя, здравствуй! А я молитвами твоими жив.
От Города, сентября 8<-й> д<ень>.
Petru.
Царице Наталии Кирилловне, 19 сентября 1693 года
Вседражайшая радость государыня матушка царица Наталия Кирилловна! Известно чиню, мы сего сентября 19-го поехали от Города к Москве в добром здоровьи молитвами твоими. И как чрез сие письмо изволишь уведомиться, не изволь больше писать, для того что многажды станут почтари разъезжаться в дороги ночьми, и от того будет сумненье, что письма [не] доходят. А я больше писать не буду; а чаю, что как не замешкаю. За сим благословения прося
Petrus.
Царице Наталии Кирилловне, 19 июня 1695 года
Паче живота моего телеснаго вселюбезной матушке моей. Да не прогневится, благородие твое, еже остах зде ночевати. Сие же пишу для ради безмерной милости твоея. Посем
Недостойный Petros.
Царица Евдокия Феодоровна Петру
1) Предражайшему моему государю-радости, царю Петру Алексеевичу. Здравствуй, мой свет, на многия лета! Пожалуй, батюшка мой, не презри, свет, моего прошения: отпиши, батюшка мой, ко мне о здоровьи своем, чтоб мне, слыша о твоем здоровьи, радоваться. А сестра твоя, царевна Наталия Алексеевна, в добром здоровьи. А про нас изволишь милостию своею напамятовать, и я с Олешанькою жива.
Ж<ена> т<воя> Д<унъка>.
2) Предражайшему моему государю свету радости, царю Петру Алексеевичу. Здравствуй, мой батюшка, на множество лет! Прошу у тебя, свет мой, милости, обрадуй меня, батюшка, отпиши, свет мой, о здоровьи своем, чтоб мне бедной в печалях своих порадоваться. Как ты, свет мой, изволил пойтить, и ко мне не пожаловал, не отписал о здоровьи ни единой строчки. Только я бедная, на свете безчастная, что не пожалуешь, не пишешь о здоровьи своем. Не презри, свет мой, моего прошения. А сестра твоя, царевна Наталия Алексеевна, в добром здоровьи. Отпиши, радость моя, ко мне, как ко мне изволишь быть. А спросить изволишь милостию своею обо мне, и я с Алешанькою жива.
Ж<ена> т<воя> Д<унъка>.
Дневник 1684-1689П. Гордон
Родовитый шотландский дворянин Патрик Гордон (1635–1699) был одним из тех исторических персонажей, чей уход из жизни существенно влияет на дальнейший ход событий.
Генерал Гордон, пользовавшийся полным доверием и уважением царя Петра, умер в канун Северной войны. Есть достаточные основания предполагать, что в этой войне он мог сыграть ключевую роль.
Будь он жив в 1700 году, вполне возможно, что армия была бы куда лучше подготовлена к войне, а сражение под Нарвой закончилось бы с иным результатом. Именно генерал Гордон, талантливый военачальник, уважаемый в русской армии, уже сорок лет прослуживший в Московском государстве, мог возглавить армию, а не случайный, хотя и опытный австрийский фельдмаршал де Кроа, не знавший ни слова по-русски и отнюдь не горевший желанием занять этот пост в столь опасной ситуации.
До поступления на русскую службу двадцатишестилетний шотландец успел повоевать и в шведской армии против поляков, и в польской армии против русских и татар. Причем начинал рядовым кавалеристом.
На русскую службу он поступил уже майором, а через четыре года был произведен в полковники и выполнил важное дипломатическое поручение в Англии. С успехом участвовал в русско-турецкой войне 1672–1681 годов. В 1678 году он уже генерал-майор. В 1683 – генерал-поручик. Он принимает участие в неудачных Крымских походах князя Василия Васильевича Голицына, фаворита царевны Софьи и первого министра. Не он, однако, принимал стратегические решения и был ответственен за эти провалы.
О взаимоотношениях «младшего царя» и генерала Гордона читатель уже знает из вступительной статьи. Равно как знает и о той ключевой роли, которую генерал сыграл в отстранении от власти царевны и князя Василия Васильевича Голицына.
Дневник Гордон вел с детства. Это огромный массив текста, в котором обстоятельства частной жизни Гордона, включая его военную службу, перемежаются с глубоким взглядом на международную политику и внутренние дела стран, в чьих армиях он служил. Понятно, что основная и наиболее ценная часть дневника – с начала 1660-х годов и до конца жизни генерала – посвящена Московскому государству.
Дневник Гордона 1680-х годов, фрагменты из которого здесь публикуются, содержит ценнейшие сведения об этом поворотном периоде нашей истории и особенно о кризисе 1689 года.
Подробнейшее описание российской реальности Гордоном дает нам ясное представление не только о военном и гражданском быте Московского государства, об иерархических отношениях и стиле поведения власть имущих, но и таких, например, аспектах этой жизни, как обилие иностранных офицеров в армии московских царей задолго до военной реформы Петра.
Сдержанная фиксация событий иногда сменяется энергичным выражением чувств автора, что придает дневнику характер сильного психологического документа. Общий стиль этого сочинения – стиль благородного человека.
Несмотря на свою многообразную военную службу нескольким государствам, Патрик Гордон отнюдь не являл собой «наемную шпагу», что было характерно для многих бедных шотландских дворян. Патрик Гордон был человеком долга, который он честно выполнял даже после оскорбления, которое нанесли ему царевна Софья и князь Василий Васильевич Голицын, когда он, верой и правдой отслужив Московскому государству четверть века, решил вернуться на родину и попросил отставки. Служить Петру он остался добровольно.
Тем, кто интересуется подробностями жизни этого замечательного и в высшей степени достойного человека, рекомендую биографические статьи издателя дневников Гордона Д. Г. Федосова в изданиях: М., 2000. (1635–1659); М., 2002. (1659–1667); М., 2005. (1677–1678); М., 2009. (1684–1689).
Публикуется по изданию: Гордон 77. Дневник 1682–1689. М., 2009. Пер. с англ. Д. Г. Федосова.
Января 10-го. Император Иоанн Алексеевич частным образом (как обычно) женился на Прасковье Федоровне Салтыковой; ее отец прежде звался Александром, а на сей раз сменил [имя] на Теодор или Федор, как здесь произносят сие.
11. Я прибыл в Москву и на другой день поехал навестить боярина князя Василия Васильевича Голицына, который приветствовал меня весьма любезно.
13. Выслушав богослужение – один архиепископ, прибывший из Рима и Вены и направляющийся в Персию, служил мессу и проповедовал1, – я обедал у полковника фон Менгдена, вскоре пришел домой и принимал много визитов от главных лиц Слободы.
14. Я поехал навестить боярина Ивана Михайловича Милославского и различных бояр и вельмож; будучи приглашен, я обедал у боярина Петра Васильевича Шереметева-старшего.
16. Я имел тайное совещание с боярином князем Вас. Вас. Голицыным, где мы разбирали не только дела киевские, но и те, что касаются союза с римским императором и поляками, а также средства и пути вторжения в Крым; к сему он казался не слишком склонен, только ссылался на недоверие [русских] полякам и на настоящие трудности и нужды, в кои вовлечена их империя. Все это, сколь от меня зависело, я стремился смягчить, с учетом настоящей возможности и неизбежно большей угрозы и опасности в будущем. Он пожелал, дабы я письменно изложил суть моих рассуждений и то, что еще может прийти мне на ум касательно нынешнего положения дел, – что я и обещал. Итак, января 17-го, на другой день, [я] предъявил ему следующие пункты в докладе:
В связи с настоящим положением вашей страны я нахожу мир наиболее необходимым для вас, и сие на следующих основаниях:
1. Несовершеннолетие императоров; правители государств всегда остерегаются, воздерживаются и не желают начинать войну, дабы в случае неудачного исхода достигшие совершеннолетия государи не возложили вину на тех, кто поощрял или дозволял военное предприятие.
2.