22. Я узнал о недомогании младшего императора и что, болея оспою, он едва ли скоро поправится и покажется на виду. Будучи уведомлен, я поехал [во дворец] и поцеловал руку старшего императора – болезненного и немощного государя, который печально озирался. Он не сказал ничего, только боярин от его имени спросил о моем здравии и похвалил мои заслуги. Затем меня провели через оную и другую залу, где принцесса София Алексеевна восседала в кресле на возвышении в дальнем конце залы, ближе к углу по левую руку от меня. После обычных знаков почтения боярин от имени принцессы справился о моем здравии и сказал, что она жалует меня к руке, кою я, приблизившись с обычным поклоном, поцеловал. Она изволила благодарить меня за службу и повелела мне готовиться к возвращению в Киев. Когда боярин сие повторил и отошел к дальнему концу залы, я попросил принцессу учесть мое положение, ибо я человек разоренный, уже прослужил 5 лет в Киеве и прошу об отпуске на краткое время. Тем не менее мне было отвечено, что я должен собираться. <…>
Марта 17-го. Я добился оценки моего дома в 90 рублей медной монетой, кои получил на другой день. Я проехался верхом с губернатором и по его просьбе дал совет об основании нового предместья для новых стрельцов за Путивльскими воротами7.
18. Началась оттепель. Я простился с губернатором и друзьями и отбыл оттуда, сопровождаемый друзьями до обычного места. Я ехал большую часть ночи и
19. добрался до Chitivisa. Отдохнув там, я с великим трудом по очень плохой дороге прибыл в Глухов незадолго до полуночи. <…>
[Января] 18. Я ходатайствовал у боярина о моем отъезде из страны, и было велено принести прошение.
19. Я подал прошение об отпуске из страны на время и получил указ об отпуске; моя жена и дети остаются в залог в Москве.
20. Я подал прошения касательно моего годового оклада и подвод, кои было приказано выписать.
21. Обедал у м-ра Виниуса, а вечером отправился на свадьбу полковника фон дер Вейдена.
Января 23-го. Мы встретились, оценили и продали кое-что из имущества подполковника Гилда.
25. Обедал у м-ра Вулфа; стал крестным отцом сыну подполковника Лефорта Даниэлю; пытался помирить полковников фон Менгдена и Россворма, но тщетно.
Получил указы о выдаче моего годового оклада и дабы моя жена оставалась в Киеве.
26. Был у рук их величеств и получил чарку водки из рук младшего, с повелением от него скоро возвращаться.
27. Я был у руки принцессы, которая велела мне скоро возвращаться и привезти с собою хотя бы одного из моих сыновей.
28. Я ездил в Черную Грязь8 и простился с боярином, который просил меня скоро возвращаться, не губить его – моего ручателя и писать к нему с каждой почтой9.
Я простился с генерал-лейтенантом Трауэрнихтом, полковником Шилом и многими другими.
Января 29-го. Я написал к генерал-лейтенанту Драммонду и м-ру Мевереллу по почте в конверте м-ра Вулфа, уведомляя их о моем отпуске и отъезде из Москвы на следующий день, а г.-л. – о моей сделке с м-ром Куком: поскольку обмен был невозможен, я отдал деньги м-ру Вулфу для перевода из Архангельска, надеясь сделать это на десять процентов лучше, чем ныне.
Я обедал с м-ром Бутенантом и многими другими, а затем в городе простился с государственным секретарем и м-ром Виниусом, от коих получил устное поручение по приказу главного министра государства касательно дел их величеств. <…>
Сентября 9-го. Я был в городе и делал визиты ближайшим боярам.
10. Я поехал в Черную Грязь к б. кн. Вас. Вас., обедал с ним, а после обеда имел долгий разговор, однако ничего о продолжении войны, только о моем путешествии и моих делах. Затем мы ездили на охоту, и я распрощался в поле.
11–12. Дома.
Я написал ко графу Мидлтону, м-ру Мев[ереллу], сэру Пит[еру] Уичу и м-ру Фрэйзеру.
13. Я был в городе и должен был подойти к рукам императоров, с каковой целью долго прождал наверху. По приходе домой м-р Мюнтер принес мне королевскую грамоту к царям в мою пользу11.
14. Королевская грамота была доставлена голландским резидентом м-ром ван Келлером, коему была рекомендована голл. послом в Лондоне, м-ром Ситтерсом.
Я был у рук царей, кои спросили только о моем здравии через одного боярина. Когда меня подвели к руке принцессы, она сказала: «Да вознаградит тебя Бог за то, что ты сдержал слово».
15. Королевская грамота была переведена немцем, который лишь немного понимает по-английски.
Октября 24-го. Я обедал у генерал-майора Бильца.
25. Я подготовил более обширный протест, куда вставил многое из ненаписанного в предыдущем12.
Я получил письма из Риги и обедал у комиссара ван Кока.
26. Мой протест, поданный 23-го, будучи переведен и прочитан наверху, не получил ответа.
28. Я написал к жене, полковнику Ливингстону и моему зятю по почте.
29. Известившись из Риги, что мои вещи, посланные из Англии, отправлены во Псков, я написал туда, дабы оные переслали в Москву.
30. Я поручил Евстахию перевести мой протест на славянский язык.
Ноября 11-го, понедельник. Я остался дома, слушал богослужение и после полудня делал визиты.
4. Я написал к жене по почте.
5. Я говорил с боярином, дабы послать за моей женою; он дал мне уклончивый ответ.
6. Тем не менее я решил послать за женой и кинулся писать письма.
8. Я задержал отъезд моих слуг, надеясь добиться, чтобы с ними поехал майор ван Бокховен, но[…]13
9. Я отправил слуг в Киев за женою, дав им трех лошадей и три рубля на дорогу на четверых.
Ноября 10-го. Я условился о сухих березовых дровах по полрубля за сажень.
12. Я написал к жене с лекарем, уехавшим в Батурин к гетману <Ивану Мазепе>.
14. Я обедал у полковника Виберга, где весь дом был полон гостей.
15. Русские начали формировать свои полки и объединили несколько стрелецких полков – из двух один.
16. Мне было сказано некоторыми русскими, кои представляются моими друзьями, что если я не испрошу милости и благоволения, будут приняты суровые меры, как то: моя ссылка с семьей в дальний край их империи.
Ноября 17-го. Я был у голландского резидента, который совершенно отказался вмешиваться в мое дело, заявив, что русские по ведомостям составили дурное мнение о нашем короле, будто он слишком расположен к туркам.
18. Я был кое у кого из великих особ; иные говорили, что принцесса весьма разгневана на меня за упрямство – как ей это представили – и склонна вынести мне приговор построже.
19. Я подготовил другой протест, что был выправлен М. V
20. Я велел переписать протест другой рукою.
Ноября 21-го. Несколько друзей уведомили меня, что, если я не поспешу признать свою вину и умолить их величества о прощении, надо мною свершится скорый приговор. Посему мне советовали как можно быстрее предотвратить гибель собственную и моей семьи; если же медлить, то их слезы не смогут мне помочь. Мысли об этом так смутили мой разум, что целую ночь я не мог уснуть. Хуже всего было то, что мне некому довериться, ибо все движимы своекорыстием, равнодушны к состоянию другого или же неспособны подать помощь или совет.
22. Император и принцесса пребывали в Измайлове, и я рано утром отправился туда, в покои боярина. Там, после некоторого ожидания, боярин впал в великую ярость против меня, а поскольку я отстаивал себя как можно лучше и имел на своей стороне большое превосходство здравого смысла, он распалялся все более, так что в великом гневе приказал записать меня в прапорщики и выслать на другой же день. Несколько вельмож, войдя и слыша прения, дружно приняли сторону и мнение боярина; даже вопреки здравомыслию и собственному суждению они стали возлагать на меня тяжкие обвинения и побуждали меня прибегнуть к иным мерам. Боярин также с весьма резкими речами и угрозами, рассуждая без рассудительности и малейшего подобия правоты, не оценивая и не учитывая ничего из сказанного мною, все настаивал, дабы я признал свое заблуждение, молил о прощении и обязался служить в будущем. Итак, зная его могущество и то, что все ведется согласно [его] воле, а не по здравомыслию и справедливости, а также страшась погубить мою семью, я с большим нежеланием согласился на то, что от меня требовали. Я велел написать очень осторожную петицию, признавая, что, коль скоро своим ходатайством об отъезде из страны навлек неудовольствие их величеств, прошу меня простить и обещаю служить, как прежде. Эта петиция по прочтении наверху не показалась достаточной, как сочиненная в не слишком покорных выражениях. Итак, после принуждения и угроз сослать меня с семьей в самые дальние края их империи, я заявил: пусть составят или выдадут копию такой [челобитной], как пожелают. Я удалился и приехал в Слободу, увидав по пути стеклянные домики.
Ноября 23-24-го. Эти два дня я провел дома, будучи весьма удручен причиненной мне великой несправедливостью и обидой.
25. Я отправился в город, где думный дьяк Ем[ельян] Игна[тьевич]. Украинцев вручил мне в приказе копию петиции, дабы я велел переписать ее и подписал. Прочитав оную, я обнаружил там кое-какие неподобающие вещи и, вымарав их, велел переписать и приложил к ней руку, хотя она была задумана в столь униженных словах и выражениях, что могли бы быть обращены ко Всемогущему Богу; когда ее прочли наверху, было полное молчание, даже принцесса ничего не сказала, ибо все знают, что оная исторгнута у меня угрозами и принуждением. <…>
29. Я получил по почте письмо от графа Мидлтона, одного из главных государственных секретарей его священного великобританского величества по делам Англии; вот копия оного:
Уайтхолл, 25 окт. 86