орогой привычки, почивал еще в чужом доме, в обычной его спальне поднялся сильный шум. Жена испугалась, но потом, сообразив, что муж, может быть, изменил свой план и, вернувшись к себе домой, так неистовствует, послала людей разузнать точнее, в чем дело. Те, вернувшись, уверяли, что не видали ни души в той комнате. Тем не менее шум продолжался, и, если только следует придавать веру утверждению супруги, с наступлением утра комната представляла ужасное зрелище: все стулья, столы и скамейки были опрокинуты и разбросаны там и сям; кроме того, в продолжение всей ночи неоднократно слышались очень глубокие вздохи.
Немедленно снарядили вестника в Воронеж с сообщением царю о кончине генерала Лефорта.
Меж тем боярин Головин, опечатав имущество покойного, взял его под охрану; ключи были переданы его родственнику. <…>
14. Взяли в казну, в наказание за какое-то ближе мне неизвестное преступление, лавку одного очень богатого купца. Купец тотчас не задумался купить себе за тысячу рублей покровительство известного Александра. Этот последний, покорыстовавшись такой большой суммой денег, старался привлечь на свою сторону то лицо, которому вверено было тогда управление казною; но тот оказался более верным государю и воспротивился намерениям Александра, считая греховным увеличивать имущество частного человека обманным путем и с ущербом для государевой казны. Тогда Александр дерзнул даже угрожать, что, если тот будет долее упорствовать, он найдет легко случай отомстить ему за его отказ и неуважение.
Как утверждали, генерал Лефорт не оставил столько, чтобы он мог навлечь на себя или на своих наследников ненависть здешнего народа. Мало того, его родственник пал ниц пред князем Голицыным и умолял о помощи, так как, по его словам, он не имел средств, на что мог бы сшить себе по обычаю темную одежду.
Обнародован закон, что нельзя впредь подавать никаких просьб царю иначе, как за печатью Канцелярии. Стоимость этой печати колеблется в зависимости от размера суммы, обозначенной в прошении. За каждые просимые пятьдесят рублей следует платить по одной гривне, если же количество просимого не достигает пятидесяти рублей, то такса – копейка.
В главном храме Москвы происходил отпев и моления за усопших; при этом присутствовали первые лица из духовенства и исполняли свои обязанности.
15. Г. бранденбургский посол вернулся из Воронежа, получив от царя в подарок его изображение, ценность которого увеличивается от осыпающих его дорогих камней.
16. К генералу Карловичу, который возвращался в Польшу, послан нарочный с указанием, чтобы он не ехал по смоленской дороге, где против него устроена засада, и вообще местность эта отнюдь не безопасна.
17. Пожар уничтожил дом, назначенный для хранения соли. Соль сгорела в огромном количестве; пламя истребило также очень много бочек, полных водкой, что усилило огонь.
Царь вернулся из Воронежа, узнав о смерти горячо любимого им генерала Лефорта. Лица, бывшие при царе, когда он получил известие о смерти, утверждали, что он принял его так же, как если бы ему сообщили про кончину отца. Неоднократно вырывались у него стенания, и, обливаясь слезами, он произнес следующие слова: «Нет уже у меня более надежного человека; этот один был мне верен; на кого могу я положиться впредь?»
19. Когда родственник усопшего генерала подходил к его царскому величеству, готовясь засвидетельствовать подобающее ему глубочайшее уважение, то не мог произнести никаких членораздельных звуков, ибо скорбь и плач отнимали всякую возможность говорить.
Царь обедал у боярина Шереметева; он был все время взволнован, так как истинная душевная скорбь не давала ему никакой возможности успокоиться. Царь, в силу своей обычной милости к послам, осыпал г. бранденбургского посла многими выдающимися дарами.
20. С г. цесарским послом прощался вице-адмирал, собирающийся еще сегодня отправиться в Воронеж.
Равным образом боярин Головин пришел к господину цесарскому послу уже совсем поздней ночью.
Его царское величество учредил кавалерственный орден Святого Апостола Андрея. Крест предписано носить такой, каким обыкновенно изображают крест святого Андрея, называемый иначе бургундским. Надпись на первой стороне: ев. Андрей апостол, на второй: Петр Алексеевич, обладатель и самодержец России; поперек имя царевича: Алексей Петрович. Этот орден учрежден как знак почета для тех, кто во время турецкого похода успешно вел дело и заслужил славу храброго. Первым кавалером этого ордена, которому пожалован был крест, царь избрал боярина Головина. Он сегодня вечером показывал орден господину цесарскому послу и изложил ему порядок всего учреждения20.
21. Так как все иностранные представители были приглашены на похороны усопшего генерала Лефорта, то каждый из них явился в темном платье. Время выноса тела назначено было на восемь часов утра. Но пока все окончательно собрались и все было приготовлено, солнце поднялось очень высоко к полудню, приготовляясь созерцать печальное торжество. Между тем по обычаю, принятому у жителей Слободы, повсюду виднелись накрытые столы, уставленные кушаньями. Всякого рода вино налито было в чашах, желавшим подавали горячее. Русские (по приказу царя, надлежало присутствовать всем знатным и должностным лицам) бросились к столам и с жадностью пожирали кушанья, которые были все холодные, а именно: разного рода рыба, сыр, масло, яичница и тому подобное.
Князь Шереметев счел ниже своего достоинства предаваться обжорству наравне с прочими, так как он много путешествовал, был поэтому образованнее других, одевался по-немецки и носил на груди Мальтийский крест. Между тем явился царь, выражение лица его было печальное и обнаруживало признаки сильной скорби. Но, когда иностранные представители засвидетельствовали ему подобающее уважение и, по обычаю, поклонились до земли, он ответствовал им с отменнейшею ласкою.
Когда Лев Кириллович покинул свое место и поспешил навстречу царю, этот последний благосклонно принял его приветствие, но помедлил несколько с ответом на него; наконец, собравшись с духом, наклонился он поцеловать Нарышкина. Когда настало время выносить покойника, то тут наглядно обнаружилось сожаление царя и некоторых других лиц и их прежняя привязанность к усопшему, так как царь залился слезами и на глазах народа, собравшегося в огромном количестве на погребальную церемонию, дал покойнику последнее лобзание. <…>
30. Снова целый полк стрельцов белгородского войска посягнул на жизнь своего государя. Два доносчика и участника, поп и стрелец, были отправлены к царю. Можно подумать, что судьба, в силу какой-то бесцельной злобы, влечет и принуждает к гибели такие громады людей.
31. Все бояре один за другим уезжают в Воронеж. Остается пожилой князь Черкасский, которому вверено управление городом, хотя, кроме него, эту почетную должность присваивали себе и другие лица, говоря, что она якобы поручена им царем. Именно царь, прощаясь пред своим отъездом со многими боярами, поручал им московские дела и следующим образом говорил разным лицам: «Оставляю временно на твое попечение управление моими делами». Я полагаю, что не следует осуждать царя за то, что он внушил многим большие надежды. Этим отнята возможность проявления зависти к единому властителю; с другой стороны, при постоянных раздорах друг с другом нельзя злоупотребить единоличным господством или иметь повод в силу предоставления большой власти прегрешить против государя.
Апрель
<…>5.<…> Семь полков стрельцов снова возмутились в самом городе Азове и отказываются допустить к себе царя. Они рассуждали так: им известно, что ненависть царя к ним превосходит Ватиниеву21; все стрельцы наверно погибнут, если допустят его прибытие, а раз им придется расстаться с жизнью, они не должны умирать неотмщенными; для отчаявшихся в спасении будет утешением, что они заслужили наказание. Надо призвать на помощь крымских татар и решиться на крайние меры; к ним явятся очень многие другие, сосланные в окрестности Азова; возможность возмездия побудит их к новой отваге, тем более что полученные недавно раны еще не зажили; эти стрельцы из окрестности устремятся с ними на новую гибель, ослепленные исключительно сладостью мщения. Говорили, будто воевода, имевший на своей совести много злодеяний и опасавшийся грозившей ему казни, колебался в верности и повиновении и готовился содействовать злому умыслу в надежде, что, приняв сторону мятежников, он при явной опасности отсрочит свое наказание или опередит добровольной смертью дело палача. Поэтому отовсюду собирают солдат, вызывают гарнизоны из крепостей, и борьба с согражданами является более важной, чем с врагом об увеличении власти. <…>
6.<…> В настоящее время в Москве сильно поднялась цена на овес и съестные припасы. Объясняли это так: недавно, когда вывозили за город тела казненных в приготовленные ямы, солдаты, дерзкие в силу царского приказа, заставляли извозчиков (то есть поселян) выбрасывать кладь с их повозок и класть туда тела убитых или, бросив повозки, идти копать ямы; хлеб же, сено, овес и все другое, привезенное крестьянами, солдаты надменно присваивали себе не только безнаказанно, но даже якобы на справедливых основаниях. Устрашенные этим убытком крестьяне ничего более не привозят, опасаясь, что все, что они задумают продать, снова достанется на добычу и грабеж своевольному хищению солдат. <…>
23.<…> Вообще, у солдат в Московии в обычае жестоко и вполне произвольно, без уважения к лицам или обстоятельствам, бить задержанных кулаками, ружьями и палками и, запихав их в самый скверный угол, всячески мучить. Особенно обращаются они так с богатыми, которым бесстыдно заявляют, что конца ударам не будет раньше, чем те выплатят определенную сумму; побоям подвергается всякий, идет ли он под стражу добровольно или насильно. <…>
25. По царскому приказу всякий боярин обязан внести на снаряжение кораблей пятьсот рублей; тот, кто насчитывает в своей власти свыше ста крестьян, должен внести еще тысячу; те же, у кого число крестьян не составляет ста, обязаны заплатить только сто рублей.