после постройки, не принеся ни малейшей пользы. Но эти суда теперь сломаны, и, благодаря усердию нескольких корабельных мастеров из англичан, заменены новыми, которые (по словам офицеров) очень прочно и хорошо построены. В будущем году большинство из них можно будет спустить вниз по реке, хотя, как мне передавали из очень верного источника, понадобится почти два года, чтобы провести их из Воронежа в Азов вследствие короткого лета и перекатов, на которых они будут стоять в ожидании половодья. Впрочем, царь, чтобы сколько-нибудь помочь беде, делает приспособления вроде тех, которые употребляются в Голландии для подъема военных судов на эллинги. Целью его настоящей поездки отчасти и было желание взглянуть, насколько этот опыт окажется удачным.
Выход из Дона в Черное море ниже Азова тоже очень затруднителен по причине обильных песков, которые заволакивают устье реки и, при береговых ветрах, лежат не глубже девяти футов под водою. Потому царь в низине Меотийского болота, милях в десяти от Азова, основал еще новый город, названный Таганрогом, где предполагается построить мол, далеко выдающийся в море, для защиты судов от непогоды и для их зимней стоянки. В этих двух гаванях в настоящее время находится двенадцать больших военных кораблей и восемь галер, но на каждом судне не более трех сведущих матросов, остальной же экипаж состоит из русских, еще не обучившихся морскому делу.
Так царь положил широкое основание развитию своих морских и сухопутных сил. Мощью собственного гения, почти без сторонней помощи, он достиг успехов, превосходящих всякие ожидания, и вскоре, конечно, возведет свое государство на степень могущества, грозную для соседей, особенно для Турции.
Его величество произвел также коренные изменения в одежде русских. Во всем этом большом городе не встречается ни одного человека, занимающего некоторое положение, иначе как [одетого] в немецкое платье. Одною из самых трудных задач было склонить москвитян к разлуке с длинными бородами: многие из знатнейших бояр расстались с ними в присутствии царя только потому, что его воле противиться было нельзя. Простые люди, впрочем, не так легко поддавались новой моде, пока у городских ворот не стали взимать штрафов со всякого входящего или выходящего с необритой бородою, причем плата требовалась каждый раз, как бы кто часто ни проходил воротами. Таким образом, наконец, и простой народ заставили покориться.
Царь свершил также много других великих реформ, чрезвычайно полезных стране. Хотя доброе дело еще не доведено до совершенства, надо удивляться, как много его величество сделал в короткое время, не вызвав никаких смут; это должно приписать единственно счастливым способностям государя, его любознательности и трудолюбию. Невзирая на неудовлетворительные стороны своего воспитания, он трудом и наблюдательностью приобрел почти универсальные познания.
Ч. Уитворт статс-секретарю Харли
Москва, 25 апреля 1705 г. (6 мая 1705 г. н. ст.)
Я в прошлом письме имел честь сообщить вам, что царя ожидали сюда в конце недели. Его величество, действительно, 19-го выехал из Воронежа, но вместо того, чтобы направиться к Москве, проехал несколько миль далее вниз по Дону с целью присутствовать при спуске шести новых кораблей. Теперь он находится на возвратном пути оттуда и прибудет сюда непременно в ночь или завтра поутру. На время своего очень непродолжительного пребывания здесь он, говорят, остановится в доме Стайльса. Это обстоятельство, свидетельствующее о доверии и близости царя к Стайльсу, дает мне повод опасаться, что мои переговоры по делу о вывозе смолы и дегтя и вообще по делам, затрагивающим интересы этого господина, представят большие затруднения.
19-го наследник, царевич Алексей Петрович, выехал из Москвы и неторопливо отправился в Смоленск, откуда он последует за отцом в предстоящую кампанию.
Ч. Уитворт статс-секретарю Харли
Москва, 2 мая 1705 г. (13 мая 1705 г. н. ст.)
27 апреля царь прибыл сюда из Воронежа с очень небольшою свитой. Я немедленно отправился с визитом к графу Головину и напомнил ему о давно ожидаемом ответе на мою записку, прибавив, что должен отнестись к ней серьезнее, чем когда-либо, в виду краткого времени, которое его величество намерен провести в Москве. Граф обещал поспешить насколько возможно.
29-го царь присутствовал при бракосочетании г. Эйзенбрандта (своего последнего комиссара при дворе императора китайского), на которое, по его приказанию, был приглашен и я. Его величество принял меня вполне милостиво. Я был очень удивлен, не видя ни странных церемоний, которыми прежде в России сопровождался брачный обряд, ни безмерной попойки, которой опасался. К концу праздника царь приказал ввести в комнату русского солдата, захваченного шведами в плен при беспорядочном отступлении саксонских и польских войск в конце последней кампании. Этот молодец рассказал, что взят был вместе с 45, большею частью больными, товарищами. Несколько месяцев спустя шведы хладнокровно отрезали пленникам по два пальца правой руки и затем отпустили их на родину с этой постыдной меткой. Глубоко взволнованный таким поступком, царь публично заявил, что, хотя шведы и стараются выставить его и русский народ варварами и плохими христианами, он может призвать весь мир и преимущественно тысячи шведов, находящихся в плену в России, свидетелями, что никогда ни с одним из неприятелей не обращался так недостойно. Он прибавил, что бедных солдат ему, конечно, очень жаль, но поступок шведов выгоден для него: он намерен зачислить в каждый полк по одному из пострадавших, как живой образец товарищам, чего можно ожидать от беспощадного врага в случае плена или поражения.
На другое утро государь отправился говеть к Троице. Это знаменитый и очень богатый монастырь милях в пятидесяти от Москвы. Он составляет такую же святыню, как храм Богоматери в Лоретте, в Италии, или келья Св. Девы (Maria-Zell) в Штирии, и не многие из русской знати решаются предпринять что-либо серьезное, не поклонившись святителю Сергию, которому приписывают многие чудеса и которого чтут наравне с главным покровителем русских, святителем Николаем. У царя, впрочем, есть и особая причина ехать на богомолье: при его ежегодных посещениях Троицкий монастырь подносит ему обыкновенно в дар от десяти до пятнадцати тысяч фунтов стерлингов в знак признательности за свои доходы и привилегии, которые остались нетронутыми, несмотря на то что права прочих монастырей значительно ограничены за последнее время9. Его величество возвратился сюда прошлою ночью и в конце этой недели отъезжает к армии.
Потрудитесь принять во внимание, что эта постоянная суета не дала мне почти никакой возможности поговорить с царем о делах. Я снова обратился к графу Головину, который 30-го числа минувшего месяца сообщил мне, что ответ на мою записку готов, одобрен его величеством и передастся мне, как только он будет переведен на голландский язык. Я избрал этот язык для переговоров, так как царь сам прекрасно понимает его, а мне не хочется вполне зависеть от переводчиков. Граф прибавил, что впоследствии нам необходимо будет иметь одно или два совещания по этому же вопросу, для чего он намерен остаться в Москве дней шесть или восемь долее, чем государь.
Затем, спросив, решился ли я следовать за царем на время кампании, он прибавил, что его величество предоставляет мне в этом полную свободу, но очень будет рад, если я последую за ним, что, впрочем, необходимо, если королева думает приступить к торговому договору, который, в данную минуту, государь готов заключить на условиях весьма выгодных для английской нации, предполагая открыть торговлю Балтийским морем. Этим путем Россия не надеется и не желает провозить какую-либо военную контрабанду, способную вызвать справедливое преследование со стороны короля шведского, а только думает открыть доступ обыкновенным товарам для местного потребления и приобрести возможность доставлять на иностранные рынки произведения прибрежного края, которые иначе залеживаются и портятся или должны отправляться в Архангельск с большими хлопотами и расходами. Я отвечал, что не могу высказаться по предложенному вопросу, пока не узнаю воли ее величества, однако выразил мнение, что планы царя вряд ли осуществимы в настоящее время, так как слышно, что шведы летом намерены блокировать Петербург и Нарву эскадрой в двадцать военных кораблей и не допускать к этим берегам ни одного купеческого судна. Граф выразил недоумение, как шведы могут считать блокированною местность на том основании, что в прилегающем море плавает несколько кораблей, когда она вполне открыта для сухопутных сообщений, так как нигде поблизости неприятеля нет, и тем более когда корабли обыкновенно держатся на расстоянии, которое не позволяет им господствовать над входом в гавань. Как пример недействительности блокады граф указывал на то, что вопреки шведской эскадре, крейсировавшей в балтийских водах летом прошлого года, русские поддерживали постоянное сообщение морем между Нарвою и Петербургом и не потеряли ни одного из сотен мелких судов, которым сообщение это было поручено.
Я должен сознаться, что недостаточно знаком с нашим морским законодательством и с обычаями морского дела, потому не могу вести прений с русскими министрами по затронутому вопросу; не знаю я и правил, которыми эскадры ее величества руководствуются, крейсируя у берегов Франции; как они при многократных блокадах Дюнкирхена держались относительно кораблей под нейтральным флагом, нагруженных обыденным товаром; потому я должен почтительнейше просить ваших инструкций – как отвечать по этим вопросам, с которыми ко мне, по-видимому, еще обратятся не раз, так как царь до того горячо стремится положить начало торговле Петербурга, что я надеюсь обеспечить флот ее величества всевозможными запасами на все время настоящей войны, беспошлинно или за самую незначительную пошлину и притом без всяких обязательств с нашей стороны, если Англия получит от Швеции разрешение торговать с одним из портов Балтийского моря, не осаждаемых и не блокируемых с суши и с моря в данную минуту.