После обеда он оправился в Версаль, где маршал де Тессе передал его на попечение герцогу д’Антену, возложив на него обязанности почетного приема. Здесь для него было приготовлено отделение дофина, где он лег почивать в соседстве с дофином, отцом короля, и где теперь кабинеты королевы.
Во вторник, 25-го, царь обошел сады и на канале сел в лодку чем свет; раньше, чем назначено было приехать д’Антену. Он осмотрел весь Версаль, Трианон и зверинец. Главная его свита помещалась в замке.
В среду, 26-го, целый день царь очень был занят Марши и машиной. Он дал знать маршалу, что приедет на другое утро в 8 часов в отель Ледигьер, чтобы видеть крестный ход по случаю праздника Тела Господня; и маршал показывал ему крестный ход из соборной церкви Богоматери.
Ежедневный расход царя простирался до 600 экю, несмотря на то, что он с самых первых дней ограничил свой стол. Раз ему хотелось позвать в Париж царицу, которую он очень любил, но скоро отменил это намерение. Он велел ей приехать в Аахен или в Спа, по ее выбору, и в ожидании его пользоваться водами.
В воскресенье, 30 мая, он отправился с Бельгардом, сыном д’Антена и преемником его по управлению зданиями и многими станциями, обедать к д’Антену в Пети-Бур. После обеда д’Антен показывал ему Фонтенбло, где царь провел ночь; а на другой день они поехали на охоту за оленем, которую имел честь разделять с ними граф Тулузский. Место несколько понравилось царю, а самая охота вовсе не понравилась, где он чуть не упал с лошади; упражнение это он нашел чересчур сильным, к какому он не привык. По возвращении он изъявил желание обедать один со своею свитою на острове в пруде на фонтанном дворе и возвратился в Пети-Бур в одной карете с тремя лицами из своей свиты.
Во вторник, 1 июня, он внизу террасы Пети-Бура сел в лодку и отправился водою в Париж. Подъезжая к Шуази, он приказал остановиться для того, чтобы осмотреть дом и сады. Любопытство это заставило его войти на минуту к принцессе де Конти, которая тут находилась. После прогулки он опять сел в лодку и велел провезти себя под все парижские мосты.
В четверг, 3 июня, восьмой день праздника Тела Господня, из отеля Ледигьер он видел крестный ход из прихода св. Павла. В тот же день он отправился ночевать в Версаль, который ему хотелось еще раз осмотреть с большим досугом. Здесь ему очень понравилось. Он пожелал также провести ночь в Трианоне, потом три или четыре ночи в павильонах Марли, находившихся близ замка, который для него был приготовлен.
В пятницу, 11 июня, из Версаля царь отправился в Сен-Клу, где осматривал самый дом и посетил девиц в их классах. Принят был он здесь по-королевски. Он хотел также видеть г-жу Ментенон, которая, узнавши о любопытстве царя, легла в постель, велев закрыть все окна занавесями и оставив лишь одно полуоткрытым. Царь вошел в ее спальню, отдернул занавеси на окнах, а потом и занавеси постели, пристально и вдоволь посмотрел на г-жу Ментенон и, не сказав ей ни слова, ни она ему, не сделав даже признака поклона, ушел. Я узнал после, что она была очень удивлена и еще более оскорблена таким поступком; но покойного короля уже не было на свете. В субботу, 12 июня, царь возвратился в Париж13.
Во вторник, 15 июня, он отправился рано утром к д’Антену. Занимаясь в этот день с герцогом Орлеанским, я в полчаса кончил работу; герцог был этим изумлен и хотел меня удержать. Я ему отвечал, что могу иметь честь быть у него всегда, а царь скоро уезжает и я его еще не видал. Для сего я и отправился к д’Антену. Туда не впускали никого, кроме лиц приглашенных и некоторых дам, приехавших с герцогинею и ее дочерьми для того, чтобы видеть царя. Я вошел в сад, где царь прогуливался. Маршал де Тессе, увидавши меня издали, подошел ко мне с намерением представить меня царю. Но я попросил его отложить это намерение и вести себя так, как будто вовсе не замечает моего присутствия: потому что мне хотелось вдоволь насмотреться на царя, опережать и поджидать его, чтобы удобнее видеть, чего я не мог бы сделать, если бы он знал меня. Я попросил маршала сообщить об этом и д’Антену, и, с этою предосторожностью, я удовлетворил своему любопытству сколько мне хотелось. Царь показался мне довольно разговорчивым, но везде вел себя как властелин. Он вошел в один кабинет, где д’Антен показывал ему разные планы и некоторые редкости, причем царь делал много вопросов. Здесь-то я видел конвульсивные движения, о которых говорил. Я спросил маршала, часто ли они случаются, и он отвечал мне: несколько раз в день, и особенно когда царь забывает воздержать их. При входе в сад д’Антен провел царя по нижним покоям и доложил ему, что там находится герцогиня с дамами, которые нетерпеливо желают его видеть. Царь не отвечал и позволил себя вести. Он пошел тише, повернув голову к тому месту, где стояли зрительницы; посмотрел на них всех, сделав при этом едва заметное наклонение головы, и прошел гордо; судя по тому, как он принимал других дам, я думаю, что он оказал бы более учтивости и этим, если б здесь не было герцогини, изъявившей претензию на его визит. Он показывал даже, будто не хочет знать, которая из дам – герцогиня, и не спросил об имени ни одной из них. Таким образом я уже около часа не оставлял его и смотрел на него беспрестанно. Наконец я увидел, что царь это заметил: я стал осторожнее, опасаясь, чтобы он не спросил, кто я. Пред самым приходом царя во дворец я опередил его и вошел в залу, где накрыт был стол. Д’Антен, всегдашний угодник, нашел средство достать портрет царицы, весьма похожий; он поставил его на камин, с надписью в стихах в похвалу царицы, – этот сюрприз очень понравился царю. Как он, так и свита его нашли портрет очень похожим.
Король подарил царю два сорта великолепных гобеленовских обоев. Он хотел подарить ему еще шпагу, украшенную бриллиантами, но царь вежливо отказался принять ее. Со своей стороны царь приказал раздать до 60 000 ливров королевской прислуге, которая ему служила, подарил д’Антену и маршалам д’Эстре и де Тессе, каждому, свои портреты, украшенные бриллиантами, пять золотых и одиннадцать серебряных медалей с изображением главных деяний из своей жизни; сделал дружеский подарок Бертону и настоятельно просил регента прислать его к нему в качестве королевского поверенного, что и обещано было регентом.
В среду, 16 июня, царь верхом отправился на смотр двух полков гвардии, жандармов, легкой конницы и мушкетеров. При этом был только герцог Орлеанский. Царь почти не смотрел на войска, которые это заметили. Отсюда поехал он ужинать к герцогу де Трему, где сказал, что по причине сильного жара, пыли и необыкновенного стечения народа, пешего и верхами, он уехал со смотра скорее, чем желал. Стол был великолепный. Царь, узнав, что маркиза де Бетюн, находившаяся тут простою зрительницей, дочь герцога де Трема, пригласил ее к столу, и таким образом, при множестве кавалеров, за столом была одна дама. Сюда пришло много дам, также зрительниц, и царь, осведомившись, кто они, сказал им несколько приветствий.
В четверг, 17-го, царь отправился вторично на обсерваторию, а оттуда обедать к маршалу де Виллар.
В пятницу, 18 июня, регент прибыл рано утром в отель Ледигьер, чтобы откланяться царю, с которым и оставался некоторое время, при чем был князь Куракин. После этого визита царь поехал в Тюильри, чтобы проститься с королем. Было наперед условлено, чтобы между ними не было церемоний. Невозможно показать более ума, учтивости и нежности, сколько царь оказал королю как во всех этих случаях, так и на другой день, когда король приехал к нему в отель, чтобы пожелать ему счастливого пути; здесь также все происходило без церемоний.
В воскресенье, 20 июня, царь уехал совсем и остановился ночлегом в Ливри, по дороге к Спа, где ожидала его царица. При выезде царь не хотел, чтобы кто-либо сопровождал его даже из самого Парижа. Роскошь, какую он здесь нашел, очень изумила его: уезжая, он изъявил сожаление о короле и о Франции и сказал, что он с прискорбием видит, что роскошь эта скоро погубит ее.
Царь выехал из Парижа, очарованный оказанным ему здесь приемом, всем, что здесь видел, свободою, какая была ему предоставлена, и изъявил сильное желание соединиться тесными связями с королем; но интерес аббата Дюбуа к Англии был тому препятствием, имевшим горестные последствия для Франции, – в чем она не раз раскаивалась и еще раскаивается.
Не хочется кончить об этом государе, столь неподдельно и истинно великом, который, по оригинальности и редкому разнообразию талантов и великих качеств, достоин величайшего удивления самого отдаленного потомства, несмотря на большие недостатки, зависящие от его воспитания.
Я наверное знаю, что царь посетил герцога Орлеанского и что это был единственный ему визит в Пале-Рояле; что герцог привозил и отвозил его в собственной карете; они долго разговаривали в кабинете, при чем находился только князь Куракин. Я забыл только день этого посещения.
Царь был весьма доволен маршалом де Тессе и всею прислугою. В распоряжении маршала находились все чины королевского двора, которые служили царю. Многие особы были представлены царю, но только значительные. Впрочем, многие не позаботились о том. Из дам ни одна не была представлена; принцы крови также не виделись с ним. Царь ничем другим не оказал им внимания, кроме обращения с ними в то время, когда увидел их у короля.
Часть его войск находилась в Польше и много в Мекленбурге: последние очень озабочивали короля Англии, который прибегал к посредничеству императора и ко всем возможным средствам, чтобы заставить царя удалить их оттуда. Он настоятельно просил герцога Орлеанского, чтобы он постарался достигнуть этого, пока царь был во Франции. Герцог не забыл об этом, но не имел успеха14.
Несмотря на то, царь имел сильное желание быть в союзе с Франциею. И ничего не могло бы быть выгоднее этого союза для нашей торговли, для нашего значения на севере, в Германии и во всей Европе. Царь связывал руки Англии торговлей и заставлял короля ее бояться за свои германские владения. Голландии он оказывал большой почет, а императора держал в строгих границах. Надобно сознаться, что он играл значительную роль в Европе и Азии и что Франция чрезвычайно много выиграла бы от тесного с ним союза. Он не любил императора и желал мало-помалу отучить нас от преданности к Англии; но Англия сделала нас ко всем его настояниям глухими до неприличия. Настояния эти со стороны царя долго повторялись и после его отъезда. Напрасно я напоминал об этом регенту и представлял такие до