14 марта праздновали победу князя Голицына в Финляндии над шведами3. Тогда я впервые узнал о том порядке, который соблюдается в провозглашении тостов. Первый тост о даровании Божьей милости; второй – за всех храбрых матросов; третий – за всех верных союзников. Засим пьют во здравие всех храбрых солдат и так далее.
На сем празднестве присутствовал Димитрий Кантемир, господарь Молдавии, недавно прибывший из Москвы; это просвещенный государь, и разговор с ним весьма приятен. Во время последней войны он состоял при царе, но после ее окончания был принужден удалиться из своей страны4. Его величество дал ему несколько владений на Украине, которые приносят более двадцати тысяч рублей в год. После смерти супруги у него остались два сына и две дочери. Старший сын во время сего празднества обратился с приветствием к царю на греческом языке, и в награждение за сие ему был поднесен презент. <…>
Апрель
Его величество приказал, дабы в апреле произвели точную перепись всех домов в Петербурге, каковых оказалось тридцать четыре тысячи пятьсот пятьдесят.
Из Москвы прибыл нарочный с известием о приезде посланника от татарского хана узбеков5, каковой посланник в ближайшие дни отправится в Петербург.
Царь издал указ, запрещающий под страхом штрафа и даже телесного наказания употреблять на реке Неве после таяния льда весла, а повелел пользоваться только парусами. Поелику при подобных переправах часто происходили несчастные случаи, предлагали построить наплавной мост, плата за пользование которым приносила бы изрядный доход. Однако царь не переменил принятое решение, ибо хотел заставить своих подданных учиться мореплаванию и достиг в этом немалых успехов; ныне среди русских уже есть весьма умелые матросы.
По обычаю Пасха была отпразднована с особливой торжественностью. Во время Великого поста московиты должны соблюдать весьма строгое и весьма стеснительное воздержание, но они стараются вознаградить себя в дни празднеств, когда их радость, а вернее безумие, превосходит пределы всякого вероятия.
У них считается, что Пасха прошла без должного благочиния, если они не напились допьяна, по меньшей мере с дюжину раз.
Церковные певчие столь же экстравагантны, и я с изумлением видел в одном доме, с каким ожесточением они дрались, колотя друг друга палками, так что некоторых выносили чуть ли не замертво. Однако самый примечательный обычай сего праздника заключается в том, что, встречаясь на улице, они обмениваются разноцветно расписанными яйцами, и взаимные при сем поцелуи сопровождаются словами: «Христос воскресе!», на что отвечают: «Воистину воскресе!» Священники дают духовное толкование сему обычаю, полагая его памятью о воскресении Иисуса Христа, восставшего из гроба, как цыпленок из яйца.
В празднествах участвовал также слон, присланный в подарок царю королем Персии. Обрядив в роскошную упряжь, его привели, чтобы он поклонился перед царским дворцом. Погонщики-армяне рассказали нам, что когда он прибыл в Астрахань, московиты чуть ли не молились ему, как божеству, а некоторые, взяв дорожные мешки, сопровождали его, как идола, за сорок миль от города. Однако в Московии слишком холодно, чтобы содержать такое животное, и хотя в доме, нарочито для него построенном, разводили огонь, он все равно издох. До сего времени еще сохраняется его чучело, набитое сеном. Содержание слона стоило пятнадцати рублей в день – на водку, рис, коринку и проч.
Несколько лет назад царь просил польского короля прислать человека, сведущего в устройстве копей, дабы поручить ему начальство над уже имеющимися рудниками, а также с целью разыскания новых. Для сего был избран г-н Блюкер, и царь сразу же отправил его в Сибирь. Через восемнадцать месяцев он возвратился в Петербург вместе с губернатором Сибири князем Гагариным и рассказывал мне о своей поездке.
Из Москвы он направился в столицу Сибири Тобольск и по пути разведал несколько мест для устройства медных и серебряных приисков. Бояре и вице-губернаторы пригнали для сих работ крестьян, но произведенные расходы не окупались. Г-н Блюкер представил царю донесение, в коем излагал, что для устройства рудокопного дела надобно достаточное число работников и значительная сумма денег, коей он мог бы распоряжаться по своему усмотрению. Сенат, не понимая всей выгоды сего предприятия, воспротивился сему намерению, однако царь обещал ему сразу по окончании войны устроить сие дело. Князь Гагарин привез из Сибири золотой песок, и Блюкер в присутствии его величества выплавил из одного фунта 14 унций чистого золота. Князь Гагарин рассказал, что знает, в каком месте был найден сей золотой песок.
По словам Блюкера, Сибирь весьма плодородная страна, изобилующая зверем, злаками и плодами. Правительство содержит там всего четыре роты регулярного войска, но местные жители суть своего рода казаки или волонтеры, всегда готовые сесть в седло. В Сибирь сослано около девяти тысяч шведских пленников, коих не используют ни на тяжелых работах, ни для соболиной охоты, каковые производятся московитскими узниками. Однако жизнь сих шведов крайне жалкая. В одном Тобольске около 800 офицеров, одевающихся, как крестьяне, в старую рухлядь. Поелику они ничего не получают ни от своего короля, ни от родственников, им приходится исполнять поденную работу для московитов. Некоторые изготавливают игральные карты, и князь Гагарин привез несколько таких колод для царя. Иные выделывают табакерки необычайного вида из находимых в земле костей. Князь Гагарин, весьма любимый в Сибири за щедрость и природную доброту, в течение трех лет своего правления раздал сим пленникам пятнадцать тысяч экю. Они сами построили шведскую церковь и содержат пастора, который прежде служил в лютеранской церкви в Петербурге, но был отправлен в Сибирь за какие-то неосторожные разговоры, не понравившиеся царю. Некий шведский подполковник, также сосланный по особливым причинам, живет в свое удовольствие, пользуясь всеми удобствами. Благодаря своей обходительности, он сумел настолько расположить к себе местных жителей, что они снабжают его всем необходимым и прибегают к его советам во всех своих делах. Он говорил г-ну Блюкеру, что охотно проживет здесь до конца своих дней, если только ему позволят перевезти сюда свое семейство. Г-н Лаваль, инженер6, приехавший вместе со знаменитым Лефортом, также впал в немилость и был сослан на китайскую границу, где и умер. Он столь хорошо там обосновался, что когда царь простил его, не пожелал возвращаться, а предложил его величеству построить крепость на месте своей ссылки. Это понравилось государю, и он повелел способствовать г-ну Лавалю во всех его предприятиях. Однако китайцы протестовали против сего, а г-н Лаваль вскоре скончался, и сие начинание так и не было исполнено.
Правление Гагарина распространяется вплоть до Китайской империи. Он самолично назначает вице-губернаторов между реками Енисеем и Леной, с коими поддерживает частную корреспонденцию посредством курьеров, ездящих на санях длинной в 20 футов и шириной в два или два с половиною, каковые с поразительной скоростью тянут собаки или два человека.
Г-н Блюкер видел в Тобольске китайское посольство. Князь Гагарин приказал встретить его на границе и не брать с китайцев никаких денег. Когда посланники приехали в Тобольск, он послал навстречу им кареты со слугами. Китайцы все время курили и просили табак даже во время обеда, но князь объяснил, что сие не принято в Московии. После трапезы он предложил трубку тому из них, который показался ему самым главным, но сей человек не принял ее, сказав: «Все семеро, обедавшие у вас, суть равные посланники, и их надобно трактовать в равной мере». Засим они показали свои верительные грамоты (китайские императоры обыкновенно отправляют посланников только к сибирским наместникам). Сии грамоты были написаны на латинском, китайском и монгольском языках. Посланники сказали, что их повелитель намерен воевать с татарским ханом Бахадиром и посему отправил их к хану Аюке, чьи владения находятся между Китаем и землями Бахадира, дабы убедить его прервать отношения с сим последним или хотя бы не вмешиваться в войну. Сии посланники ехали уже два года, и, как говорили г-ну Блюкеру, среди них были три иезуита.
Май
В Ригу прибыли три военных корабля, купленные у англичан, а в Петербурге был спущен на воду еще один. По сему случаю царь был в прекрасном расположении духа и весьма справедливо говорил об успешном строительстве задуманного им флота. Среди других глубокомысленных рассуждений, каковые мне доводилось слышать от его величества в подобных обстоятельствах, одно показалось мне достойным особливого внимания. Оно было обращено к старым московитам, находившимся на корабле, только что спущенном на воду. Он упрекал их за нежелание следовать примеру других русских министров и генералов, и сказал: «Сотоварищи, разве тридцать лет назад хоть один из вас мог бы подумать, что будет строить вместе со мной корабли на Балтийском море? Возможно ли было предполагать, что мы придем в сии страны, завоеванные нашими трудами и нашей отвагой? И увидим порожденными российским народом столько доблестных и победоносных солдат и матросов, столько чужеземных работников и мастеров, обосновавшихся в отечестве нашем, равно как и выказываемое нам самыми отдаленными державами толикое <столь великое> почтение? Историки полагают основу всех наук в Греции, из коей по фатальной неизбежности они были изгнаны и распространились в Италии, а впоследствии и во всей Европе. Однако небрежение предков наших и их злонамеренность помешали наукам распространиться далее Польши. Поляки, как и немцы, были погружены во мрак, в коем мы оставались до сего времени; однако, благодаря неустанным попечениям их правителей, у них открылись глаза, и они овладели наконец теми науками и искусствами, коими прежде Греция похвалялась как единственная оных обладательница. Теперь пришел наш черед, и вам надлежит с открытой душой поддержать мои начинания и соединить прилежание со слепой ко мне доверенностью и проникновением в то, что есть добро и зло. Самое лучшее понятие о сем перемещении наук дает сравнение с обращением крови в человеческом теле. Я предчувствую, что они когда-нибудь оставят Англию, Францию и Германию и на несколько веков обоснуются в нашем отечестве, дабы в конце концов снова возвратиться в Грецию. Настоятельно советую всем следовать сему латинскому правилу: „Ora et la bora“, что означает „Труд и молитва“. И если вы укрепитесь в сем поучении, тогда явится надежда на то, что сим когда-нибудь устыдите самые цивилизованные народы и вознесете славу русского имени на вершину величия».