Старые московиты в глубоком молчании выслушали речь своего повелителя и приветствовали ее, бия в ладоши и громко провозглашая, что сие есть святая истина, и они всё будут делать по его воле, однако тут же не замедлили оборотиться к предмету своего вожделения, то есть к водке, предоставив царю, который впал в изрядную задумчивость, изыскивать средства к достижению своих великих целей. Беспечность сего народа была мне не менее удивительна, чем и для других посланников, и все увиденное убедило меня в правоте одного французского дворянина7, который высказал свое мнение в письме, достойном упоминания.
«Московиты, – по его словам, – суть самые спесивые из всех людей. Прежде они почитали прочие нации за варваров, а себя единственным цивилизованным народом. Царь показал им смехотворность сего измышления и заставил их учиться у чужеземцев. Они повиновались, но врожденное самомнение не позволяет московитам углубляться в суть какого бы то ни было дела, и, обучившись самой малости, им кажется, что они уже превзошли своих учителей. У них почитаются химерами такие понятия, как слава, честь и бескорыстие, и они не способны понять все, относящееся к чувствованиям, или, например, то, что приезжающие к ним иностранцы могут побуждаться чем-то иным, кроме денег. В своем кругу они постоянно высмеивают их как людей, задешево продающих свою жизнь».
Хотя сей дворянин превосходно знал московитов, он сказал о них далеко не все. Сам царь, который, благодаря своему незаурядному уму, вскоре понял все недостатки и пороки его подданных, говорил, что они суть стадо зверей, коих он нарядил людьми, но уже отчаялся когда-нибудь перебороть их упрямство и изгнать злонравие из их сердец. Вследствие сего порока большинство ездящих в чужие края состоятельных молодых московитов ничему там не учатся, а лишь бесцельно проводят время, не извлекая для себя никакой пользы. В Германии и других странах они набираются всего дурного, пренебрегая всем достойным внимания. Возвращаясь на родину, они несут в себе смесь собственных и чужеземных пороков, и в них уже не остается ни истинной добродетели, ни чистосердечного благочестия. Но все-таки некоторые из сих путешественников добрым своим нравом и воспринятой в чужих краях цивилизованностью заслужили уважение немцев, кои на сих примерах убедились в том, что и московиты могут стать порядочными людьми, а царь сможет наконец приучить их к истинной человечности. Но ежели кто-нибудь из сих немцев, приехав в Московию, встретит там сих вояжиров <путешественников>, я не сомневаюсь, что он не узнает оных благодаря случившейся с большинством, если не со всеми, метаморфозе: они утрачивают манеры, воспринятые в чужих краях, а что касается ума, то, ничего не сделав для его развития, они возвращаются к прежнему своему образу жизни. Однако следует признать, что московиты со здравым рассудком могут, находясь в чужих краях, совершенствоваться и при хорошем образовании достигают того же, что и отпрыски других цивилизованных наций. Те из них, которые жили в Германии и отличились своими способностями и учтивым обращением, суть живые сему доказательства и лишь подтверждают упреки, обращенные к их соотечественникам. Если говорить о самом царе, то его способности и обширные познания вполне соответствуют сей истине; никто из знающих его не усомнится в том, что он самый искушенный министр и самый опытный генерал и солдат в своем государстве; самый глубокий из московитских богословов и философов. Царь обладает отличными познаниями не только в истории и механике, но он еще искусный плотник и умелый матрос. Хотя во всех сих науках и искусствах у него были лишь строптивые и безмозглые ученики, он сумел весьма изрядно обустроить свою армию и довести ее, особливо пехоту, до такого совершенства, что она не уступит никакой другой в свете, хотя ей и недостает хороших офицеров. Одним словом, пока московиты побуждаются страхом наказания, они превосходят или, по меньшей мере, не уступают любой другой нации. Если царь сохранит свою корону еще двадцать лет, то благодаря таковому повиновению он достигнет много большего, нежели другие монархи.
17 мая в Петербург прибыл посланник хана узбеков в сопровождении шестнадцати особ свиты. В Москве он оставил свою жену, сына и более тридцати слуг. На следующий день царь дал ему аудиенцию. В соответствии с обычаем, надлежало представляться, стоя на коленях, но заранее было договорено об иной церемонии, и посему она происходила в доме князя Долгорукого. Войдя в залу, посланник положил ладони себе на колени и, сделав три глубоких поклона, произнес свое приветствие. После того, как оно было переведено, секретарь зачитал короткий ответ (в сношениях с Персией это делает великий канцлер), и царь в знак благоволения положил ему на голову свою руку. Миссия посланника оговаривалась в трех пунктах. 1. Он должен был поздравить царя от имени своего повелителя хана Гаджи Магомета Бадира8 с победами его оружия и с возвышением его могущества и просить царя о приязни и протекции. 2. Ему надлежало ходатайствовать, чтобы царь повелел своему вассалу хану Аюке жить в мире и согласии со своим повелителем, против коего Аюка замышляет козни вкупе с китайскими татарами. В благодарность хан узбеков предлагал пятьдесят тысяч войска, готового выступить по первому приказу. 3. Сей хан в знак великой своей дружественности обещал свободный проход через свои владения караванам царя, которые каждый год направляются в Китай, а также предлагал торговый трактат, каковой даст немалые выгоды его величеству, поелику в таковом случае караваны, благодаря прямому пути, смогут достигать Пекина за четыре месяца, в то время как ныне они тратят на сие целый год, следуя через Сибирь и повторяя все изгибы встречных рек.
Засим посланник положил к ногам царя шелковые ткани, а также всяческие персидские и китайские диковины вкупе с богатыми мехами, кои царь презентовал ее величеству. Также посланник поведал о том, что оставил в Москве несколько персидских скакунов и других зверей, в том числе леопарда и обезьяну, но сии последние издохли еще в пути. Он вошел в такой раж, что называл царя не иначе, как мудрейшим и благоразумнейшим императором, каковое именование в его стране является самым почетным. Посланник имел лет 50 от роду, умное лицо, и весь его вид внушал уважение. Он носил длинную бороду и был одет по восточной моде со страусиным пером на тюрбане, что, по его словам, дозволяется лишь принцам и высшим сановникам.
Царь велел ему плыть в Кроншлот вместе с графом Головкиным на корабле «Rake».
20 мая. Двести полугалер в великолепном порядке подняли паруса при непрестанной пушечной пальбе, производимой ради увеселения, и на следующий день прибыли в Кроншлот. Ко времени обеда мы, как было указано, явились на сей корабль, где нас встретил посланник хана узбеков и семь сенаторов. Воздух был зело душен, но дул слабый освежающий ветер. По невежеству московитского капитана в двух лье от Петербурга нас занесло на мелководье, каковое простирается на два лье в сторону моря, и наш корабль сел на дно. Только к семи часам вечера, благодаря усилиям лоцманов и других моряков, нам удалось сняться с мели. Капитан, не предвидевший шторма, сообщил, что ему приказано в течение нескольких дней оставаться в море, дабы испытать посланника и все остальное общество. Однако в девять часов поднялся страшный ветер, какового не бывало в Петербурге уже четыре года. Особливую опасность являли для нас невежество капитана и боцмана, тоже московита, ветхость нашего корабля со множеством течей, окружающие мели и все более усиливавшийся ветер. Когда мы спросили у боцмана, что же теперь делать и на что надеяться, он отвечал: «Сие единому Богу ведомо». После полуночи разломались шлюпки, привязанные к кораблю, и мы потеряли главный якорь, а вместе с ним последнюю надежду и совсем пали духом. Посланник, во всю свою жизнь не видавший ничего подобного, стал бледен как смерть, завернулся в шелковый плащ и велел своему священнику встать перед ним на колени и читать книгу пророка Али, ибо он принадлежал к религии персов9. К утру погода немного успокоилась, и мы смогли увидеть другие корабли, раскачивавшиеся ветром с борта на борт, поелику они лишились своих якорей. В десять часов из Кроншлота к нам прибыл боярин вместе с капитаном, которых царь послал осведомиться о нашем положении. Из-за мелководья им пришлось добираться к нам на шлюпке. Сказав, что его царское величество всю ночь весьма беспокоился о нас и советует собственными силами выпутываться из сей передряги, боярин удалился, но мы были принуждены весь день оставаться на сем месте. 23 мая тот же капитан возвратился вместе с полугалерой и весьма медленно потащил нас с мели, и к вечеру мы были еще только в четырех лье от Кроншлота. 24 мая, благодаря изрядно слабому боковому ветру, в три часа пополудни наш корабль вошел в порт. Московитский флот, выстроившийся на рейде, приветствовал нас залпами всех своих пушек, паливших по приказу царя в честь вице-царя Ромодановского, находившегося на нашем корабле. Его величество вместе со всем двором встречал нас на корабле «Святая Екатерина». Как только мы встали на якорь, пришел приказ всем оставаться на борту и ждать царя, который поздравил нас с благополучным прибытием и немного пошутил, какие хорошие получились из нас матросы. Затем он вошел к нам в каюту и оставался там почти два часа. Посланник угощал его разными фруктами из своей страны и призвал певчих и музыкантов, двое из коих весьма царю понравились своими диковинными напевами, сопровождавшимися биением в ладоши, свистом и причудливыми позами.
Его величество спрашивал посланника о его стране и соседях оной, и ответы сего последнего царь милостиво изъяснил для нас на немецком языке. Посланник сказал, что у себя он первая персона из всех знатных людей и прежде был наставником своего повелителя. Сейчас хану уже около тридцати лет. В прошлом году он женился на старшей дочери персидского короля, за которой взял большое приданое. Он правит страной узбеков со столицей в Хиве, которая состоит лишь из шатров и хижин, не имеющих постоянного местоположения. Хотя хан суверенный государь, власть его ограничена своего рода Сенатом. Страна узбеков имеет границы с Китаем, Индостаном и Персией, с коими поддерживает близкие связи и воюет только против татар, обитающих со стороны Московии. Хан может выставить 200 тысяч конных воинов (царь полагает, что имеются в виду все его подданные мужеского пола, независимо от возраста, способные носить оружие). До сего времени у него не было пушек, каковые появились только во время последней воины, но они не столь велики и