19 есть самое неуважаемое сословие, оно, сравнительно с жителями городов, наиболее отягощено налогами. Приходской священник платит по шесть копеек с каждого дома в своем приходе, хотя с трудом получает от них столько же для себя. Второй налог взимается с него за сан и даже еще третий за детей. Крестьянин платит пятнадцать копеек, а священник целый рубль, сколь бы ничтожно ни было его положение.
Таковы доходы Московии, почитающиеся постоянными, хотя они год от года отнюдь не равномерны, в зависимости от различных обстоятельств. Весьма затруднительно оценить все налоги, подверженные стольким изменениям, но сие почти невозможно для иностранца, коему закрыт вход в Счетную палату; и все-таки нашлись такие люди, которым удалось получить от чиновников сей палаты нижеследующую роспись постоянных государственных доходов.
Дабы объяснить несоответствие между числом городов и домов в Киевской губернии, надобно заметить, что в сию губернию входит Украина, то есть страна казаков, обитатели коей освобождены от всех налогов, и здесь исчислены только дома московитов, платящих подати и прочие общественные сборы. То же самое относится и к Азовской губернии, где на берегах Дона живут казаки, которые обязаны отражать набеги соседних татар. В Рижскую губернию включен Смоленск и его земли, посему неудивительно, что здесь доход достигает 83 тысяч рублей, в то время как вся Ливония приносит ныне лишь половину сей суммы.
Среди непостоянных налогов числятся некие пожертвования в случае какой-либо чрезвычайной необходимости, как, например, во время войны с турками или при необходимости вооружения пограничных крепостей в Ливонии или Ингрии. Поелику подобные оказии случаются не каждый год, то и сверхобычные налоги также не одинаковы. Однако в настоящее время сии пожертвования не столь отяготительны, ибо уже не приходится опасаться войны с Турцией. В 1716 году с каждого сельского и городского дома взимали следующий чрезвычайный налог:
Сии налоги суть единственные, кои взимаются с городских жителей и крестьян, как с их владений и имущества, так и с торговли, и оные не были бы для них чрезмерно отяготительны, ежели бы они умели лучше возделывать свои земли, а дворяне не извлекали бы из сих земель все свое благосостояние, вследствие чего работники принуждены нести непосильный для них груз. Очевидно, что рабство, в коем они обретаются, полностью подавляет их разум и предприимчивость. Сколь бы ни старались научить их начаткам хозяйствования, они ни за что не хотят расставаться со своей старинной методой, полагая невозможным знать что-либо лучше, чем их предки. Легко представить, какую выгоду они могли бы извлечь из своих земель, ежели бы последовали примеру казаков, кои подражают в земледелии полякам и благодаря сему обогащаются, несмотря на постой солдат и прочие притеснения, претерпеваемые от московитов.
Беспечность сих последних приводит к тому, что некоторые семейства, оказавшись в неоплатных долгах, покидают свои земли и даже иногда скрываются в лесах вместе с раскольниками, каковые не признают нынешнюю московитскую церковь из-за новшеств в богослужении. Иные прячутся по барским домам в другой губернии, но теперь трудно найти такого господина, поскольку по закону любой помещик, найдя у него своих людей, может взыскать по 25 рублей в год за каждого беглого крестьянина. Посему никто не хочет подвергать себя подобной опасности, тем паче что один крестьянин приносит своему новому владельцу не более половины сих денег. Но чаще всего страдают от таких побегов соседи. Не имея возможности обрабатывать до крайности истощенные земли беглецов и в то же время обязанные восполнять причитающиеся с оных налоги, они доходит до совершенного разорения и принуждены следовать примеру беглых своих сотоварищей и тоже скрываться в лесах. Но это еще не самое тяжкое бедствие в сей стране по сравнению со злоупотреблениями губернских комиссаров, дьяков и чиновников, собирающих налоги. Сии кровопийцы, едва приступив к своей должности, сразу же начинают обогащаться на разорении народа, и нередко можно видеть их при начале службы в одной только рубашке, а через пять лет они уже возводят просторные каменные палаты, тогда как несчастные бедняки принуждены бежать из своих лачуг. Несомненно, для сего недостаточно годового жалованья в шесть рублей, хотя недавно царь увеличил оное до пятнадцати и даже двадцати рублей, дабы лишить их предлога к подобному мздоимству. Однако главные начальники ничуть не менее корыстны, чем их подчиненные, и, закрывая глаза на воровство сих последних, позволяют им даже в самые тяжелые времена брать с каждого дома вместо шести или семи рублей в год по пятнадцати. Один московит рассказывал мне как вполне достоверное, что из 100 рублей собираемых налогов в царские сундуки попадает не более тридцати, и хотя установленные царем правила отчасти пресекают сии плутни, просто диву даешься, сколь сии мошенники изворотливы, изобретая все новые и новые уловки. Когда, например, начальник хочет поощрить своего чиновника, он поручает ему проверить в каком-либо уезде уплату налогов и удостовериться в том, могут ли крестьяне, в оном живущие, предъявить соответствующие расписки. Такой чиновник, явившись в селение, требует незамедлительного предъявления сих документов и ставит на постой сопровождающую его воинскую команду. Если какой-нибудь крестьянин на свое несчастие не может отыскать свою расписку, его сразу же заставляют снова платить налог, а ежели он надеется отыскать потерявшуюся квитанцию, то за отсрочку повторного платежа надобно делать чиновнику презент; но даже и в том случае, когда злосчастная бумага находится, необходимо некое подношение за доставленное беспокойство, не говоря уже о содержании солдат. Обыкновенно к сему средству прибегают в том случае, когда известно, что господский дом, в котором хранились все документы, сгорел, и сие несчастие отнюдь не служит тем оправданием, каковое могло бы умерить неистовство сих безжалостных экзекуторов.
Помимо перечисленных мною налогов царь получает также значительный доход с иных принадлежащих ему прав, хотя некоторые из них можно почитать вряд ли совместимыми с монаршим достоинством.
1) Ему принадлежит исключительное право чеканки монеты. Города Псков и Новгород уже давно лишены возможности иметь свои собственные деньги. Ныне в Москве находятся два единственные во всей Московии монетных двора, содержание коих обходится в 200 тысяч рублей в год.
2) Кроме сего, только царь пользуется правом держать кабаки во всех провинциях империи и прочих владениях, за исключением Ливонии и Украины, поелику сию последнюю населяют казаки. Сие право распространяется только на напитки местного приготовления, такие как пиво, мед и зерновая водка. Нарушения по отношению к пиву и меду подлежат штрафу, а касающиеся водки – телесному наказанию. Московиты более чем любые другие нации привержены к горячительным напиткам, и посему доход с них должен составлять весьма значительные суммы, тем паче что оные напитки продаются вдвое дороже стоимости их изготовления. Работникам и солдатам одну половину жалованья выдают пищевыми припасами, а другую деньгами, получив которые, они сразу несут их в кабак. Некоторые воздерживаются от крепких напитков, но на Пасху и по другим великим праздникам они следуют примеру всех остальных, боясь прослыть плохими христианами, если будут выделяться своей трезвостью. Неудивительно, что, как говорят, царь получает с питейных заведений миллион рублей в год. Одна Москва приносит ему около ста тысяч, а другие города соответственно 40, 30, 20 и 10 и даже самые малые по две или одной тысяче. Сей доход был бы еще больше, если бы боярам и дворянам не разрешалось привозить в Петербург и Москву собственные запасы, а под сим предлогом все их слуги занимаются продажей водки, легко находя для сего покупателей за меньшую цену, чем в кабаках. Я припоминаю, что в некоем далеко не самом знатном семействе за один только год было получено от такой продажи не менее 900 рублей. Из сего следует, какой ущерб наносят казне такие знатные дома.
3) Только царь может продавать табак на всем пространстве империи, но сие относится лишь к табаку, произрастающему в Англии, на Украине и собственно в Московии. Что касается Турции, то всякий волен свободно покупать и продавать турецкий табак, не в пример московитскому, который строжайше запрещен, и даже за его хранение полагается штраф или телесное наказание. Тем не менее при всех предосторожностях и жесточайших указах в торговле табаком, равно как и водкой, каждодневно происходят великие мошенничества, ибо московиты, не боясь кнута, продают за шесть или восемь копеек то, что стоит на Украине всего одну копейку.
4) Царь установил также монополию на золу, из которой делают мыло, а также на тальк и смолу. Сии товары приносят значительный доход; ежели оные находят у какого-либо торговца, их просто у него отбирают.
В 1716 году, перед отъездом в Голландию, царь издал указ, запрещающий всем партикулярным лицам покупать русские кожи, а кожевникам продавать оные кому-либо, кроме особливо назначенных для сего комиссаров, по цене 4 рубля за пуд. Сии комиссары должны перевозить закупленные кожи в Архангельск и продавать их там иностранным купцам под условием оплаты в Голландии альбертовыми талерами20, считая по 80 копеек за один талер. Сие было сделано по двум причинам. Во-первых, при обмене денег произошла бы существенная потеря из-за весьма высокого курса. Во-вторых, дабы проверить, нет ли каких убытков в сей новой торговле. Однако упадок в выделке кож, порожденный сей монополией, привел к тому, что запретительный указ был отменен, и все возвратилось к прежнему своему состоянию.
Все соляные копи и солеварни принадлежат царю. Прежде их было великое множество, но теперь они заброшены, кроме трех: строгановских, бахмутских и сибирских. Первые находятся в Казанской губернии21 и названы по имени богатого московского купца, который перекупил все солеварни и настолько расширил их, что ему удалось убедить царя упразднить все остальные, поелику он обязывался поставлять соль для всей Московии значительно дешевле всех прочих. Царь платил ему по полторы копейки за пуд, что при