Русская мысль // Русская литература и журналистика начала XX века. 1905–1917: Буржуазно-либеральные и модернистские издания / Отв. ред. Б. А. Бялик. М.,1984; А. А. Гапоненков. Журнал «Русская Мысль» 1907–1918 гг. Редакционная программа, литературно-философский контекст: Диссертация… доктора филологических наук. Саратов, 2004. См. также: М. А. Колеров. Журнал «Русская Мысль» (1907–1918) и библиография русской периодики // Русский Сборник. Исследования по истории России. Том XXI. М., 2017.
6 Средний тираж книги близкого по качеству аудитории к этому журналу некоммерческого издательства «Путь» (оно целиком было актом благотворительности М. К. Морозовой) составлял 2000–3000 экземпляров, а в годы его наибольшей активности общий тираж его изданий достигал в 1910 году — 11 000; в 1913–24 500 (Евгений Голлербах. К незримому граду. Религиозно-философская группа «Путь» в поисках новой русской идентичности. СПб, 2000. С. 235–236) Для сравнения: годовой тираж всех номеров «Русской Мысли» в указанном 1909 году можно счесть в количестве 30 000 экземпляров. Таким образом журнал, видимо, полностью выбирал свою специфическую читательскую аудиторию, учитывая её значительное увеличение благодаря коллективному чтению в библиотеках.
7В. Быстренин. Настроения пореволюционной деревни // Русская Свобода. СПб, 1917. № 2, № 6, № 12–13, № 16–17, № 20–21. О такой же пореволюционности в эмиграции ярко говорил и один из евразийцев, прямо используя образ Струве (из его статьи «Материнское Лоно и Героическая Воля» 1923 года): «Как в СССР, так и в эмиграции очень легко различимы два лика эпохи. Один обращён к прошлому, другой — к „после“ революции. (…) дело идёт здесь не об „обиженных отцах“ и „дерзких детях“, но о размежевании двух эпох: до и после-революционной. (…) смешны претензии тех, кто обрушивается на представителей новой эмиграции с обвинениями в отступничестве от русских традиций и каком-то нарочитом выходе из материнского лона общей культуры. (…) разве первое по возникновению а наиболее широко разработанное учение евразийцев не представляет собою сочетание величайшей революционности духа и мысли с прочной укоренённостью в родную почву России-Евразии?» (К. А. Чхеидзе. О двух поколениях [1931] // Константин Чхеидзе. Путник с Востока. Проза, литературно-критические статьи, публицистика, письма / Сост. А. Г. Гачевой. М., 2011. С. 347, 351).
1П. Б. Струве. Великая Россия. Из размышлений о проблеме русского могущества [1908] // П. Б. Струве. Patriotica: Политика, культура, религия, социализм [1911]. М., 1997. С. 50–63. Риторически и конъюнктурно (признание в этом: С. 234 — январь 1909) привязав формулу «Великой России» к выступлению председателя правительства П. А. Столыпина 10 мая 1907 года (С. 50; 79–18 марта 1908), Струве не уставал напоминать, что её подлинным формальным источником была книга лекций — «историческое евангелие английского империализма» — британца Сили (J. R. Seeley, 1834–1895) «Расширение Англии» (Expansion of England, 1883) — русский перевод вышел издательстве О. Н. Поповой (где перед тем работал Струве и, возможно, был инициатором перевода) в переводе тестя и под редакцией шурина Струве: Дж.-Р. Сили. Расширение Англии: Два курса лекций / Пер. В. Я. Герда, под ред. и с прим. В. А. Герда. СПб, 1903 (С. 79; 225 — март 1908; 118 — 18 апреля 1908). Именно русские переводчики создали прототип для струвианской аналогии, переведя Greater Britain оригинала как «Великая Англия» (С. 225).
2 Помимо публикации целого ряда статей, в которых он развивал эту теорию и которые аккуратно собрал в своём сборнике «Patriotica» (1911), Струве вдохновил В. П. Рябушинского составить и издать два тома «идейного сборника» «Великая Россия» (1910–1911): это стало частью усилий Струве (и Булгакова) по внесению в сознание и движение русской крупной буржуазии национал-либеральной идеологии. Уже без участия Струве, но, несомненно, под его определяющим идейным влиянием, был создан и журнал «Проблемы Великой России» (1916). Роспись его содержания см. в сборнике: М. А. Колеров. От марксизма к идеализму и церкви (1897–1927): Исследования, материалы, указатели. М., 2017. С. 295–300.
3 «Русская оппозиция, по соображениям вполне реалистическим может только приветствовать всякий акт, в котором выразится политическое сближение и согласие между Россией и Англией, как государствами. (…) Внешняя политика не безразлична для внутренней; но их соотношение гораздо сложнее, чем это рисуется вульгарному радикализму. (…) В германской социал-демократии одно время было традицией — всё русское считать реакционным. С этой точки зрения Маркс и Либкнехт выступали туркофилами не менее ярыми, чем Пальмерстон и Биконсфильд (…) Пусть эта агитация совершенно бескорыстна (русофобия и славянофобия Маркса и Либкнехта питалась бессознательным немецким национализмом), она от этого исторически не менее ошибочна. Для крупных линий русской истории англо-русское сближение гораздо важнее и ценнее, чем самая эффектная демонстрация против внутренней политики современного русского правительства. (…) политическое сближение России и Англии должно быть расширено и углублено до сближения реально-экономического и культурно-морального. (…) Именно у англичан с их вековой дисциплиной воли и характера, основанной на глубоком проникновении религиозным началом, есть чему поучиться (в истинном смысле этого слова) нам, русским» (Пётр Струве. Размышления. V // Слово. СПб. № 465. 24 мая (6 июня) 1908. С. 2).
4С. Котляревский. Подъём производительных сил // Слово. СПб, № 688. 24 января (6 февраля) 1909. С. 2. Ср. «обезвреженные» с точки зрения политической цензуры и «эзопова языка» положения об экономической проблеме «Великой России»: «Проблема русского политического прогресса стоит для меня теперь в 1908 году принципиально так же, как она ставилась мною в 1894 году в „Критических заметках“. И в самом деле: мёртвая точки абсолютизма была 1904–1905 гг. преодолена не только на отрицательной почве, — не только благодаря жестокостям русско-японской войны, но и на положительной почве всего того усложнения экономической жизни, которое дала эра Витте. И только так будет преодолена и мёртвая точка лжеконституционализма народного представительства, окружённого чрезвычайными охранами. Из такого понимания условий развития русской государственности и общественности вытекает определённая линия поведения независимых общественных сил» (Пётр Струве. Размышления. III // Слово. СПб. № 450. 7(20) мая 1908. С. 1).
5 Позже Струве счёл важным минимизировать идеалистическое изображение национальных интересов России и поправиться, говоря о противодействии России враждебному вмешательству Австро-Венгрии в опоре на Германию в балканские дела и о судьбе Сербии, Черногории, Румынии, Болгарии, Греции как объектов ближневосточной политики России: «Я принадлежал и принадлежу к тем, которые признавали внешнюю политику русского правительства в балканском кризисе последовательной и честной. (…) Последовательность и правильность этой политики, её превосходство над увлекаемой „славянскими“ симпатиями частью русского общественного мнения состоит в том, что правительственная политика, поддерживая славянские, или — общее и точнее — балканско-христианские интересы, ясно видит главное — интересы и задачи самой России. Правительственная политика не шла и не идёт на буксире отдельных балканских притязаний и требований. (…) Россия должна быть автономна в определении целей и этапов своей ближневосточной политики…». По напоминанию Струве, именно Россия создала Сербию, Черногорию, Болгарию, Грецию и отчасти Румынию «из уродливого антикультурного туловища османской монархии» и теперь необходимо «органическое оздоровление власти и народа [России] на упорной и систематической подготовке их к осуществлению великих мировых и в то же время подлинно национальных задач» (Пётр Струве. Власть и народ в серьёзный момент. I. Сейчас // Русская Молва. СПб. № 127. 20 апреля (3 мая) 1915. С. 3).
6 «Всё международное положение определяется соотношением двух руководящих и борющихся с европейскую гегемонию держав: Англии и Германии. За последнее время Россия довольно определённо движется в орбите Англии. По-видимому, это совершенно неизбежно и в то же время соответствует интересам России» (П. Б. Струве. 17 октября 1909 г. // П. Б. Струве. Patriotica. С. 154–155). В конце жизни, широкими мазками описывая всю историческую длительность России, Струве уточнил свою формулировку, но ещё теснее привязал перспективу России к британскому влиянию: «Взаимодействие мирового движения социализма» с русской революцией, писал он, «понять можно только в свете как многовековой социальной и экономической истории самой России, так и истории западного социализма, с его двумя фокусами, идеологическим, центром которого являются Англия и Франция, и институционным, центром которого являются Англия и Германия» (П. Б. Струве. Социальная и экономическая история России с древнейших времён до нашего, в связи с развитием русской культуры и ростом российской государственности // П. Б. Струве. Избранные труды / Сост. О. К. Иванцова. М., 2010. С. 61).
7 Впервые об этом я кратко писал здесь: М. А. Колеров. Анти-Аншлюс: «национальные государства» СССР против Польши (1920–1940-е гг.) // Россия и славянский мир в войнах и конфликтах XIX–XXI веков. Сб. статей / Науч. ред. А. Ю. Полунов. М., 2018. См., например, практику отнесения Балкан к Востоку в официальном издании НКИД РСФСР 1921 года: а именно включение новостей из Румынии, Болгарии, Югославии в рубрику «Восток»: Бюллетени Народного комиссариата иностранных дел [РСФСР] М.: № 102. 21 ноября 1921. С. 29–35; № 102. 28 ноября 1921. С. 40–43; № 105. 12 декабря 1921. С. 32–36; № 106. 19 декабря 1921. С. 29–37. В остальном в «Востоке» были представлены новости из Турции, Сирии, Палестины, Курдистана, Египта, Ирака, Персии, Афганистана, Индии, Тибета, Китая, Японии: Там же. №№ 101–106. 14 ноября — 19 декабря 1921. См. также более раннее отнесение к Востоку — Греции: