Май и июнь 1685 года проведены были в селе Коломенском. Одно требование за другим летит оттуда в Оружейную палату: прислать 16 пар пистолей, такое же число карабинов с перевязями, с медною оправою; прислать 16 мушкетов, 15 карабинов, 8 карабинцев маленьких; прислать луки со стрелами и т. д., и т. д. В Преображенском возникает целый потешный городок, который становится центром этих военных игр. Городок этот в 1685 году, кажется, состоял всего только из двух избушек, но в 1686 году находим известие об отправке туда значительного количества лесных материалов для укрепления городка. По стенам возводятся башни; на передней из них сооружены часы с боем, для чего понадобилось 8 колоколов; через Яузу перебрасываются мосты; городок обстраивается. В этом и следующем годах в нем строятся царские хоромы, каменная церковь, особые дворы, где во время пребывания Петра в Преображенском ставятся его приближенные; строятся: съезжая изба, избы для офицеров потешного отряда, казенный и оружейный амбары, потешная конюшня и множество других деревянных построек. Наряду с военными потехами, Петр, видимо, начинает еще в ранней молодости интересоваться разного рода ремеслами, любовь к которым он сохранит затем на всю жизнь. 27 июня 1684 года, как записано в одной из дворцовых расходных книг, «дано каменщикам за снасти: за лопатку и за молотки железные, которые у них взяты к нему, государю, вверх – 16 алтын». Это первое известие о занятии Петра ремеслом; он начал с ремесла каменщика. От работы каменщика он перешел к печатному делу. 16 ноября того же 1684 года окольничий Т. Н. Стрешнев приказал из Серебряной палаты «к нему, великому государю, в хоромы взнесть на печать доску кованую, красной меди, гладкую, в длину и ширину по десяти вершков». Затем в хоромы поступили плотничьи инструменты. 30 ноября стольник Г. И. Головкин «приказал сделать в хоромы два топорика маленьких плотничных и насадить на топорища кленовые, и закрепить с гайки, чтобы было крепко». За плотничьими инструментами последовали столярные. В 1686 году «сентября со 2-го числа октября по 10-ое число по указу великого государя Петра Алексеевича… станочного дела мастеры делали к нему великому государю в хоромы верстак столярской с двумя выдвижными ящиками». В то же время в сентябре 1686 года покупалась в хоромы «кузнечная всякая снасть». Таким образом, в детские и юношеские годы Петр проходил разного рода мастерства, навыкал в работе каменщика, типографа, плотника, столяра и кузнеца: упражнял в этих ремеслах детски гибкую руку. Поэтому его рука и была так искусна во всяком мастерстве впоследствии.
В записях Оружейной палаты встречаем известия о посещениях Петром находившейся в палате «оружейной большой казны». Появляясь в палате лично, он осматривал хранившиеся в этой обширной кладовой московских государей вещи и приказывал взнести к себе в хоромы то, что ему было в данный момент нужно или что заняло его внимание. Главным образом Петр выбирает оружие, оружие всего более его занимает. Побывав в палате 11 июля 1687 года, он указал к себе взнесть: пищаль, «ухват, что людей хватают», 3 алебарды немецкого дела, 3 знамени, писанных по шелковой материи, 10 копий железных, 2 копья с крюками, 70 карабинов, 20 копий с древками, 10 древок копейных, 5 труб фитильных, 4 барабана, 2 корабля малых (модели). Но во время одного из посещений, 30 сентября 1686 года, царь вместе с калмыцким колчаном, бухарским луком, булатным тесаком и тремя пистолетами захватил и музыкальные инструменты – «фиоль немецкую, точеную и четыре тулумбаса медных», а также, видимо, привлекший к себе его внимание большой географический глобус. По этому глобусу Петр мог получить представление о шарообразной форме Земли.
Любопытство, возбужденное другим инструментом – астролябией, побудило Петра уже самостоятельно, по доброй воле и с жаром приняться за продолжение столь рано прерванного образования. Об этом втором периоде своего учения рассказывает нам сам Петр в одной из написанных им самим записок. В этой записке Петр дает краткий очерк истории кораблестроения в России и, между прочим, вспоминает и о своем образовании. «Перед посылкою князя Якова Долгорукова во Францию, – пишет царь, – между другими разговорами сказывал вышеупомянутый князь Яков, что у него был такой инструмент, которым можно было «брать расстояния», не доходя до того места (т. е. измерять расстояние между двумя предметами, не подходя к ним). Я зело желал его видеть; но он мне сказал, что его у него украли. И когда поехал он во Францию, тогда наказал я ему купить между другими вещами и сей инструмент. И когда возвратился он из Франции и привез, то я, получа оный, не умел его употреблять. Но потом объявил его дохтуру Захару фон-дер-Гулсту, что не знает ли он? Который сказал, что он не знает, но сыщет такого, кто знает; о чем я с великою охотою велел его сыскать, и оный дохтур в скором времени сыскал голландца, именем Франца, прозванием Тиммермана, которому я вышеописанные инструменты показал, который, увидев, сказал те ж слова, что князь Яков говорил о них, и что он употреблять их умеет; к чему я гораздо пристал с охотою учиться геометрии и фортификации (наука о постройке крепостей). И тако сей Франц чрез сей случай стал при дворе быть беспрестанно и в компаниях с нами». До нас дошли три отрывка из учебных математических тетрадей Петра с собственноручными его записями. В первом из них Петром, вероятно, под диктовку учителя записаны правила первых трех арифметических действий: сложения, вычитания и умножения, а также решенные им задачи на эти действия. Часть задач на умножение писаны рукою учителя. Во втором отрывке находится правило, как определить географическое положение широты каждого места на земном шаре; в третьем правило, как вычислить полет брошенной из мортиры бомбы.
Точно так же любознательность, возбужденная случайно попавшимся на глаза предметом, вызвала в юном Петре ту склонность, которая стала его страстью до конца дней. Так, по крайней мере, объяснял он сам в той же упомянутой выше записке возникновение отличавшей его любви к морю, к мореплаванию и кораблестроению. Потешные суда: струг и шняк – существовали уже в 1697 году в Преображенском потешном городке на Яузе, но исключительный интерес к плаванию начинается со случайной находки. «Несколько времени спустя, – пишет Петр, – случилось нам быть в селе Измайлове на льняном дворе и, гуляя по амбарам, где лежали остатки вещей дому деда Никиты Ивановича Романова, между которыми увидел я судно иностранное, спросил вышереченного Франца (Тиммермана), что это за судно. Он сказал, что то бот английский. Я спросил, где его употребляют. Он сказал, что при кораблях для езды и возки. Я паки спросил: какое преимущество имеет пред нашими судами (понеже видел его образом и крепостью лучше наших). Он мне сказал, что он ходит на парусах не только что по ветру, но и против ветра; которое слово меня в великое удивление привело и якобы неимоверно. Потом я его паки спросил: есть ли такой человек, который бы его починил и сей ход мне показал. Он сказал мне, что есть. То я с великою радостию сие услыша, велел его сыскать. И вышереченный Франц сыскал голландца Карштен Брандта, который призван при отце моем в компании морских людей для делания морских судов на Каспийское море, который оный бот починил и сделал машт и парусы и на Яузе при мне лавировал, что мне паче удивительно и зело любо стало. Потом, когда я часто то употреблял с ним, и бот не всегда хорошо ворочался, но более упирался в берега, я спросил, для чего так? Он сказал, что узка вода. Тогда я перевел его на Просяной пруд (в Преображенском), но и там немного авантажу сыскал, а охота стала от часу быть более. Того для я стал проведывать, где более воды. То мне объявили Переяславское озеро, яко наибольшее, куды я под образом обещания в Троицкой монастырь у матери выпросился. А потом уже стал ее просить и явно, чтобы там двор и суды сделать. Итак вышереченный Карштен Брандт сделал два малые фрегата и три яхты. И там несколько лет охоту свою исполнял. Но потом и то показалось мало; то ездил на Кубенское озеро. Но оное ради мелкости не показалось. Того ради уже положил намерение прямо видеть море».
27 января 1689 года царица Наталья Кирилловна женила сына на семнадцатом году на дочери окольничего Федора Абрамовича Лопухина – Евдокии. Свадьба была сыграна скромно. Венчался Петр в маленькой дворцовой церкви святых апостол Петра и Павла, построенной в 1684 году. Таинство совершал его духовник, протопоп Меркурий. К красавице жене Петр не чувствовал никакой склонности. По-видимому, его гораздо более занимали в то время заложенные предыдущим летом в Переяславле корабли. Едва миновал медовый месяц и стали вскрываться реки, Петр летит уже, забыв жену, к любимому озеру. Сохранилось пять писем Петра к матери, писанных из Переяславля весной 1689 года. «Вселюбезнейшей и паче живота телесного дражайшей моей матушъке, – пишет он в одном из них, – государыни царице и великой княгине Натальи Кирилловне, сынишка твой, в работе прибывающей, Петрушка, благословения прошу, а о твоем здравии слышеть желаю. А у нас молитвами твоими здорово все; а озеро все вскрылось сего 20-го числа, и суды все кроме большого корабля в одделке, только за канатами станет, и о том милости прошу, чтоп те канаты по семисот сажень из Пушкарского приказу не мешкоф присланы были; а за ними дело станет, и житье наше продолжитца. По сем паки благословения прошу. Исъ Переяславля, апреля 20 д. 1689».
Глава III
Столкновение Петра с царевною Софьей. 1689 год
В этих забавах проходила юность Петра, и он достиг уже семнадцатилетнего возраста. Если в одиннадцать лет иностранцу, его видевшему, он казался шестнадцатилетним, то понятно, что в семнадцать он выглядел совершенно взрослым. Положение правительницы Софьи становилось поэтому неловким: ей предстояло удалиться.
Софья прекрасно понимала это и давно уже стала заботиться о том, чтобы упрочить свое положение, придав своей власти более постоянную форму. Она стала именовать себя в грамотах рядом с именами царей. В грамотах и других официальных актах титул государей стали писать таким образом: «Великие государи цари и великие князи Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич и великая государыня благоверная царевна и великая княжна Софья Алексеевна, всея Великие и Малые и Белые России самодержцы». С того же времени царевна стала появляться вместе с царями на дворцовых церемониях и на выходах к церковным торжествам, приучая общество видеть себя неразлучною с царями. Но всего этого было недостато