Часть 1
Десятки тварей рвут корабль, словно стая пираний огромного кита. Кит отнюдь не беззащитен, он яростно сражается — из пусковых шахт выскальзывают тяжелые ПКР, хлопают вышибными зарядами реактивные бомбометы, захлебывается в непрерывном лае универсальная артустановка… Вот только кружащие под водой черные лоснящиеся тела, кажется, даже не замечают взрывов.
«Пробоина в девятом! Аварийной команде прибыть к месту затопления!» — хрипит громкая связь.
Грохот ног по трапам и в заливаемый отсек вваливается полдюжины матросов под командованием старшины.
— Пластырь! Упор! — раздвижная штанга встаёт на место. — Навались, караси!
Корабль сотрясает очередной удар, идущая под потолком магистраль со звоном лопается, и свистящая струя пара бьёт прямо по людям.
— Держать, мать вашу!!!
— Тащ главстаршина… — молоденький матрос, судорожно сглатывает, когда к нему поворачивается жуткое, вздувшееся от ожогов лицо с единственным уцелевшим глазом.
— Чего?!
Матрос тычет рукой в другой конец отсека на выгибающуюся по шву переборку.
Старшина оглядывается, мгновенно принимая решение.
— Всем покинуть отсек! Годок, хватай карасей, и валите нахрен! Быстрее! Хохол, держим!
Здоровенный Хохол, не обращая внимания на сползающую с обваренных ладоней кожу, молча хватается за рукоять с другой стороны. Остальные, помогая себе руками полуплывут, полубредут на выход.
Кроме одного, чернявого, который наоборот рвется назад.
— Муса, чурек хитрожопый, кому сказано: покинуть отсек?!
— Вдвоем не справытэсь, — гортанно откликается чернявый, подставляя плечо под рукоять упора.
— Вот карась борзый, — сплевывает старшина. — Навались!
Им надо выиграть минут пять, не больше.
Последний из молодых переваливается через комингс.
— Задраивай!
Отсечная перегородка со звоном встает на место, шипит дуга «быстрой сварки», окончательно отрезая затопляемый отсек, вместе с оставшимися в нем людьми.
Несколько секунд все молча смотрят на корявые швы «сварки».
— Хрен ли уставились, караси?! — зло хрипит «годок», — Инструмент похватали и рысью!
На мгновение оглядывается, но тут же встряхивается, матом подгоняя испуганных салаг. О тех, кто остался за переборкой думать некогда, ведь среди выживших теперь он за старшего.
В рубке не хлещет вода, не рвутся магистрали и не искрит проводка. Только находящимся здесь ничуть не легче.
— Есть накрытие! — радостно вопит оператор БЧ-2.
— Цель «Два» прекратила преследование транспортов, идет к нам! — тут же следует доклад с наблюдательного поста.
— Штурман, что транспорты?
— Прорвутся, командир! Ей богу успеют! — лихорадочно работающий за штурманским столом офицер едва не приплясывает.
Командир чуть заметно выдыхает, снимает фуражку, пару секунд смотрит на эмблему, и, протерев её рукавом, водружает головной убор на положенное ему место.
— Это хорошо, что успеют. На руле, держать тридцать к осту.
— Есть, тридцать к осту!
— Самый полный.
— Есть, самый полный!
И корабль уходит всё дальше в море, уводя тварей за собой, прочь от прорывающихся в родной порт транспортов с беженцами.
***
Большой светлый зал лаборатории, множество оборудования, по центру громадина томографа, в котором лежит обнаженная девочка лет шестнадцати. Глаза закрыты, дыхание хриплое, прерывистое, тонкие пальцы бессознательно скребут пластик лежанки.
Вокруг полдюжины людей в медицинских комбинезонах и атмосфера зарождающейся паники.
— Какого черта происходит? — настороженно вопрошает один из присутствующих. Судя по форме, виднеющейся под наброшенным на плечи белым халатом, военный в немалых чинах.
— Сбой инициации, — нервно дергает плечом другой, в комбинезоне, скользя напряженным взглядом по словно взбесившимся мониторам.
— Какой, мать вашу, сбой?! — вопит военный, но на него уже не обращают внимания.
— Мари, ещё два кубика миназина, быстрее! — резко бросает мужчина в комбинезоне.
Одна из ассистенток торопливо подхватывает со столика пластиковую ампулу и, отработанным движением заправляя её в инъектор, наклоняется к девочке.
— Ну?
— Сто восемьдесят на сто двадцать! — голос молодого оператора за отдельно стоящим пультом «даёт петуха».
— Мари, ещё кубик!
— Но ведь… — ассистентка испуганно замирает.
Прошипев сквозь зубы что-то матерное, мужчина вырывает у неё инъектор и, не отводя взгляда от бешено пляшущей на мониторе ломаной линии, сам прикладывает его к плечу девочки.
— Ну же, малышка, давай…
Секунд десять ничего не происходит, затем писк монитора становится размеренным, а ломаная линия выравнивается, превращаясь в плавную.
Мужчина сдирает с головы хирургическую шапочку, утирает ею мокрое от пота лицо и, бросив усталый взгляд на расслабившееся тело девочки, выдыхает:
— Везите в реабилитационную.
***
Медленно погружаюсь во тьму, рассматривая пробивающийся сверху, сквозь толщу воды, луч солнечного света. Теплого, ласкового, согревающего. Внезапно возникает желание потянуться за ним, вынырнуть туда где воздух, солнце и крики чаек. Только сил нет. Изорванное зубами тварей тело тянет вниз, на дно. Умирать не страшно, но почему-то жутко обидно. В последнем усилии рвусь к этому свету и… просыпаюсь.
Тьфу, приснится же такое!
Голова абсолютно ясная, но тело словно из ваты и слабость жуткая, даже пальцем пошевелить нереально.
Стоп, а где это я? В больнице что ли? Ну-ка, чуток повернуть голову… О, белый халат. В халате медсестричка. Молоденькая. Симпатичная. Сейчас её и спросим.
Увы, не вышло. Вместо слов из горла донеслось какое-то невнятное сипение.
Но девчонка в халате услышала и тут же метнулась ко мне.
Облизнув пересохшие губы, я как можно старательнее выдавил:
— Где я? — правда, вопрос всё равно получился чуть слышным.
— Всё хорошо, не бойся, — тут же запричитала девчонка на английском, нагибаясь ко мне и поправляя подушку. Иностранка, что ли? А, какая разница!
Я скосил глаза в вырез белоснежного халата, с удовольствием обозрел едва не разрывающие чашечки бюстгальтера аппетитные округлости и мысленно согласился, что, да, во-первых, всё очень даже неплохо, а во-вторых, бояться тут и вправду нечего, чай не мальчик, справлюсь, если что.
Медсестричка тем временем, пододвинув подушку, ловко просунула руку мне под затылок, помогая приподнять голову, и в губы ткнулось прохладное стекло бокала.
О, вода!
Правда в стакане оказалась не вода, а какой-то напиток, вроде лимонада. Вкуснющий!
В три глотка выхлебав первую порцию, я мотнул головой, показывая, что неплохо бы повторить. Второй стакан выпил уже не спеша, с чувством, ну а за третьим руку вытянул самостоятельно. Надо, надо тренироваться. С такими медсестричками руки мне определенно понадобятся.
— Помнишь, как тебя зовут? — поинтересовалась девица, когда я, отдуваясь, добил-таки и третий стакан.
Что за дурацкий вопрос?!
— Пётр.
Медсестра с нескрываемым облегчением улыбнулась.
— Ну вот и славно. Сейчас придет врач… — она ещё чего-то там бормотала, но я уже не слушал, я в полном ступоре пялился на держащую стакан руку. Свою руку! Узкая девичья ладошка, тонкие пальчики с аккуратными ноготками…
— Дайте зеркало.
— Что?
— Зеркало!
— Петра, не волнуйся…
— Зеркало, быстрее!
Испуганная медсестра выудила из кармана халата пудреницу и, открыв, поднесла к моему лицу.
— Ы-ыы… — внятных слов у меня просто не нашлось, поскольку в глубине зеркала вместо привычно небритой рожи отражалась симпатичная черноволосая девочка в светло-розовой пижамке, со странной нашивкой «Пётр Великий» на левой стороне груди.
Занавес.
***
Лежу на кровати поверх одеяла и тупо пялюсь в потолок. Вот почему в книгах всегда попадают куда надо? В героев там, королей, десантников… да просто, в мужиков, блин! А я? Взрослый мужик в сопливую школьницу!
Ладно хоть в покое оставили. Вроде вчера кто-то пытался ко мне сунуться с расспросами, но я вопрошающих откровенно послал. На Великом и Могучем. Вряд ли они поняли точный адрес, но общее направление явно уловили. По крайней мере, больше ко мне никто не лез.
Насколько помню, последним был какой-то прилизанный тип, похожий на преуспевающего врача из частной клиники. Отглаженный белоснежный халат, самодовольная морда лица, и выражение на ней такое… участливое, в меру обеспокоенное, но в то же время старательно демонстрирующее оптимизм с верой в лучшее. Когда же этот персонаж с профессионально-картонной улыбкой киношного психолуха занудил: «Ну здравствуй, Петра, как ты себя чувствуешь?», я, даже не дослушав, принялся столь усердно барабанить по кнопке вызова врача, что буквально через пару секунд в палату влетела испуганная медсестра. А после моего завывания: «Уберите это, а то меня сейчас стошнит», опешившего психолуха быстренько выпроводили за дверь.
Странно, кстати. Чего со мной вообще возятся?
Ну вот снова чуть слышно дверь стукнула. Очередной посетитель, чтоб его!
Вошедший повел себя необычно. Молча взял стул, развернул и, усевшись на него верхом, уставился на меня спокойным взглядом.
— Буяним? — спросил он, после секундного молчания. На русском, что характерно.
— А вы кто? — шмыгнув носом, хмуро поинтересовался я.
— Светлов Евгений Викторович, капитан 2-го ранга, ВМФ России.
— А-а… — Я окинул этого Светлова подозрительным взглядом. — Психолог?
— Так точно. Со мной разговаривать будешь?
Усевшись на кровати, я притянул коленки к груди и, устроив на них подбородок, принялся откровенно его рассматривать. Психолог, значит… Но не слащаво-респектабельный, вроде предыдущего, а такой… военный. Даже под халатом видно, что форма на нем сидит, как влитая. Лицо чуть неправильное из-за сломанного когда-то носа, на шее едва заметный шрам, уходящий под воротничок форменной рубашки, в темно-каштановых волосах хорошо заметна седина. Хотя годков-то ему вряд ли больше сорока.