Петрашевцы — страница 23 из 42

[199].

22 апреля состоялась последняя «пятница». На ней было 14 человек. Речь произнес Петрашевский, посвятив ее современной русской литературе. Он упрекал писателей за недостаток образованности, противопоставлял им западных литераторов, ставил в пример успех романов Сю и Жорж Санд, призывал активнее воздействовать на публику современными идеями. Его поддержал затем Баласогло, сетуя, что Дуров и Достоевский, посещающие собрания уже три года, «не читали ни одной порядочной книги, ни Фурье, ни Прудона, ни даже Гельвециуса». Баласогло не совсем был прав: Достоевский по крайней мере Прудона читал, но важно общее направление взглядов и высказываний петрашевцев, предвещающее дух 60-х годов: пафос идейности литературы, необходимость методологической подкованности писателей и т. д.

Петрашевский ратовал также за организацию журнала на акциях. Это его давнишняя мечта: он ведь еще в юные годы мечтал о своем периодическом издании и впоследствии не оставлял надежды на журнал. Литератор В. В. Толбин, не очень часто посещавший «пятницы», был привлечен к допросу в следственную комиссию по делу петрашевцев и дал такое интересное показание: «Участововал в журнале «Финский вестник». Петрашевский хотел купить у него право и потому приглашал меня к себе»[200]. Показания Толбин записывал в тетрадь, волнуясь и спеша, поэтому текст внешне выглядит весьма безграмотным стилистически, но смысл понятен: Толбин участвовал в «Финском вестнике» Ф. К. Дершау, а Петрашевский хотел купить у издателя его журнал и с этой целью приглашал Толбина к себе — то ли для выяснения как осуществить покупку, то ли для приглашения к будущему сотрудничеству. Ясно одно — Петрашевский намеревался приобрести свой журнал. О том же говорил в своих показаниях следственной комиссии А. Н. Плещеев: «Петрашевский имел намерение войти в долю или взять совсем журнал «Финский вестник», издававшийся г. Дершау; я надеялся помещать туда статьи мои, но это дело между г. Дершау и Петрашевским не сладилось, не знаю, почему, кажется, по денежным отношениям»[201].

Предлагал издавать журнал совместными усилиями и Ханыков. В беседе с Петрашевским, Дебу, Кашкиным Ханыков в ответ на вопрос: как осуществить систему Фурье в России — отвечал: «…нам нужна публичность; купимте журнал и займемся разработкой русской истории и, найдя (найдем? — Б. Е.) в ней авторитет народный, например авторитет Петра Великого, в современном понимании реформы которого, мне кажется, заключается вся будущность России»[202].

Об идее издания журнала петрашевцев на паях полицейский агент Наумов слышал от В. П. Катенева и А. Д. Толстова; редактором намечался В. Р. Зотов[203]. Последний, впрочем, на допросе отрицал свое участие в таком замысле[204].

Возникали у петрашевцев и другие издательские планы, например, Спешнев совместно с Н. Я. Данилевским намеревался выпустить «Энциклопедию естественных и исторических наук», но дальше предположений дело не пошло. О замыслах организовать собственные литографию и типографию речь будет ниже. Постоянно был полон разных издательских планов Баласогло. Всем этим замыслам, увы, не суждено было осуществиться.

На вечере 22 апреля обсуждались также, в продолжение прежних споров, проблемы цензуры. Петрашевский, как и в своих выступлениях 1 и 15 апреля, отводил цензурным делам второстепенную роль, будучи уверенным, что «ценсоров можно пробудить от усыпления, представляя истину за истину, и что тогда не может быть, когда весь свет принимает 2×2=4, чтобы они одни говорили 5». Петрашевский не учитывал, что «пять» могли говорить и более высокие сановники, способные приказать цензорам ни в коем случае не пропускать истину, и что дрожащие за свое место чиновники вряд ли вняли бы голосу правды. Дуров возражал Петрашевскому и предлагал, так сказать, «некрасовский» путь: «на ценсоров не должно действовать убеждением, но обманом, воровски, так чтоб из множества идей хоть одна да проскочила…, обязанность редактора журнала быть в дружбе со всеми ценсорами и властями, имеющими влияние на журнал…»[205].

Вечер кончился около трех часов ночи. Петрашевцы разошлись по домам, чтобы через какой-нибудь час-два встречать незваных гостей, жандармских офицеров, приехавших их арестовывать…

Глава 6ДРУГИЕ КРУЖКИ ПЕТРАШЕВЦЕВ

Вокруг кружка Петрашевского образовалось немало более частных кружков, которые тоже приобретали весьма радикальный характер. Но не все они были долговечны.

Самая ранняя из образовавшихся «дочерних» групп (начало 1847 г.) — кружок В. Н. Майкова — В. А. Милютина, куда входили М. Е. Салтыков, студент Р. Р. Штрандман (соратник Майкова по «Карманному словарю…»), будущий знаменитый критик В. В. Стасов и еще несколько человек. Их разногласия с Петрашевским возникли по поводу тематики выписываемых из-за границы книг (на общие деньги: петрашевцы, как уже говорилось, организовали складчину для создания коллективной библиотеки). Петрашевский настаивал на приобретении трудов европейских социалистов, а группа Майкова, особенно в лице молодого юриста В. А. Милютина, интересовалась политической экономией и более конкретными вопросами, например проблемами борьбы с преступностью. К тому же, несомненно, влияла и психологическая несовместимость: строгим и четким кабинетным мыслителям типа Вал. Майкова были, наверное, неприятны эксцентрические стороны характера Петрашевского, его несобранность, разбросанность. Группа просуществовала недолго: летом 1847 г. утонул Вал. Майков, вдохновитель и организатор кружка, а в апреле 1848 г. был сослан в Вятку Салтыков.

Позднее «отпочковалась» от петрашевцев и группа-кружок С. Ф. Дурова — А. И. Пальма. Сергей Федорович Дуров (1816–1869) — выходец из бедных дворян, с 18-летнего возраста вынужденный тянуть чиновничью лямку и подрабатывающий себе на хлеб рассказами и очерками, был довольно известным поэтом. Сын лесничего и крестьянки, Александр Иванович Пальм (1822–1885) тоже печатал стихи и прозу в литературных журналах. Будучи писателями, поэтами, Дуров и Пальм несколько тяготились социально-политическими и экономическими интересами, господствовавшими в кружке Петрашевского и решили в конце 1848— начале 1849 г. организовать свой кружок, который был бы литературно-художественно-музыкальным. Кроме того, Дуров, видимо, неуютно чувствовал себя при многочисленном скоплении «чужой» публики у Петрашевского.

Кружок Дурова был организован на паях, со взносом по три рубля серебром в месяц — на ужины и на прокат рояля. В числе посетителей были, помимо организаторов и хозяев (вечера проходили на квартире Дурова, где проживал и Пальм), — братья Федор и Михаил Достоевские, братья Евгений и Порфирий Ламанские, литератор А. П. Милюков, поэт А. Н. Плещеев, чиновник Н. А. Мордвинов, гвардейские офицеры Н. П. Григорьев, Н. А. Момбелли, Ф. Н. Львов, студент П. Н. Филиппов и Н. А. Спешнев. Последних двух ввел в кружок [Достоевский.

Всего состоялось, судя по черновым записям Пальма, не меньше пяти вечеров, а по его показанию следственной комиссии — семь («Милюков был все семь вечеров»)[206].

Первые вечера в самом деле были художественными: читались литературные произведения участников, исполнялись музыкальные произведения, рисовались карикатуры, но потом и эти собрания стали приобретать социально-политический оттенок, сближавший их с «пятницами» Петрашевского. По мнению П. И. Ламанского, «вечера Дурова приняли политическое направление… по предложению Филиппова и Момбелли»[207]. Так оно, вероятно, и было.

Не сохранившееся следственное дело Филиппова компенсируется частично кратким изложением показаний обвиняемого в судебном приговоре. Филиппов показал, что на собраниях Дурова «читал Момбелли рассуждение о том, что все они более или менее с одинаковым направлением и образом мнений должны теснее сближаться между собою, дабы под влиянием друг друга тверже укрепиться в этом направлении и успешнее поддерживать свои идеи в общественном мнении, а сам он, Филиппов, предлагал заняться общими силами разрабатыванием статей в либеральном духе, относящихся к вопросам, которые касаются до современного состояния России в юридическом и административном отношениях. Развивая эту мысль, он, Филиппов, довел ее до последней крайности и сказал, <что> каждый из нас должен не только не скрывать своих мнений, а, напротив, всегда и везде поддерживать их смело и открыто; что, рассматривая различные стороны нашей общественной жизни и убедившись в возможности некоторых начал ее, должно вменить себе в обязанность распространять свои мнения и представлять в разоблаченном виде все несправедливости законов, все злоупотребления и недостатки в организации нашей администрации. Вообще разговоры на собраниях у Дурова принимали чисто либеральное направление, которое и сообщало этим собраниям характер политический; говорили там также, что учителя в учебных заведениях должны стараться читать сколь возможно в либеральном духе»[208]. Интересно, что идея Момбелли об организации общества единомышленников, проводимая им у Петрашевского, пропагандировалась и здесь, в кружке Дурова.

Из других выступлений социально-политического характера на вечерах у Дурова известен либеральный доклад А. П. Милюкова о цензуре и крепостных крестьянах. Сам автор резюмировал его на следствии так: «То, что причиной упадка литературы не был недостаток талантов, но произвол цензоров, слишком строго распоряжавшихся сочинениями. То, что постоянная мысль правительства было освобождение крестьян, между тем как вообще полагают противное. Способов к распространению этих мыслей не находили никаких, кроме обыкновенных разговоров. Целью распространения перв