Джин УэбстерПэтти в колледже
I. Чувствительный Питерс
— Пресс-папье, — заметила Пэтти, посасывая ушибленный большой палец, — сделано явно не для того, чтобы забивать им гвозди. Хотелось бы мне иметь молоток.
Это замечание не вызвало ответа, и Пэтти, стоя на верхней ступени приставной лестницы, пристально посмотрела на свою соседку по комнате, которая сидела на полу и вытаскивала диванные подушки и занавеси из ящика для белья.
— Присцилла, — воззвала она, — ты ничего полезного не делаешь. Сходи вниз и попроси у Питерса молоток.
Присцилла неохотно поднялась. — Думаю, что уже пятьдесят девчонок ходили за молотком.
— О, в заднем кармане у него имеется свой собственный молоток. Одолжи его. И, Прис, — позвала ее Пэтти, наклонясь над фрамугой, — попроси его прислать мужчину, который бы снял с петель дверь туалета.
Воспользовавшись передышкой, Пэтти уселась на верхней ступеньке и принялась изучать хаос внизу. В центре комнаты возвышались: восточное тростниковое кресло, сильно потертое на подлокотниках, несколько разношерстных стульев, два письменных стола, диван, стол и два ящика для белья. Проглядывавший в промежутках пол устилал ядовито-зеленый ковер, а шторы и портьеры были кричащего, ярко-красного цвета.
— Едва ли кто-нибудь назвал бы это симфонией цвета. — Заметила Пэтти в отношении обстановки в целом.
В дверь постучали.
— Войдите, — отозвалась она.
В дверном проеме возникла девушка в голубом полотняном матросском костюмчике, доходившем ей до лодыжек, с волосами, уложенными в косу, спускавшуюся вдоль спины. Пэтти молча изучала ее. Девушка в некотором удивлении оглядела комнату и, наконец, глаза ее остановились на верхушке лестницы.
— Я… я первокурсница, — начала она.
— Дорогуша, — проворчала Пэтти неодобрительно, — я едва не приняла тебя за старшекурсницу; однако входи и присаживайся, — показала она взмахом руки на ближайший бельевой ящик. — Мне нужен твой совет. Так вот, — сказала она, словно продолжая беседу, — существуют оттенки зеленого, которые неплохо смотрятся с красным; но я прошу сказать мне откровенно, подойдет ли к чему-нибудь этот оттенок зеленого?
Первокурсница посмотрела на Пэтти, затем на ковер, и улыбка ее выразила сомнение. — Нет, — признала она. — Не думаю, что он к чему-либо подойдет.
— Я знала, что ты это скажешь! — воскликнула Пэтти с облегчением. — А как ты посоветуешь нам поступить с ковром?
Первокурсница выглядела озадаченной. — Я… я не знаю, ну разве что свернуть его, — произнесла она с запинкой.
— Это то, что нужно! — сказала Пэтти. — Интересно, как мы раньше до этого не додумались?
В этот момент вновь появилась Присцилла и объявила:
— Питерс — самый подозрительный человек, которого я когда-либо встречала! — Однако, заметив первокурсницу, она умолкла в нерешительности.
— Присцилла, — произнесла Пэтти сурово, — я надеюсь, ты не проговорилась о том, что мы драпируем стены, — и сопроводила свои слова взмахом руки в сторону набивной хлопчатобумажной ткани, свисающей с молдинга.
— Я пыталась, — сказала Присцилла виновато, — но в моих глазах он прочел слово «драпировка». Едва взглянув на меня, он сказал: «Послушайте, мисс, вы знаете, что вешать ткань на стены против правил, и вы не должны забивать гвозди в штукатурку, и в любом случае, не думаю, что вам нужен молоток».
— Отвратительное создание! — промолвила Пэтти.
— Однако, — продолжила торопливо Присцилла, — на обратном пути я остановилась и одолжила молоток у Джорджи Меррилс. О, я забыла, — прибавила она, — он сказал, что мы не можем снять дверь туалета с петель: как только мы ее снимем, остальные пятьсот молодых леди захотят снять свои двери, и понадобится полдюжины мужчин, которые все лето будут вешать их обратно.
Брови Пэтти зловеще нахмурились и первокурсница, желая предупредить возможную домашнюю трагедию, робко поинтересовалась: — Кто такой Питерс?
— Питерс, — ответила Присцилла, — это низенький, кривоногий господин с рыжей бородкой клином, который по своей технической должности является вахтером, а фактически — диктатором. Все боятся его, даже Прекси.
— А я нет, — сказала Пэтти. — И эта дверь, — твердо добавила она, — будет снята, разрешит он или нет, так что, я полагаю, нам придется сделать это самим. — Она перевела взгляд на ковер, и лицо ее просветлело. — О, Прис, у нас появился новый прекрасный план. Моя подруга говорит, что ковер ей совсем не нравится, и предлагает убрать его, принести черной краски и самим покрасить пол. Я согласна, — прибавила она, — что пол цвета фламандского дуба, устланный коврами, был бы огромным усовершенствованием.
Присцилла перевела неуверенный взгляд с первокурсницы на пол. — Ты думаешь, нам позволят это сделать?
— Было бы неловко их об этом спрашивать, — ответила Пэтти.
Первокурсница с беспокойством поднялась. — Я пришла, — сказала она нерешительно, — чтобы узнать… то есть, насколько я понимаю, девочки одалживают свои старые книги во временное пользование, и я подумала, если вы не против…
— Против! — сказала Пэтти обнадеживающе. — Мы бы сдали в аренду наши души за пятьдесят центов в семестр.
— Я… я хотела латинский словарь, — произнесла первокурсница, — а девочки по соседству сказали, что, возможно, у вас он есть.
— Есть чудесный словарь, — подтвердила Пэтти.
— Нет, — перебила Присцилла, — у нее потеряны листы от «О» до «Р», и он весь изодран, а мой, — нырнув в один из ящиков, она извлекла маленький, пухлый томик без обложки, — хотя и не такой красивый, каким он был когда-то, но по-прежнему полезный.
— Мой с аннотациями, — сказала Пэтти, — и с иллюстрациями. Я покажу тебе, какая это превосходная книга, — и она начала спускаться по лестнице. Но Присцилла набросилась на нее, и она снова отступила на верхнюю ступеньку. — Как, — взвыла она испуганной первокурснице, — разве ты не попросила словарь прежде, чем она вернулась? Позволь мне дать тебе совет в начале твоей карьеры в колледже, — добавила она предостерегающе. — Никогда не выбирай в соседки тех, кто крупнее тебя. Они опасны.
Первокурсница стремительно отступала к двери, как вдруг она распахнулась и перед ними предстала привлекательная девушка с пушистыми рыжими волосами.
— Прис, негодница, ты ушла с моим молотком!
— О, Джорджи, нам он нужен больше, чем тебе! Заходи и помоги забить гвозди.
— Привет, Джорджи, — позвала Пэтти с лестницы. — Эта комната будет замечательной, когда мы все здесь закончим, да?
Джорджи огляделась. — Вы более оптимистично настроены, чем я, — засмеялась она.
— Пока рано говорить, — парировала Пэтти. — Мы хотим закрыть обои этой красной материей, покрасить пол черным, поставить темную мебель, повесить красные портьеры, установить мягкое освещение. Она будет выглядеть, как Восточная комната в «Уолдорфе».
— Как, ради всего святого, — поинтересовалась Джорджи, — вы заставили их позволить вам все это сделать? Сегодня я прикрепила три безобидные кнопки, так ощетинившийся от ярости Питерс налетел на меня и сказал, что, если я их не вытащу, он доложит обо мне.
— А мы и не просили, — объяснила Пэтти. — Это единственный способ.
— Вам придется потрудиться, если вы хотите устроиться к понедельнику, — заметила Джорджи.
— C'est vrai,[1] — согласилась Пэтти, спускаясь с лестницы под внезапным приливом энергии, — и тебе придется остаться и помочь нам. Нам нужно перетащить всю эту мебель в спальни и поднять ковер, прежде чем начать красить. — Она осторожно обратилась к первокурснице. — Ты не слишком занята?
— Нет. Моя соседка еще не приехала, так что я не могу устраиваться.
— Чудесно. Тогда помоги нам передвинуть мебель.
— Пэтти! — сказала Присцилла, — по-моему, ты невыносима.
— Я бы очень хотела остаться и помочь, если вы позволите.
— Конечно, — сказала Пэтти любезно. — Я забыла спросить твое имя, — продолжала она, — и я не думаю, что ты бы хотела, чтобы тебя называли Первокурсницей, — это довольно неопределенно.
— Меня зовут Женевьева Эйнсли Рэндольф.
— Женевьева Эйнс… боже правый! Такое я не в состоянии запомнить. Ты не возражаешь, если я стану звать тебя коротко: леди Клара Вере де Вере?
Лицо первокурсницы выразило сомнение, а Пэтти продолжила. — Леди Клара, позвольте вам представить мою соседку мисс Присциллу Понд — она не имеет никакого отношения к экстракту. Она занимается атлетикой и побеждает в забеге на сто ярдов и в барьерном беге, и имя ее попадает в газету в поистине удовлетворительной степени. А это моя дорогая подруга мисс Джорджи Меррилс из одного из старейших семейств в Дакоте. Мисс Меррилс очень талантлива: поет в клубе хорового пения, играет на расческе…
— И, — прервала ее Джорджи, — позвольте представить мисс Пэтти Уайатт, у которой…
— Нет никаких особенностей, — сказала Пэтти скромно, — но которая просто добра, красива и умна.
В дверь постучали и открыли, не дождавшись ответа. — Мисс Теодора Барлет, — продолжала Пэтти, — обычно известная как Близняшка, мисс Вере де Вере.
Близняшка потрясенно пробормотала: «Мисс Вере де Вере» и опустилась на бельевой ящик.
— Термин «Близняшка», — пояснила Пэтти, — используется в исключительно аллегорическом смысле. На самом деле у нее нет сестры-близнеца. Прозвище было ей дано на первом курсе, а причина утеряна со смутных незапамятных времен.
Первокурсница посмотрела на Близняшку и открыла рот, но снова закрыла, не сказав ни слова.
— Моим любимым афоризмом, — произнесла Пэтти, — всегда было «Молчание — золото». Я замечаю, что мы родственные души.
— Пэтти, — сказала Присцилла, — перестань утомлять бедное дитя и принимайся за работу.
— Утомлять? — молвила Пэтти. — Я не утомляю ее; мы просто знакомимся. Замечу, тем не менее, что теперь не время для пустых любезностей. Тебе что-то нужно? — добавила она, поворачиваясь к Близняшке. — Или ты заскочила, чтобы поговорить?