– Нет-нет! Речь не обо мне. Об моей девушке.
– Вот как, – осторожно сказал я. – И в чем проблема?
Он скосил глаза направо-налево, желая удостовериться, что мы одни.
– Она кусует, – сказал он полушепотом.
– Кусает?
– Ага.
– Кусает что?
Я был несколько озадачен, ибо не ожидал ничего подобного.
– Меня кусует, – пояснил он.
– О!
Тут было от чего растеряться. Даже Хэвлок не подготовил меня к тому, что девушка решится кусать здоровенного итальянца.
– А почему она вас кусает?
– Говорит, что я вкусный, – признался он со всей серьезностью.
– Так это же хорошо?
– Нет. Это больно. А вдруг перекусует вену, и я изтеку кровью.
– Ну что вы. От пары любовных укусов еще никто не умирал.
– Не пары. – В его голосе появились негодующие нотки. – Она садизм.
– Садист, – поправил я его.
– И это тоже, – согласился он.
– Но такие укусы – вещь довольно распространенная, – объяснил я. – Они считаются признаком любовного влечения.
Он еще раз скосил глаза по сторонам и, убедившись, что мы по-прежнему одни, расстегнул на груди рубашку.
– Это любовь или она садизм? – спросил он, демонстрируя грудь, заросшую курчавой, словно каракуль, шерстью, сквозь которую можно было различить четкие красные полукружья от зубов. В нескольких местах даже лопнула кожа, а одна ранка была заклеена лечебным пластырем.
– Допускаю, что больно, – сказал я, – но вряд ли это следует считать садизмом.
– Нет? – негодующе спросил он. – А что она должен еще сделать? Съесть меня живьем?
– Почему бы вам не укусить ее в ответ? – предложил я.
– Я не могу. Ей не пондравится.
У него точно были проблемы, и главная заключалась в том, что он не имел ни малейшего представления, что такое настоящий садист.
– Не хотите почитать книгу, рассказывающую о садизме? – спросил я. – Может, это поможет?
– Да, – просиял он. – А потом почитаю ей, и она поймет, что она садизм.
– Я бы не советовал читать ей все подряд, – на всякий случай предупредил я его. – Вы же не хотите, чтобы она пустила в ход кнут и все такое?
– Сначала почитаю сам, – сказал он, подумав.
– На вашем месте я бы кое-какие вещи пропустил. Вечером я вам передам эту книгу, Джованни.
– Спасибо, мистер Даррелл.
С этими словами он застегнул рубашку и откланялся.
Через пару дней он вернул мне книгу с озабоченным видом.
– Нормально, – прошептал он.
– Вот и хорошо, – сказал я. – Рассказывайте.
– Когда я начал ей читать про все такое, она решила, что я собираюсь это перделывать с ней. И сразу сказала: «Нет, нет, нет». А я ей: «Если ты не будешь садизм, то и я не буду».
– Она согласилась?
– Да, согласилась.
– И как, работает?
Он прищурился, глядя на меня:
– Прошлой ночью она себя вела как птичка… тихо-тихо.
– Это же прекрасно.
– Нет. Она раззозлилась.
– Из-за чего? – озадаченно спросил я.
– Она была такая красивая, такая тихая, такая ласковая, что я ее куснул, – признался он. – Теперь она отказывается со мной спать.
– Еще передумает.
Я постарался его успокоить, но он мне не поверил. На момент, когда я съезжал из отеля, его красавица-кусака продолжала держать оборону.
В случае с незадачливым судомоем и заведующим винным погребом я невольно (не без участия Хэвлока) спровоцировал бучу, которая, к счастью, привела лишь к тому, что минестроне, суп дня, изрядно подгорел. Все началось с того, что я для себя открыл короткий путь через погреба прямо к скалам, вместо того чтобы топать не одну милю окольными путями. Поскольку теперь я проходил мимо мусорных контейнеров, я частенько сталкивался то с судомоем, то с завпогребом. Судомоя, симпатичного молодого ирландца, природа наградила ленивой улыбочкой, пронзительно-синими глазами, копной рыжих волос и лицом в веснушках, чем-то напоминающим пятнистое яйцо черного дрозда. Завпогребом, по контрасту, был довольно смуглый мрачноватый тип с угрюмой физиономией, но стоило ему улыбнуться, как он преображался. Голос у него был на редкость приятный, глубокий, с хрипотцой, и говорил он с настоящим дорсетским акцентом. Новости о моем кладезе сексуальных откровений (в представлении Хэвлока Эллиса), очевидно, просочились в подвальные помещения, и оба этих приятных молодых человека обратились ко мне со своими бедами. Первым – Дэвид, завпогребом.
– Сэр, она ух, – сразу признался он и слегка покраснел. – Я бы на ней женился, но она все равно на энто дело несогласная. Не знаю, как к ней подкатиться. А чтобы я куролесил с другой – она против. Так я и не рвался. А я вам так скажу: или пусть милуется со мной, или я буду миловаться с другой. Так же честно, да, сэр?
– Видимо, она считает, что воздержание только укрепляет чувства, – сказал я и тут же пожалел о своих словах; он глянул на меня с упреком:
– Зря вы так шуткуете, сэр. Мне оч худо, правда. Я подумал, может, в вашей книжке есть что-то для нее. Ну, как-то ее… раскочегарить, что ли.
– Я вам дам почитать том про сексуальное образование и воздержание, – пообещал я. – Но ничего не гарантирую.
– Да, сэр. Я понимаю. Мне бы только ее немного подтолкнуть.
В общем, я одолжил ему шестой том.
Затем ко мне подошел рыжеволосый Майкл. У него со своей девушкой была точно такая же проблема. Я про себя подумал: мы вроде как живем в обществе половой распущенности и вседозволенности, но в этом отеле все ведут себя как ранние викторианцы. А уж барышни цепляются за свою девственность, как пиявки.
– Майкл, боюсь, что вам придется занять очередь, – сказал я. – Том, который вам нужен, я только что одолжил Дэвиду.
– А, этому неудачнику. По нему не скажешь, что у него есть девушка. Вид такой, что у него и поссать сил не хватит, не говоря уже об остальном.
– У него есть девушка, и он страдает, как и вы. Проявите хоть немного сострадания.
– Это мне нужно сострадание. Она меня сводит с ума. Подрывает мое здоровье. Даже моя вера под угрозой, а для ирландца это не шутка.
– И как же она влияет на вашу веру?
Это откровение меня, признаться, удивило.
– Мне не в чем каяться, – возмущенно сказал он. – А отец О’Малли мне не верит. Вчера спрашивает, какие у меня накопились грехи, я говорю: «Никаких, святой отец», так он мне велел пятьдесят раз прочесть «Аве Мария» за то, что я солгал. Стыдоба!
– Я дам вам книгу, как только получу ее обратно, – пообещал я. – Будем надеяться, что она поможет вам и Дэвиду.
Откуда мне было знать, что они ухаживают за одной и той же девушкой, если они сами ни о чем таком не подозревали?
После прогулки к скалам и посещения монструозного памятника дурновкусию, музея Ройял-Котс и его художественной галереи[25], я возвращался коротким путем в отель и стал свидетелем захватывающей картины. Майкл и Дэвид стояли лицом к лицу, оба пунцовые, один с разбитым носом, другой с рассеченным лбом, а их пытались разнять толстый шеф-повар и его помощник. На земле валялся, корешком кверху, мой драгоценный Хэвлок, а также затоптанный поварской колпак в кровавых пятнах и наточенный до угрожающего блеска тесак для разделки мяса. Пока соперники рвались в бой и выкрикивали оскорбления, я спас свою книгу. Из их достаточно бессвязной перебранки я уяснил, что девушка показала Майклу книжку, а так как владелец был ему известен, он устроил Дэвиду засаду и набросился на него с тесаком. Проворный Дэвид уклонился, расквасил сопернику нос и хотел убежать, но Майкл швырнул в него бутылкой и рассек ему лоб. Снова схлестнуться они не успели, так как в дело вмешались повар и его помощник.
– Вам не кажется, что вы повели себя глупо? – спросил я.
– Глупо? – взревел Майкл. – С этим змием-протестантом, подсовывающим грязные книжки моей Анжеле?!
– Твоей? – огрызнулся Дэвид. – Анжелка не твоя, она выскочит за меня, поня́л? И книжка никакая не грязная! Мне ее дал мистер Даррелл.
– Не выйдет она за тебя, протестантская дохлятина. И чтоб я лопнул, если это не грязная книжонка! Вы уж меня извините, мистер Даррелл, но вам должно быть стыдно за то, что помогали этому подлому выродку совратить самую прекрасную и нежную девушку за пределами Ирландии. Пусть меня покарает Господь, если я не прав!
– Но вы сами попросили у меня эту книжку для Анжелы, – напомнил я ему.
– Ну да! Я – другое дело. Я ее жених.
Я знал, что с ирландской логикой лучше не спорить.
– Послушайте, – говорю. – Вы можете драться и убивать друг друга, ваше право. Вы виноваты в равной степени, поскольку оба выпрашивали у меня эту книгу, чтобы уложить в постель Анжелу. Постыдились бы. Я не позволю вот так бросаться моей собственностью. Если я обо всем доложу управляющему, вас обоих уволят, и о том, чтобы жениться на Анжеле, можно будет забыть. Хотя, по мне, у вас и так нет шансов. Вчера я видел, как она ужинала с Найджелом Мерриуэзером.
Это был молодой красавец, директор отеля.
– Найджел Мерриуэзер? Эта свинья? – изумился Майкл. – На кой он ей сдался?
– Мерривэзер? – подхватил Дэвид. – Она ж сказала, что он ей не нравится.
– Да, – подтвердил Майкл. – Она говорила, что ее от него тошнит.
– Вот видите. Похоже, она вас обоих провела, – заключил я.
– С меня довольно, – сказал Майкл. – С женщинами покончено. Отныне я буду жить как монах-затворник.
– И это после всего, что я для нее сделал, – возмутился Дэвид. – Встречаться за моей спиной с Мерривэзером, от которого ее тошнит, сама призналась!
Тут из кухни долетел запах горелого.
– Матерь божья! – отреагировал Майкл.
– Мой минестроне! Мой минестроне! Чертов ирландец! – возопил шеф-повар, схватил Майкла за руку и поволок на кухню.
Его помощник Чарли, румяный кокни из Хаммерсмита, отпустил второго убитого горем любовника.
– Не знаю, что мне теперь о ней думать, – сказал Дэвид.
– А вы не думайте, – посоветовал я. – Идите выпейте и скажите Луиджи, что это за мой счет.