Он просиял и кивнул в ответ. Некоторое время мы пили в респектабельном молчании, какое пристало особому вину, а потом он снова наполнил наши бокалы.
– Вы готовы взглянуть на меню? – спросил он.
– Да, пожалуйста. Про некоторые ваши блюда я прочел в «Мишлене». Каким же нужно быть шеф-поваром, чтобы получить от них звезду!
Он зажмурился, а его лицо на мгновение приняло страдальческое выражение.
– Ох уж эта звезда, – простонал он. – Месье, вы себе не представляете, что мне пришлось из-за нее пережить. Давайте так: я принесу меню, вы выберете блюда, а затем я расскажу вам про звезду. Такую историю, поверьте, мог бы выдумать Дюма, но это было на самом деле. Подождите минутку.
Он ушел внутрь и вскоре вернулся и положил передо мной меню и карту вин.
– С вашего позволения, – заговорил он, разливая вино, – я бы предложил «Голубки для Мари-Терезы», предмет моей гордости. Как раз есть свежие, пухленькие, даже неоперившиеся птички. Поскольку вы наш первый посетитель, я, само собой, открою для вас еще одну бутылку божоле в качестве сопровождения.
– Вы очень любезны. Голубки – звучит весьма заманчиво. Я заметил, что вы даете вашим фирменным блюдам необычные названия. Видимо, в них заложен какой-то особый смысл?
– О да, месье, – произнес он с серьезным видом. – Когда придумываешь новое блюдо, оно должно, я считаю, напоминать о каком-то примечательном событии. Взять, например, голубков. Это блюдо я придумал, когда моя жена была беременна нашим первенцем. Вы же знаете, у женщин в это время бывают необычные пристрастия. У моей жены проснулась страсть к голубям и эстрагону. Enfin![33] Мне надо было придумать блюдо, которое бы не только утолило голод ее и плода, но и привлекло бы внимание особо разборчивой беременной женщины в принципе. Так появились на свет голубки в честь Мари-Терезы, моей жены.
– Отличная мысль, – сказал я. – Надо перенять ваш опыт. Я тоже, знаете ли, люблю готовить, а у многих блюд такие скучные названия.
– Это правда. На то нам и дано воображение, чтобы придумывать новые блюда и давать им интересные названия.
Я поизучал меню.
– «Голубки для Мари-Терезы» в качестве главного блюда, а начну я, пожалуй, с «Паштета в память об ушедшем Альбере Анри Перигоре» и закончу каким-нибудь сыром и, возможно, «Земляничным тортом для ублажения Софи Клемансо», – объявил я.
– Прекрасный выбор, месье. – Он поднялся из-за стола. – Пожалуйста, угощайтесь вином. Я сообщу жене о ваших пожеланиях и потом расскажу, как нам досталась эта звездочка.
Он ушел и вскоре вернулся с тарелкой оливок и восхитительных сырных плюшечек.
– Да, месье, – задумчиво произнес он, садясь напротив, потом пригубил вино и принял непринужденную позу профессионального рассказчика. – То, что мы получили звездочку, представляется мне маленьким чудом, и, когда вы услышите эту историю, я думаю, вы со мной согласитесь. Все произошло еще до Первой мировой войны. Вы не могли не заметить, что хоть я и в хорошей физической форме, но уже далеко не первой молодости. В те времена я был своего рода художником, хотя и не самым удачливым. Я и сейчас иногда балуюсь… масло, акварель… но свой художественный талант я нашел в другом métier[34] – на кухне. А в те дни, как уже было сказано, я пытался разжиться несколькими франками, сделав чей-то портрет или зарисовку какого-нибудь жилья. Это был случайный заработок, но мне нравилась жизнь вольного стрелка, и, если никто не покупал моих картин, я хватался за любую работу. Ремонтировал дороги, собирал виноград и черешню, даже недолго разводил на ферме улиток… И вот однажды, дело было весной, мои блуждания привели меня в эту деревню. Как вы легко можете себе представить, местность выглядела сказочно, и я был очарован этими красками и пейзажами. Я решил остаться на время и сделать действительно прекрасные зарисовки. Но в очередной раз оказался без гроша в кармане, и пришлось искать работенку. Вот только в крошечной деревеньке, как вы понимаете, работа – это штука пореже гуся с пятью печенками.
Он вздохнул и задумчиво отхлебнул вина.
– Одному местному жителю я чем-то понравился, и он поговорил с хозяином этой гостиницы. Мол, я хороший парень, так почему бы мне не дать место прислуги на кухне. Хозяин Жан-Жак Морсо, чудной толстяк-коротышка, устраивал истерики по разным мелким поводам, как старая капризная баба. Но при этом был несравненным кулинаром. Некоторые из его изобретений, поверьте, просто таяли во рту, словно их с благоволения le bon Dieu[35] доставили прямиком из рая… Выпечка его была невесома, как паутина. Его соусы незаметно проникали в твое нёбо, и казалось, будто ты ешь ароматнейшие лепестки цветов. Его омлет с рачьими хвостами, мелко рубленым фенхелем и грецким орехом был настолько бесподобен, что я видел, как у мужчин, которые его ели, по щекам текли слезы. Он томил на медленном огне устриц и спаржу до состояния настоящей амброзии, и после первой же дегустации человек, отличавшийся тонким вкусом и слабой конституцией, мог запросто упасть в обморок. Он фаршировал дикую утку рисом, кедровыми орешками и белыми трюфелями, вымоченными в бренди: букет такой, словно у тебя во рту играет целый оркестр. Словом, месье, Жан-Жак Морсо был гастрономическим гением, Леонардо да Винчи в поварском колпаке, Рембрандтом по части вкусовых ощущений, Шекспиром от кулинарии.
Старик помолчал, пригубил вино, бросил в рот оливку и не без некоторого изящества выплюнул косточку на ближнюю клумбу.
– У него была дочь, такой красавицы, месье, я в жизни своей не видел, с нее-то все и началось, так как больше ни на одну женщину я уже не мог смотреть… Я, заводивший с ними легкие отношения – не стану скрывать, я питал слабость к противоположному полу и пользовался немалым успехом… я, ветреный любовник, сегодня здесь, завтра там, так втюрился, что был похож то ли на теленка, потерявшего мать, то ли на собаку, объевшуюся анисом, то ли на бегающую по двору обезглавленную курицу. Я бы не остановился ни перед чем, даже перед убийством, чтобы жениться на этой девушке.
Последовал глубоко прочувствованный выдох, он возвел очи горе при воспоминании о давнем безумии и глотнул еще вина.
– Я проработал год и с каждым днем влюблялся в нее все сильнее и сильнее. Самое удивительное, что и она меня полюбила. Она была единственным ребенком и должна была унаследовать эту гостиницу. Поэтому ее отец с подозрением смотрел на всех ее ухажеров. Он полагал, что они хотят жениться на гостинице, а не на его дочери, несмотря на ее бесспорную красоту. Так что мы с ней оба понимали: все мои попытки добиться ее руки обречены на провал… Мы подробно с ней это обсуждали и пришли к тому, что добиться успеха можно, лишь проявив крайнюю осторожность. Вот тогда-то мне и пришла в голову блестящая идея. По крайней мере, такой она мне тогда представлялась, однако все оказалось гораздо сложнее, чем я думал!
Он закурил сигарету, желтенькую, как горчица, и подлил нам еще вина.
– В то время, месье, компания «Мишлен» как раз начала выпускать свой гид, ныне ставший таким знаменитым, и присуждать звездочки лучшим ресторанам. Как вы знаете, представитель «Мишлена» посещает инкогнито тот или иной отель и знакомится с его кухней. Только после этого вы понимаете, что вас протестировали, а значит, вы обязаны держать марку постоянно: поди догадайся, в какой момент их человек затесался среди твоих гостей!.. Жан-Жак Морсо знал, что он повар от бога, но также понимал, что гостиница находится на отшибе и вряд ли привлечет внимание «Мишлена». Знать, что ты заслуживаешь звезды, и понимать, что ты ее никогда не получишь… эти мысли сводили его с ума. Он не мог говорить больше ни о чем. Это стало его самым большим комплексом. При одном упоминании гида «Мишлен» с ним случалась истерика, и он начинал швырять вещи. Месье, я не шучу. Своими глазами видел, как он на кухне бросал в стену «Бомбу-сюрприз» и «Индейку в кокотнице». Конечно, ужасно, когда тебя пожирает такая страсть, но для меня это пришлось очень кстати. Я сообщил ему, разумеется под большим секретом, что моего дядю назначили представителем «Мишлена».
– А его правда назначили? – решил уточнить я.
Старик приложил палец к носу и прищурил один глаз.
– Конечно нет, – ответил он. – У меня вообще не было никакого дяди.
– Тогда в чем же смысл? – озадаченно спросил я.
– Не спешите, месье. В свое время вы все поймете. Когда я сообщил Морсо эту новость, он, как я и думал, пришел в дикое возбуждение и насел на меня, чтобы я уговорил дядю приехать и пожить у нас. Я сказал, что это неэтично и что мой дядя на такое не пойдет. Целую неделю Морсо меня уламывал. И, доведя его почти до исступления, я смягчился. Впрочем, говорю, даже если мне удастся его завлечь, я не могу гарантировать, что он присудит гостинице звезду. Это понятно, сказал Морсо, просто дай мне шанс показать ему, на что я способен. Я выразил сомнения по поводу всей этой затеи и еще несколько дней подержал его на крючке. А затем признался, что люблю его дочь, а она меня, и, если я соглашусь вытащить сюда моего дядю, он должен дать согласие на то, чтобы мы обручились. Можете себе представить, в какую он пришел ярость. Только что приготовленный Tarte aux Pommes[36] пролетел в миллиметрах от моей головы, и до конца дня я не решался зайти на кухню. Но, как я и надеялся, страсть победила, и на следующий день, через силу, он дал нам свое согласие. И вот, после того как я надел ей на палец обручальное кольцо, я отправился в Париж, чтобы увидеться с дядей.
– Но вы сами сказали, что у вас не было дяди, – возразил я.
– Настоящего дяди не было, месье, зато был подставной. Мой старый друг Альбер Анри Перигор. Черная овца из состоятельной семьи, он жил в мансарде на левом берегу Сены, немного рисовал, немного ловчил – в общем, жил своим умом. Все необходимые качества у него были: аристократическая, несколько высокомерная манера себя держать, хорошее знание яств и вин, почерпнутое у отца-гурмана, и ко всему прочему он был невероятный толстяк – типичный представитель «Мишлена», готовый есть и пить за десятерых. Он поглощал еду, месье, словно кит маленьких креветок… Поднявшись в его парижскую мансарду, я застал Альбера Анри без гроша в кармане и – обычная история – голодного как волк. Я пригласил его на ужин и рассказал о своем плане. Он приедет к нам на неделю в качестве моего дяди, а затем вернется в Париж и пошлет Морсо вежливое письмо – дескать, сделаю все, от меня зависящее, но не могу ничего обеща