– Ну что ж, дорогой. Возможно, немного аперитива и не повредит.
Лесли залез в багажник и раздал нам напитки.
– Для остановки место не самое плохое, – сказал Ларри, снисходительно оглядываясь на зеленые холмы, по-шахматному расчерченные живыми изгородями, здесь и там помеченные черными и жемчужно-вспененными лесами.
– А какое жаркое солнце, – вставила мать. – Для этого времени года просто удивительно.
– Зимой за это заплатим, – мрачно предсказал Лесли. – Обычная история.
Тут из глубины капота послышался громкий звенящий чих. Ларри замер, не донеся стакан до рта.
– Что это было? – спросил он.
– Джек, – ответил Лесли.
– Я про этот звук. Джек, говоришь?
– Да, чихнул.
– О боже! – воскликнул Ларри. – Вот кто принес бактерии. Мать, я неделю избегал заражения всеми способами, известными Британской медицинской ассоциации, чтобы подхватить простуду от собственного зятя… и где, в дикой глуши, где до ближайшего врача ехать и ехать! Нет, это уже слишком!
– Успокойся, дорогой. Люди иногда чихают и без всякой простуды.
– Только не в Англии. Здесь любой чих – предвестник бедствий, а то и смерти. Иногда мне кажется, что единственная радость англичанина – это заразить кого-то насморком.
– Ларри, дорогой, зачем преувеличивать? – заметила мать. – Джек всего разок чихнул.
Тут Джек снова напомнил о себе.
– Ага! – возбужденно воскликнул Ларри. – Вот и второй. Говорю тебе, он готовит настоящую эпидемию. Предлагаю оставить его здесь. Лесли сядет за руль, а его кто-нибудь подбросит до Борнмута.
– Мы не можем оставить его на обочине, не говори глупости, Ларри, – сказала мать.
– Почему нет? Эскимосы оставляли своих стариков на плавучих льдинах, где их съедали белые медведи.
– Не понимаю, зачем Джека должен съесть белый медведь только оттого, что ты боишься какой-то дурацкой простуды, – возмутилась Марго.
– Я выразился фигурально, – сказал Ларри. – Здесь его, скорее всего, заклюют кукушки.
– Я не позволю бросить его одного, – отрезала Марго.
Тут Джек вылез из-под капота. Его внушительный нос вырос вдвое и стал цвета перезрелой хурмы, а из полуприкрытых глаз градом катились слезы. Он приблизился, отчаянно чихая.
– Назад! – закричал Ларри. – Проваливайте отсюда вместе со своими грязными бактериями!
– Эдо не бакдерии. – Джек старался четко произносить каждое слово. – Эдо сенная лихорадка.
– Научные термины меня не интересуют. Проваливайте, кому говорят! Я вам кто, Луи Пастер, что вы тащите ко мне своих микробов?
– Эдо сенная лихорадка, – повторил Джек, продолжая страшно чихать. – Наверное, здесь чдо-до цведед. – Он скорбно воззрился слезящимися глазами и разглядел ивы. – Ага! – рявкнул он сквозь чихи. – Вод эди гадины.
– Я не понимаю, что он говорит. Эти микробы уже проникли в его мозг, – предположил Ларри.
– Это сенная лихорадка, – пояснила Марго. – А во всем виноваты цветущие ивы.
– Это еще хуже, чем простуда, – не на шутку встревожился Ларри. – Я не хочу подхватить сенную лихорадку.
– Ее нельзя подхватить, дорогой, – пыталась успокоить его мать. – Это аллергия.
– Да хоть бы анаграмма. Пусть на меня не дышит.
– Но это не заразно, – настаивала Марго.
– Ты уверена? Все бывает в первый раз. Так сказал прокаженный своей жене, и не успела она задуматься, как уже основала колонию, где все звенели колокольчиками и кричали друг другу: «Нечистый!»
– Дорогой, ты все усложняешь, – сказала мать. – Обыкновенная сенная лихорадка.
– Надо поскорей уезжать од эдих деревьев, – сказал Джек.
Он сел в машину и рванул так, что мы едва разминулись с большой, груженной навозом повозкой и с впряженными в нее двумя огромными битюгами, вынырнувшими непонятно откуда.
– Не помню, чтобы я подписывался на групповое самоубийство! – вскрикнул Ларри, хватаясь за ручку двери.
– Не так быстро, – обратилась к мужу Марго. – Не разгоняйся.
– Воздуха! – простонал Джек. – Я задыхаюсь од эдой быльцы!
После нескольких миль бешеной езды, сопровождаемой взвизгами матери и Марго и предостерегающими выкриками Ларри, Джек продышался, и его немного отпустило. «Роллс» перешел на более умеренный ход.
– Лучше бы моя нога не ступала на английскую землю, – сетовал Ларри. – Сначала противные микробы, потом сенная лихорадка, теперь сумасшедшие гонки прямиком из «Бен-Гура»[3]. В мои годы это чревато сердечным приступом.
Время приближалось к ланчу, когда мы оказались в лабиринте узких дорожек среди мысов и утесов. В попытке найти бухту Лалворт мы окончательно заплутали, но в какой-то момент дорога нас вывела к полукруглому заливчику, охраняемому высокими скалами. Залив безмятежно голубел под ярким солнцем, и мы решили устроить здесь ланч. Если не считать пожилой пары, прогуливавшей свою собаку, берег был безлюден.
– Как удачно, – сказала мать. – Весь пляж в нашем распоряжении. Я боялась, что прекрасная погода выгонит всех на природу.
– Давайте прогуляемся вокруг бухты, – предложил Лесли. – Расстояние небольшое, и открывается хороший вид.
Согласившись с этим планом, мы припарковались и, навьюченные провиантом, напитками и подстилками, зашагали по гальке.
– Мне необходимо на что-то опереться, – сказала мать. – Иначе разболится спина.
– Правильно, сидеть надо культурно, – согласился Ларри, – не то кишки завяжутся в узел, а от этого бывает язва и все такое. Внутренности гниют, еда проваливается в желудочную полость.
– Ларри, милый, может, не стоит перед едой? – попросила мать.
– Обопрись на скалу, – посоветовала ей Марго.
– Отличная мысль. Вон там, в тенистом уголке.
Только она туда направилась, как от скалы отвалился здоровый кусок и с грохотом упал на гальку, а за ним с шипением посыпались струи песка.
– Нет уж, спасибо, – сказал Ларри. – Без меня. Я вовсе не горю желанием быть заживо похороненным.
– Послушай, вон черный валун, как раз посередине пляжа, будет на что опереться.
И Лесли направился туда, побросал поклажу, накрыл валун подстилкой и еще подложил мягкие подушечки. Мать приковыляла и заняла удобное местечко. Ларри присел рядом, а мы расстелили свои подстилки, уселись на гальке и стали распаковывать наши несметные припасы.
– Странный здесь запах, – пожаловался Ларри, набив рот слойкой с карри.
– Морские водоросли, – объяснил Лесли. – Они всегда попахивают.
– Они считаются полезными для здоровья, – вступила Марго. – Особенно для легких.
– Вряд ли этот запах полезен для легких, – покривила носом мать. – Очень уж… очень уж он… резкий.
– Он накатывает волнами, вместе с ветром, – предположил Ларри.
– Мм. – Марго закрыла глаза и сделала глубокий вдох. – Прямо чувствуешь, как он очищает легкие.
– Только не мои, – возразил ей Ларри.
– Ветер переменится, и запах уйдет, – весело бросил Лесли, отрезая себе большой кусок пирога с дичью.
– Я очень надеюсь. Он довольно тяжелый, – сказала мать.
Какое-то время мы ели молча, а потом Ларри втянул носом воздух:
– Запах стал еще хуже.
– Это зависит от ветра, – успокоил его Лесли.
Ларри поднялся и стал осматриваться:
– Не вижу я никаких водорослей, только у самой воды.
Он подошел к нам и снова принюхался.
– Теперь понятно, почему вы не жалуетесь, – с горечью сказал он. – У вас-то не пахнет. Воняет там, где сидим мы с матерью.
Он принялся осматривать место, где мать с удовольствием ела корнуэльский пирог, запивая его вином. Вдруг он издал такой вопль ужаса и ярости, что мы аж подскочили, а она пролила вино себе на колени.
– Мать честная! – заорал Ларри. – Вы только поглядите, куда этот идиот нас посадил! Неудивительно, что мы тут задыхаемся. Мы наверняка умрем от тифа!
– Ларри, дорогой, зачем так кричать? – Мать вытирала юбку носовым платком. – То же самое можно сказать спокойно.
– Нет, нельзя! – огрызнулся он. – Невозможно оставаться спокойным перед лицом такой… такой мерзости!
– Ты о чем, дорогой? – не поняла мать.
– Ты знаешь, на что ты опираешься по милости твоего сынка?
– На что? – Она бросила нервный взгляд через плечо. – На валун.
– Это не валун, – с угрожающим спокойствием произнес Ларри. – А также не груда высохшего песка и не окаменевший таз динозавра. Это не имеет никакого отношения к геологии. Знаешь, на что мы с тобой вот уже полчаса опираемся?
– На что? – Мать струхнула не на шутку.
– На труп лошади. Огромного коняги.
– Чушь, – не поверил Лесли. – Это валун.
– У валуна бывают зубы? – саркастически поинтересовался Ларри. – Глазницы? Остатки ушей и грива? Послушай, из-за твоего злого умысла или глупости мы с матерью можем подхватить смертельную болезнь.
Лесли встал, чтобы взглянуть поближе. Заодно и я. И точно, из-под подстилки торчала голова, очевидно когда-то принадлежавшая лошади. Вся шерсть выпала, и кожа, многократно омытая морской водой, сделалась темно-коричневой. Рыбы и чайки выели глаза, из оскаленной пасти торчали пожелтевшие зубы, как два ряда могильных обелисков.
– Странно до чертиков. Я был готов поклясться, что это валун.
– Если бы в свое время ты потратился на очки, это спасло бы нас от больших неприятностей, – резко заметил ему Ларри.
– Откуда я мог знать? – воинственно отозвался Лесли. – Ты ожидал увидеть на пляже здоровенный конский труп?
– По счастью, я не так много знаю о поведении лошадей, – ответил Ларри. – Она могла окочуриться, купаясь. Но это никак не извиняет твоей исключительной глупости: предложить сгнивший труп в качестве шезлонга мне и матери.
– Чушь собачья, – отмахнулся Лесли. – На вид настоящий валун. Конский труп и выглядеть должен соответственно. Короче, тут нет моей вины.
– Он не только выглядит как труп, еще и пахнет трупниной, – продолжал Ларри. – Если бы твоя носовая перегородка не была отключена с рождения, как и твой интеллект, ты бы обратил внимание. Этот запах своеобразной амброзии достаточно красноречив.