И вот из-за стола, спиной ко мне, пошатываясь и тяжело дыша, поднялось существо. Постояв так пару секунд, оно наклонилось, схватило за ноги моего двойника и утащило его через открытую дверь. Я успел заметить, что горло у него разодрано.
Вскоре существо снова появилось, облизывая губы в предвкушении удовольствия. Оно прихватило мою трость и скрылось. Прошло минут десять, и оно показалось вновь, на этот раз – о ужас – обгладывая оторванную кисть руки, словно куриное крылышко. Утратив всякий страх, я забарабанил по стеклу. Будто не понимая, откуда долетает стук, существо обернулось. Глаза грозно сверкали, оно было заляпано кровью – моей, вне всякого сомнения.
Существо увидело меня, и глаза его еще больше округлились, а физиономия приняла такое свирепое и всезнающее выражение, что я похолодел. Когда же оно стало медленно приближаться к зеркалу, я прекратил барабанить по стеклу и в ужасе попятился от угрозы, исходившей от этих козлиных зрачков. Существо не сводило с меня глаз, словно хищник с добычи. Подойдя к зеркалу, оно прикоснулось к нему и оставило на поверхности кровавые отпечатки ладоней вместе с налипшими желтыми и серыми перышками. Сначала оно осторожно ощупало стекло, как ощупывают ледовую корку, покрывшую пруд, а затем сложило свои мерзкие руки в узловатые кулаки и неожиданно отстучало яростную барабанную дробь, особенно громкую в стоявшей тишине. Потом разжало кулаки и еще раз потрогало зеркало.
Какое-то время существо пребывало в раздумьях. Оно меня видело, это было очевидно, но не мое отражение, а нечто в своем зазеркалье. Приняв какое-то решение, оно, прихрамывая, вышло, но тут же вернулось с черной тростью в руке. Я с трепетом осознал: если был слышен стук кулаков, речь идет о чем-то твердом. А значит, от ударов тяжелой трости зеркало может просто рассыпаться, и тогда существо способно до меня добраться.
Пока оно хромало через всю комнату, я принял решение. Ни меня, ни животных в Голубом салоне больше не будет. Я подбежал к спящим возле камина четвероногим, сграбастал обоих и бесцеремонно вышвырнул в коридор, затем бросился к птичьим клеткам. А тем временем существо приковыляло к зеркалу, раскрутило трость и ударило набалдашником по стеклу. Из этой точки разбежались во все стороны белые дорожки, как бывает, когда на обледеневший пруд падает тяжелый камень.
Я не стал ждать. Схватил обе клетки, промчался через всю комнату, бросил их в коридоре, а сам уже собирался захлопнуть дверь, когда услышал грохот. Большой кусок стекла вылетел из рамы, и сквозь дыру в зеркале просунулась сухая кривоватая рука, размахивающая черной тростью. Не желая видеть дальнейшего, я захлопнул дверь, повернул ключ в замке и привалился спиной к деревянной панели. Пот тек ручьями по лицу, сердце колотилось.
Придя в себя, я отправился на кухню и налил чистого бренди. Рука так дрожала, что я с трудом удерживал стакан. Я отчаянно пытался осмыслить случившееся. Судя по всему, разбитое зеркало служило существу окном в мой мир. Вот только непонятно, лишь это зеркало или любое. Непонятно также, что было бы, если бы зеркало разбил я: помешало бы это потустороннему существу или, напротив, облегчило ему задачу.
Даже дрожа от страха, я понимал: надо что-то предпринять, так как существо наверняка будет охотиться за мной по всему дому. Я спустился в погреб, нашел там топорик с широким лезвием и, прихватив канделябр, поднялся наверх. Дверь в Голубой салон надежно заперта. Я собрался с духом и вошел в соседний кабинет, где, я знал, висело на стене средних размеров зеркало. К нему я и подошел, высоко держа зажженный канделябр в одной руке и топорик наготове в другой.
Какое необычное ощущение – стоять перед зеркалом и себя не видеть. В следующую секунду я вздрогнул: там, где должно было быть мое отражение, возникла пугающая физиономия существа, глядящего на меня своими сумасшедшими плотоядными глазищами. Вот и пришел момент проверить мою теорию. Секунду поколебавшись, я рубанул по зеркалу обухом топорика, и осколки посыпались на пол.
Я отступил на шаг с занесенным топориком, готовый вступить в бой, если существо ко мне потянется. Но с исчезновением стекла, похоже, исчезло и существо. Я понял, что был прав: если разбить зеркало с моей стороны, оно перестанет быть окном в мой мир. Для собственного спасения я должен расколотить все зеркала в доме, и как можно скорее, пока это не сделал противник. Освещая себе путь канделябром, я поспешно перешел в столовую, где висело большое зеркало. Существо приблизилось к нему одновременно со мной. К счастью, я нанес сокрушительный удар, опередив своего визави, вооруженного тростью.
Не сбавляя обороты, я поднялся на этаж и, переходя из спальни в спальню, устроил форменный погром. Не иначе как страх придал моим ногам крылья, ибо я везде опережал своего соперника и благополучно разбивал зеркала до его появления. И вот осталась лишь Большая галерея с десятком огромных зеркал между книжными шкафами. Я устремился туда со всех ног, при этом почему-то бежал на цыпочках. Уже перед дверью меня охватил панический страх: что, если оно опередило меня, разбило одно из зеркал и сейчас поджидает меня в темноте? Я прижался ухом к замочной скважине, но ничего не услышал. Тогда я набрал в легкие побольше воздуха и распахнул дверь, держа горящий канделябр над головой.
Галерея уходила в бархатную тьму, неизведанную, как нора крота. Пламя свечей колебалось, отбрасывая на пол и стены тени, что напоминали трепещущие на ветру похоронные флажки. Я сделал несколько осторожных шажков, вглядываясь в дальний конец галереи, недоступный для горящих свечей, но, кажется, все зеркала были целы. Поставив канделябр на столик, я стал внимательнее вглядываться в длинный ряд зеркал. От внезапного грохота и звона у меня чуть не выскочило сердце. Прошло несколько секунд, пока я не понял с болезненным облегчением: то были звуки не разбитого зеркала, а оторвавшейся от карниза и разлетевшейся во дворе вдребезги огромной сосульки.
Я знал, что должен действовать быстро, пока хромое чудовище не добралось до галереи. Сжав топорище, я перебегал от одного зеркала к другому и крушил их, крушил – хулиганистые школьники пришли бы в восторг. Так ломают лед, покрывший пруд. Разбегались трещины, осколки сыпались с мелодичным звоном – оглушительно громким в тишине пустой галереи.
Я остановился перед предпоследним зеркалом. Когда мой топорик разбил его вдребезги, соседнее зеркало тоже разлетелось от удара, и из провала высунулась костлявая рука, вооруженная черной тростью. Я выронил топорик и пустился наутек, а по дороге успел прихватить канделябр. Перед тем как захлопнуть дверь и запереть ее на ключ, я успел увидеть, как нечто белое пытается выбраться из разбитого зеркала в конце галереи.
Весь дрожа, с колотящимся сердцем, я прижался спиной к двери, вслушиваясь. До меня донеслись приглушенные звуки падающих осколков, а затем – тишина. Как я ни напрягал слух – ровным счетом ничего. И вдруг я спиной почувствовал, как поворачивается дверная ручка. Похолодев, я отскочил подальше и зачарованно наблюдал за тем, как оно вертело ручку туда-сюда, пока не поняло, что дверь заперта на ключ. Тут раздался такой вопль ярости, пронзительный, первобытный, непередаваемо зловещий и кровожадный, что я едва не выронил горящий канделябр.
Я привалился к стене, дрожа, вытирая пот со лба и понемногу переводя дух. Все зеркала в доме разбиты, а единственные две комнаты, куда у существа есть доступ, надежно заперты. Впервые за сутки я чувствовал себя в безопасности. За дверью оно похрюкивало, как свинья в корыте. Неожиданно существо разразилось повторным воплем яростного отчаяния, и снова тишина. Я подождал несколько минут, а затем взял канделябр и стал спускаться.
Несколько раз я тормозил и прислушивался, шагал же медленно, следя за тем, чтобы рукав пиджака не елозил по ткани, что отвлекало бы мой слух. То и дело я задерживал дыхание. Слышно было только, как бьется сердце в грудной клетке, да легкое потрескивание горящих свечей, чье пламя танцевало в такт моим шагам. Так, весь внимание, я спускался на нижний этаж сурового холодного пустого дома.
Еще раз я остановился на повороте лестницы, ведущей в холл, и стоял как изваяние, даже язычки пламени не шевелились вместе со мной – такие маленькие оранжевые кипарисы. Ничего не услышав, я с облегчением выдохнул, совершил последний поворот… и вдруг увидел то, о чем совершенно забыл: у подножия лестницы висело на стене высокое зеркало.
Я чуть не выронил канделябр, и пришлось крепче его держать в потных ладонях. Сейчас в зеркале невинно отражался пролет лестницы, по которому мне предстояло сойти. Пока все спокойно. Я помолился, чтобы существо подольше сопело там наверху среди груд осколков. Я медленно стал спускаться, но на полдороге замер от ужаса: в верхней части зеркала отразились голые кривые ноги, шагавшие, как и я, вниз по ступеням.
Меня охватила паника. Я не знал, что мне делать. Одно понятно: я должен разбить зеркало раньше, чем существо меня в нем увидит, но для этого придется швырнуть в стекло тяжелый канделябр и остаться в полной темноте. А если промахнусь? Оказаться в черной западне, один на один с чудовищем – это было выше моих сил. Я медлил слишком долго, а хромое существо с неожиданной бойкостью заспешило вниз, опираясь на трость, а другой рукой с поблескивающим в кольце опалом держась за перила. Вот уже показалась его полуразложившаяся рожа и хищно оскалилась – оно меня увидело. Я же по-прежнему ничего не предпринимал. Стоял, словно пригвожденный, с высоко поднятыми свечами.
Почему-то мне казалось, что важнее видеть противника, чем швырять канделябр в попытке разбить зеркало. Существо замахнулось высохшей рукой и обрушило трость на зеркальную преграду. Звон стекла, разбегаются трещины, осыпаются, помутнев, осколки – и вот появилась рука. Через несколько секунд от зеркала осталась голая рама. Существо, сопя и довольно подвывая, как собака, которой показали тарелку с едой, пролезло сквозь раму и зашагало, подошвами давя хрустящие осколки. Не спуская с меня горящих глазищ, оно открыло рот и издало пронзительный, какой-то булькающий победный крик, а с нижней челюсти потекли слюнки. Послышался скрежет зубовный.