– Ну-ну, дорогие, не надо ссориться, – попросила мать.
Она ушла с подветренной стороны и зажала нос платком.
– Смотри, черт возьми! Я тебе сейчас покажу.
Лесли отбросил подушки и сдернул подстилку, обнажив потемневший и полумумифицированный остов. Марго вскрикнула. Конечно, если ты знал, что перед тобой конский труп, все было понятно, но можно было понять и Лесли: с учетом зарытых в гальке ног темно-коричневый кожистый торс легко было принять за нечто другое.
– Ну, видишь? – торжествующе воскликнул Лесли. – Чем тебе не валун?
– Ничего похожего, – холодно заметил Ларри. – Что есть, то есть: окоченевший конский труп. Если уж принимать его за что-то другое – разве что за какого-нибудь слабоумного члена жокейского клуба.
– Вы так и будете до вечера спорить о конских трупах? – не выдержала Марго. – От вас, мужчин, можно сойти с ума.
– Да, Ларри, дорогой, давайте уйдем отсюда и найдем более подходящее место для ланча, – сказала мать.
– Я предлагаю послать вперед Лесли. Может, на этот раз он присмотрит окочурившуюся корову или пару овец. Кто знает, какие еще зловонные трофеи нас ожидают? Утонувшая свинья стала бы прекрасным дополнением к меню.
– Ларри, прекрати, – твердо сказала мать. – С меня хватит этого запаха, чтобы еще выслушивать такие разговоры.
– И в чем моя вина? – брюзжал Ларри, пока мы шли по пляжу. – Разве не Лесли нашел эту аппетитную полуразложившуюся победительницу дерби? Вот кто Бёрк и Хейр в одном лице[4]. На него и нападай.
Мы прошли дальше по пляжу, наши аппетиты быстро разгорелись от свежего соленого воздуха и перепалки, трупный запах нас больше не мучил, и мы набросились на еду с удвоенным рвением. После чего, набив желудки и, пожалуй, перебрав вина, мы все провалились в забытье и спали долго и крепко. Вот почему мы пропустили изменения погоды. Я проснулся первый. Сначала я решил, что уже вечер, так как вся бухта была погружена во мрак, но потом посмотрел на часы: всего пять. Быстрый взгляд наверх сразу внес ясность. Когда мы еще бодрствовали, небо было бледно-голубым, а море все переливалось, сейчас же небосвод приобрел оттенок сланца, а вода, ему под стать, сделалась иссиня-черной, и волны угрожающе вздымались под порывами ветра. Горизонт был черен как смоль, рассекаемый молниями, и до моего слуха донеслись не такие уж далекие раскаты грома. Я тут же поднял тревогу, и все уселись, полусонные, осоловелые. Через несколько секунд до них дошло, какой метеорологический кульбит произошел, пока они спали.
– О боже! – воскликнула мать. – А ведь крыша Министерства авиации обещала…
– Кошмарная страна, – сказал Ларри. – Только отчаянному мазохисту может нравиться эта жизнь. Здесь все умерщвляет твою плоть – от домашней еды до закона о торговле спиртными напитками и от женщин до погоды.
– Скорей в машину, – приказал Лесли. – Сейчас ливанет.
Мы наспех собрали провиант и все движимое имущество, сумки, коробки и двинули по пляжу. Из-за споров вокруг конского трупа нас слишком далеко занесло, и теперь до машины надо было топать и топать. На полдороге нас застиг дождь. Сначала упало несколько крупных капель, а затем тучи словно прорвало, и хлынул сплошной поток. Через считаные секунды мы были мокрые насквозь. Ледяной дождь. Стуча зубами, мы взбежали на холм, где стоял наш «роллс», и тут перед нами открылась новая беда. Джек, убаюканный безоблачным небом, не стал поднимать крышу, и сейчас внутри стояли глубокие лужи.
– Дьявол! – заревел Ларри, пытаясь перекрыть шум ливня. – Здесь хоть у кого-то сохранились остатки разума?
– Откуда я мог знать, что пойдет дождь? – обиделся Джек.
– Оттуда, что он всегда идет на этом острове, больше похожем на мокрую губку.
Лесли с Джеком попытались поднять крышу, но быстро выяснилось, что по какой-то причине это невозможно.
– Бесполезно, – отдуваясь, объявил Лесли. – Придется на всех парах мчаться к ближайшему укрытию.
– Отлично! – отреагировал Ларри. – Я всегда мечтал о том, чтобы проехать в сезон дождей на кабриолете.
– Да прекрати ты уже стенать, – огрызнулся Лесли. – Мы все одинаково промокнем.
Мы забрались в машину, и Джек рванул, чтобы поскорей довезти нас до укрытия, но крики и рыки с заднего сиденья заставили его сбавить обороты. Дождь хлестал нас по лицу. Примерно через полмили машину затрясло, и мы поняли, что проколота шина. Джек, чертыхаясь, тормознул, и они с Лесли принялись менять покрышку, пока мы все сидели в гробовом молчании, поливаемые дождем. От прически, которую Марго сооружала с таким тщанием, остались пряди, висевшие крысиными хвостами. Мать как будто в одиночку преодолела Атлантический океан. Но хуже всего смотрелся Ларри. Он опустил уши своей охотничьей шапки, и дождевые потоки – Ниагарский водопад в миниатюре – струились ему на колени. Тартановый костюм, вбиравший в себя воду с жадностью песчаных дюн Сахары, и без того тяжелый, поглотив десяток галлонов жидкости, висел на нем, точно мокрые доспехи.
– Мать, объясни мне, что ты имеешь против меня? – спросил он, когда Джек и Лесли вернулись в машину и мы поехали дальше.
– Дорогой, ты о чем? – не поняла она. – Я против тебя ничего не имею. Не говори глупости.
– Я не верю в случайности, – продолжил он. – Слишком уж хорошо все спланировано. У тебя, видимо, была тайная психологическая установка меня уничтожить. Почему ты не задушила меня подушкой в колыбели? Зачем убивать меня в расцвете сил?
– Ларри, ты говоришь такие глупости. Если бы тебя сейчас слышал посторонний человек, он бы мог подумать, что ты говоришь серьезно.
– Я говорю серьезно. Не важно, мои издатели будут в восторге от скандала. «Известный романист погиб от рук матери. „Я это сделала, потому что он мучился“, – призналась она».
– Ларри, ты можешь помолчать? – не выдержала мать. – Как же ты меня расстраиваешь.
– Пикник – это твоя идея.
– Но крыша Министерства авиации… – начала она.
– Довольно, – взмолился он. – Если ты еще раз произнесешь эти слова, я закричу. Одна надежда, что их всех там убило молнией.
Тем временем дорога вывела на самый верх прибрежных скал. Потемнело, как в сумерки, а порывы ветра раскачивали дождевую завесу так, что за несколько шагов невозможно было ничего разглядеть. От золотых вспышек молний и оглушительных раскатов грома прямо над головой мать и Марго взвизгивали от страха. И тут мы прокололи вторую шину.
– Ну вот и всё, – философски заметил Джек, съезжая на обочину.
Повисло короткое молчание.
– Что значит «всё»? – поинтересовался Ларри. – А поменять колесо слабо́? Может, вы там не заметили, но нас поливает дождь.
– Нет, – последовал короткий ответ, а уже затем пояснение: – У нас только одна запаска.
– Одна запаска? – Ларри словно не верил собственным ушам. – Боже! Какая организация! Какое планирование! Если бы Стэнли вел себя подобным образом, он бы до сих пор искал Ливингстона![5]
– Ничего не могу поделать, – сказал Джек. – Мы уже использовали запаску. Никто не ждет двух проколов подряд.
– Быть готовым к неожиданностям – в этом и заключается искусство жизни.
– Вот тебе неожиданность, – вступила Марго. – Если ты такой умный – давай!
– Даю, – неожиданно для всех сказал Ларри. – Когда ты окружен болванами, остается надеяться только на себя.
С этими словами он не без труда вылез из машины.
– Ты куда, дорогой? – спросила его мать.
– Туда. – Он показал пальцем. – Видите человека в поле? Не спрашивайте меня, что он там делает под проливным дождем. Небось деревенский дурачок. Но, возможно, я смогу у него узнать, где находится ближайший коттедж или гостиница с телефоном. Мы туда пойдем пешком и вызовем аварийку.
– Как ты все здорово придумал, – восхитилась мать.
– Я бы так не говорил. Просто когда ты со всех сторон окружен глупостью, любое логичное решение покажется гениальным.
Он пошел по дороге, а я направился следом, не желая ничего пропустить.
Мы подошли к полю. Вдали мужчина прохаживался между посадками, что-то весело насвистывая себе под нос. Плечи он закрыл от дождя мешковиной, а голову – еще одним мешком. Время от времени он нагибался, внимательно разглядывал росток, а затем его выдергивал. Может, и правда деревенский дурачок. Мы к нему направились между посадками. Мокрая земля липла к подошвам, как черная патока, и вскоре мы уже тащили на себе по пять лишних фунтов на каждом ботинке.
– Мой костюм уже весит восемьсот фунтов, да еще башмаки… у меня сейчас случится инфаркт, – отдувался Ларри.
– Эй, привет! – закричал я мужчине издалека.
Он разогнулся и поглядел на нас, грязных, заливаемых водой.
– Добрый день! – откликнулся он.
– С такой метеорологической историей, казалось бы, английский язык должен как-то модифицировать приветствия, – сказал мне Ларри. – Разве не абсурд говорить «Добрый день», когда и Ной не рискнул бы отправиться в плавание?
Когда мы приблизились, Ларри включил все свое очарование, насколько это позволял его смехотворный вид:
– Извините, что побеспокоил вас. У нас сломалась машина. Не будете ли вы так добры сообщить нам, где находится ближайший телефон, чтобы вызвать аварийную службу?
Мужчина внимательно нас разглядывал. У него были голубые глазки с огоньком и ястребиный нос, а лицо напоминало румяное осеннее яблоко.
– Телефон? – переспросил он. – Здесь нет телефона. Нельзя вызвать, нет телефона.
– Это я понимаю, – терпеливо покивал Ларри. – А где находится ближайший?
– Ближайший? Ближайший… Дайте подумать… Я давно никуда не звонил… Джефф Роджерс живет в том конце долины, но у него телефона нет… и у миссис Чарльтон, которая живет вон там… Лучше всего, сэр, вам дойти до перекрестка, а потом направо. Увидите – «Бык»… это паб, и у них есть телефон… по крайней мере прошлой весной, когда я туда заглядывал, был.
– Понятно, – сказал Ларри. – А как отсюда добраться до перекрестка?