Тем временем четверо девочек всё ещё шли вдоль извилистого берега речки, что брала начало у основания Скалы в где-то сокрытом устье в зарослях папоротника и кизила. У «Поляны для пикников» она текла почти невидимой струйкой, а затем резко на сотню ярдов становилась глубже и прозрачней, довольно быстро перебегая по гладким камням. Некоторое время спустя речка расширялась в небольшую заводь, окруженную сочной ярко-зелёной травой, что, несомненно, и привлекло сюда для пикника группу людей с экипажем. Тучный пожилой мужчина с усами и в шляпе от солнца крепко спал на спине, запрокинув назад крупное раскрасневшееся лицо, и скрестив руки на обмотанном широким алым поясом животе. Неподалёку, прислонившись к дереву и обмахиваясь веером из пальмовых листьев, на куче подушек из экипажа с закрытыми глазами сидела миниатюрная женщина в изысканном шелковом платье. Стройный светловолосый юноша, или очень молодой человек, в бриджах для верховой еды был поглощён чтением журнала, в то время как другой, примерно такого же возраста или немногим старше, и столь же крепкий, и загорелый, каким нежным и розовощёким выглядел другой, занимался мытьём бокалов из-под шампанского на берегу заводи. Свою кучерскую шляпу и тёмно-синий пиджак с серебристыми пуговицами он небрежно бросил на заросли камыша, показав копну густых тёмных волос и сильные медно-красные руки, густо укрытые татуировками с русалками.
Несмотря на то, что четверо девочек, шедших вдоль бесконечных витков и петель своенравной речки, были уже рядом с отдыхающими у экипажа, Висячая скала была всё ещё дразняще скрыта за высокими лесными деревьями.
— Нам нужно срочно найти подходящее место, чтобы перейти на тот берег, — сказала Миранда, щуря глаза, — иначе мы так ничего и не увидим.
По мере приближения к заводи ручей расширялся.
— Здесь по меньшей мере четыре фута, — подсчитала Мэрион Куэйд, — и ни одного камня по которому можно пройти.
— Голосую за то, чтобы разбежаться и прыгнуть, а там будь что будет, — сказала Ирма, подбирая юбки.
— Эдит, ты справишься? — спросила Миранда.
— Не знаю. Не хотелось бы намочить ноги.
— Почему это? — спросила Мэрион Куэйд.
— Я могу получить воспаление лёгких и умереть, и тогда вы перестанете надо мной насмехаться и вам будет стыдно.
Живое и быстрое течение было счастливо преодолено, получив явное одобрительное посвистывание от молодого кучера. Как только девочки удалились и направились в сторону южных склонов Скалы, молодой человек в брюках для верховой езды отложил свой лондонский журнал и стал спускаться к заводи.
— Я могу как-то помочь с бокалами?
— Вряд ли. Я просто немного их споласкиваю, чтобы, когда мы вернёмся, кухарка не сильно на меня гудела.
— А, понимаю… Боюсь, я всё равно не очень много знаю о мытье посуды… Послушай, Альберт… Надеюсь, ты не станешь обижаться на меня за эти слова, но я бы хотел, чтобы ты так больше не делал.
— Не делал что, мистер Майкл?
— Не свистел в сторону тех девушек, когда они прыгали через речку.
— Насколько я знаю, это свободная страна. И что такого в свисте?
— Только то, что ты отличный парень, а хорошие девушки не любят, когда в их сторону свистят незнакомцы.
Альберт ухмыльнулся.
— Вы не поверите, но девчонки все одинаковые, когда дело касается парней. Или вы хотите сказать, что эти — из колледжа Эпплъярд?
— Боже, Альберт, откуда мне знать откуда они? Я в Австралии всего несколько недель. И вообще, я видел их всего секунду, когда услышал, что ты им свистишь.
— Ну, тогда с меня слово, — сказал Альберт, — но я-то знаю, что нет никакой разницы, будь они из распрекрасного колледжа или из сиротского приюта, где мы с сестрёнкой когда-то обретались.
— Извини, я не знал, что ты сирота, — медленно сказал Майкл.
— Почти. После того как мать сбежала с каким-то парнем их Сиднея, отец нас бросил. И нас запихнули в жуткий приют.
— Приют? — повторил Майкл, с ощущением будто с первых рук узнаёт о жизни в тюрьме на Чёртовом острове. — Если ты не против, расскажи мне, какого это вырасти в таком месте?
— Вшиво.
Альберт закончил со стаканами и аккуратно прятал серебряные кружки полковника в кожаный чехол.
— Но это же возмутительно!
— А, в этом смысле там было довольно чисто. Никаких вшей или ещё чего, кроме тех случаев, когда какой-нибудь малый что-то не притаскивал. Тогда Матрона доставала здоровенные ножницы и подстригала ему волосы.
Рассказы о приюте захватили Майкла.
— Расскажи ещё что-нибудь… Ты часто виделся с сестрой?
— Ну, знаете, в то время на окнах были решетки, девочки занимались в одной комнате, мальчики в другой. Чёрт подери, как давно я не вспоминал эти треклятые времена.
— Тише. Если тётушка услышит, что ты чертыхаешься она сделает всё чтобы дядя выставил тебя за двери.
— Только не он! — посмеиваясь сказал Альберт. — Полковник знает, что я преотлично слежу за его лошадьми и никогда не трогаю его виски. И вряд ли стану. Сказать по правде, не выношу вони этого пойла. Мне больше по вкусу французский коктейль твоего дяди. Приятный и лёгкий для желудка.
Житейская мудрость Альберта была неисчерпаемой. Майкла это восхищало.
— Альберт, я бы хотел, чтобы ты больше не называл меня мистер Майкл. Это совсем не по-австралийски, да и вообще, называй меня Майком. Только не при тётушке.
— Как скажешь. Майк? Это от «достопочтенный Майкл Фитцхьюберт» на письмах? Чёрт подери. Вот это выраженьице. Если бы меня так записали, я бы ни за что не понял кто это.
Для английского юноши, чьё старинное имя представлялось ему ценной личной собственностью, которая путешествовала с ним повсюду так же, как и его кожаный чемодан с полным бумажником, это поразительное наблюдение потребовало нескольких минут для переваривания, тем временем кучер продолжал:
— Мой отец то и дело менял имена, когда его прижимали. Уже и не помню, как нас там записали в приюте. Обо мне не здорово-то пеклись. Так что для меня эти имена — всё один чёрт.
— Мне нравится говорить с тобой, Альберт. Ты всегда даёшь мне пищу для размышлений.
— Размышляйте сколько угодно, если у вас есть на это время, — потянувшись за пиджаком, ответил тот. — А я, пожалуй, пойду запрягать Олд Глори, пока мне не влетело от вашей тётушки. Ей хотелось выехать пораньше.
— Ладно. А я пока, пожалуй, пойду поразмять ноги перед отъездом.
Альберт стоял и смотрел вслед стройной мальчишеской фигуре, грациозно огибающей речку и направляющейся в сторону Скалы.
— Поразмять ноги? Держу пари он хочет ещё раз взглянуть на этих девчонок… Та чёрненькая, особенно хороша.
Он вернулся к своим лошадям и стал складывать тарелки и чашки в плетёную корзинку.
Когда Майк вышел из-за деревьев, четверо девочек уже давно скрылись из виду. Он посмотрел вверх на Скалу и подумал о том, как далеко они уйдут прежде, чем начнут возвращаться. По словам Альберта, Висячая Скала — серьёзный вызов даже для опытных скалолазов. И если он прав, а они лишь школьницы примерно того же возраста, что и его сёстры в Англии, почему тогда им разрешили пойти сюда одним под конец летнего дня? Он напомнил себе, что сейчас он в Австралии, а в Австралии может произойти что угодно. В Англии всё уже давно произошло, — зачастую с твоими собственными предками, и к тому же не один раз. Он сел на поваленное дерево, слыша, как из-за деревьев его зовёт Альберт, и понял, что это та страна, в которой он, Майкл Фитцхьюберт, останется жить. Интересно, как зовут ту девушку: высокую и бледную с прямыми жёлтыми волосами, так похожую на одного из белых лебедей в дядюшкином озере?
3
Едва девочки перешли речку, прямо перед ними, отчётливо выступив из-за небольшого травянистого склона, выросла Висячая скала. Миранда увидела её первой.
— Смотрите! Да не на землю, Эдит! Вверх — на небо.
Позже Майкл вспоминал как она остановилась и позвала через плечо толстушку, что устало плелась позади.
Близость возвышающихся вершин вызвала непроизвольную тишину, настолько пропитанную могущественным присутствием Скалы, что даже Эдит оторопела. Перед ними открылся восхитительный вид: будто небо и директриса колледжа имели особую договорённость — превосходно осветить это место для осмотра. Игра золотистого света и тёмно-лиловых теней на крутом южном склоне подчёркивала замысловатый рельеф длинных вертикальных плит; некоторые из них были гладкими словно гигантские надгробия, другие — покрывали борозды и желоба: следы доисторического зодчества воды и ветра, льда и огня. Огромные валуны, что некогда раскалёнными были извергнуты из кипящих недр земли, теперь остывшие и округлые лежали в тени леса.
Человеческое зрение, столкнувшись со столь колоссальными очертаниями природы, оказывается удручающе неполноценным. Кто скажет сколько из происходящих чудес смогли увидеть, рассмотреть и запомнить четыре пары широко распахнутых глаз, смотрящих сейчас на Висячую Скалу? Заметила ли Мэрион Куэйд что горизонтальные уступы центральной части Скалы, геологическое строение которой нужно запомнить для сочинения в следующий понедельник, пересекаются с вертикальными? Знала ли Эдит что раздавила своими грузными ботинками сотни хрупких, звездообразных цветов, в то время как Ирма, заметив красный проблеск крыла попугая, приняла его за огонь среди листьев? А Миранда, которая, казалось, выбирала свой собственный путь идя через папоротники, наклонив голову в сторону сверкающих пиков; удалось ли ей почувствовать нечто большее, чем восторг ротозея на ярмарочном представлении?
Так, они молча шли одна за другой к нижним склонам Скалы, каждая погружённая в свои переживания, не замечая давящего напряжения, исходящего от расплавленной массы и заключённого в ревущей земле: треска и дрожания, блуждающих потоков ветра и воды, известных лишь мудрым летучим мышам, висящим вниз головой в своих холодных и влажных пещерах. Ни одна из них не слышала и не видела змею, тянущуюся медными кольцами по камням, испуганно разбегающихся пауков, личинок с мокрицами на гниющих коре и листьях. Тропинок здесь не было, а если они когда-то и существовали, то давным-давно стёрлись. Уже очень-очень давно здесь не показывалась ни одна живая душа, не считая кролика или валлаби, изредка нарушавших покой этих засушливых склонов.