Лицо Тремлоу не отличалось особой выразительностью, но по нему ясно можно было понять, чем он сейчас предпочел бы заняться.
— У тебя ж еще монеты остались?
Он похлопал по поясу, на котором болтался кошель.
— Так сними комнату в этом трактире. До вечера, а там поглядим.
Шон радостно заморгал, по-своему поняв предложение снять комнату, и пошел договариваться с трактирщиком.
Когда они поднимались по лестнице на второй этаж, Анита повернулась к Тремлоу, со счастливым видом топающему следом, и сказала:
— Ты не лыбься. Я и вправду просто поспать хочу, понял?
Улыбка увяла, и Шон вновь стал напоминать обиженного медведя-альбиноса.
В комнате Анита стащила туфли, но больше ничего снимать не стала и улеглась на кровать под стеной. Окно закрывала серенькая занавеска, здесь было прохладней, чем в зале на первом этаже. С улицы доносились приглушенные голоса горожан, ржание лошадей, иногда стучали колеса по камням. Вытянувшись на спине, она запрокинула руку за голову и прикрыла глаза. Шон походил-походил от стены к стене, а потом сказал:
— Я тады погуляю.
— Погуляешь? — сонно переспросила она.
— Похожу по городу, мож, чего тересного увидаю… увижу.
— Лучше бы тут сидел. Теперь стража и тебя будет искать. Хотя… в Пер-Амбое, наверное, много всяких здоровых мужиков со светлыми волосами.
— Та я осторожно, — заверил он. — А тебе вот лучше не высовываться. Здесь таких, как ты, и нету, всех извели. Тока… я тады дверь запру, лады?
— Что? — Она приоткрыла один глаз.
— Ну шоб никто не вошел, пока ты спишь.
— А, ну давай, — согласилась Анита.
Ей приснилось, что она лежит на кровати в какой-то избушке, и тут, откуда ни возьмись, появляется Шон Тремлоу, ложится рядом, и тогда становится ясно, что он голый. Анита думает, что это очень удачно, но почему-то Шон ничего не делает, просто лежит себе на спине и смотрит в потолок. Она поворачивается на бок, закидывает ногу ему на живот. И чудится Аните, что не сама она это делает — что-то теплое настойчиво подталкивает ее, шевелится внутри и двигает ее телом. Она кладет ладонь на широкую грудь, обнимает и склоняется над Шоном. А Тремлоу все равно лежит и не шевелится, как распоследний болван.
В то мгновение, когда Анита, вся трепеща, уже почти коснулась губами его губ, она проснулась. И обнаружила, что и вправду обнимает Шона — увы, не голого, — а он лежит, боясь пошевелиться, чтоб не разбудить и не спугнуть ее. Анита ахнула, резко села и принялась натягивать туфли.
— Та я просто передохнуть прилег, — стал оправдываться Шон, садясь рядом. — Погулял-погулял — ничего тересного, ну я и вернулся. Ты дрыхнешь. А мне че делать? Я и лег рядом.
— Ладно! — сказала Анита, сердясь больше на себя, чем на Шона. — Сколько времени уже? Вроде темнее стало…
Дверь с треском распахнулась, и в комнату ввалилось несколько стражников во главе с давешним сержантом. Шон скатился с кровати, но до своего меча, который перед тем, как лечь, вместе с ножнами поставил в углу, дотянуться не успел — клинок сержанта уперся ему в шею. Стражники обступили Тремлоу, а вошедший следом колдун в мантии из разноцветных лоскутов сделал сложный жест левой рукой. Вскочившую Аниту что-то невидимое толкнуло в грудь. Вверх тормашками перелетев через кровать, она свалилась под стеной.
— Ух-ух-ух!
Морщась от боли в плече и держась за стену, Анита выпрямилась.
У колдуна в лице преобладали кривые линии — нос крючком, брови дугами, рот изогнут уголками книзу. Тощая длинная шея, казалось, едва выдерживает вес маленькой головенки с зализанными волосами и жгуче-черными, будто подведенными краской тонкими бровками. Он стоял, опираясь на посох в правой руке.
— Кто вы такие? — взвизгнула Анита, хотя и так прекрасно знала, кто это. Колдун, сделав резкое движение кистью, махнул сведенными вместе пальцами. Аниту что-то сильно ударило сбоку по лодыжке, будто кто-то невидимый сделал подсечку. Ойкнув, она вновь упала.
— Перестаньте!
Вместо ответа колдун поднял руку, сложив пальцы щепоткой. Платье на груди натянулось, как если бы ее схватили сзади за шиворот, и Аниту приподняло в воздухе. Колдун разжал пальцы — она полетела на пол.
И стукнулась подбородком так, что из глаз полетели искры. Шон Тремлоу дернулся, пытаясь встать, но мечи стражников уперлись в его плечи и грудь.
— Хватит ужо, — произнес сержант, неодобрительно поглядывая на колдуна. — Чиво ты с ей так?
— Так ведьма она, — ответствовал колдун дребезжащим голосом. — Недостойна иного обращения, проклятущая баба.
— Баба — это правда, но какая с ее ведьма? — возразил сержант. — Так, девка какая-то сельская.
— Я не ведьма! — пискнула Анита.
Колдун обошел кровать, сделал движение обеими руками — и после этого невидимый великан схватил Аниту в охапку и рывком поставил на ноги.
— Как есть ведьма, — объявил колдун, приглядываясь к ней. — Ух-ух-ух! Амулет на тебе какой-то спрятан, что ли? Не разберу. В замок ее! И этого… — Он оглядел Шона и ухмыльнулся. — И этого тоже.
Сержант плюнул и тихо пробормотал в адрес колдуна какое-то слово.
Замок стоял на холме в центре города. Зубчатые стены, башенки, подъемный мост, разноцветные флаги… Впечатление портила только виселица с двумя покачивающимися на веревках телами. Анита вздохнула — повешенные оказались женщинами, да еще и смуглыми брюнетками…
Пленников сразу же потащили в подвал, оказавшийся вполне зловещим. Вдоль скудно освещенного коридора тянулся ряд решеток, ограждающих камеры. Внутри не было ни души, королевская темница пустовала.
— Ух-ух, — проблеял колдун. — Запри этих птичек по клеткам! И особенно следи за девкой, она ведьма.
Анита заметила, что тюремщик старается близко к магу не подходить и поглядывает на него с гадливостью. В ее сторону тюремщик тоже поглядывал, но совсем с другим выражением.
— Не извольте беспокоиться, — отозвался он. — У нас здесь немало ведьм перебывало, еще ни одна не жаловалась.
— Да какая с ее ведьма… — повторил багроволицый сержант, позади которого стояли стражники. — Так, девчонка…
— Ведьма, ух-ух. Только на ней заклятие лежит, и потому она ведьмовской силой не может пользоваться. Заколдованного амулета при ней не видать… Но мы доищемся, найдем, что с ней такое. Уж кто-кто, а лорд Валдо вызнает, что да к чему… Так что бди, тюремщик.
Сержант, проводив взглядом удаляющегося колдуна, плюнул и, дождавшись стука двери наверху, обратился к тюремщику:
— Лорд-то, может, и доищется, но ты, слышь, эта… Не забижай девку. Ведьма она или не ведьма, а ныне ей и так досталося. Ежели колдунишко не соврал, так колдовать и ведьмовать она все едино не может — стало быть, и не ведьма вовсе. Так што не тюкай ее без надобности, а я вскорости зайду, проведаю.
— А с этим что? — тюремщик указал на Шона. — Этого тож скажешь холить и нежить?
— Не… — сержант почесал подбитый глаз. — Уж этого-то быка сюды по заслугам…
Стражники подождали, пока тюремщик застегнет на шеях узников стальные ошейники, которые были прикованы цепями к массивным кольцам, до половины вмурованным в стены. Потом сержант увел своих людей, повторив напоследок, что зайдет проведать Аниту.
Тюремщик прошелся между решеток, поглядывая на Шона, присевшего на корточки под стеной, и велел:
— Эй, малышок, а ну подойди-ка. Не, вправду, подойди.
Голос у него был не злой, скорее веселый. Шон медленно поднялся и сделал несколько шагов. Цепь натянулась, не позволяя приблизиться к решетке. Тюремщик довольно гыгыкнул, сказал: «То-то же!» — и покинул подземелье, шаркая стоптанными башмаками и громко звеня связкой ключей на поясе.
Анита присела на кучу соломы в углу, обхватила колени и стала наблюдать за Тремлоу. Тот сосредоточенно изучал цепь, перебирая звено за звеном. Выбрал. Ухватился и крепко потянул. Лицо покраснело от натуги, на руках выступили жилы. Цепь застонала, но выдержала. «Хороший здеся кузнец…» — выдохнул Шон. Скинул безрукавку, широко расставил ноги, обеими руками ухватился за цепь и вновь потянул. Когда он выгнулся всем телом, на спине и руках взбугрились мышцы. У Аниты в груди зашевелилось, заворочалось что-то теплое, подступило к горлу. Сглотнув, она поднялась с соломы и завороженно шагнула в сторону Тремлоу. Тот, не добившись результата, выпрямился. Цепь повисла дугой от его шеи к стене. Анита мелкими шажками приближалась к решетке, пока ошейник не сдавил шею. Вся трепеща, она остановилась и горестно уселась на пол посреди камеры.
Шон принялся наматывать цепь на согнутую руку, медленно приближаясь к вмурованному в стену кольцу. Анита наблюдала за ним. Когда от стены блондина отделяло не больше пары шагов, он уперся сапогом в камень, повторил: «Хороший кузнец…» — и рванул. С тихим хрустом массивное кольцо вышло из стены вместе со здоровенным металлическим клином.
— …А каменщик — плохой, — заключил Тремлоу.
Анита едва сдержалась, чтобы не засучить ногами и не выкрикнуть что-то вроде: «И-и-и-и-и!» Эта сцена, как Шон, напрягшись всем телом, выдергивает клин, почему-то совсем доконала ее.
Наверху послышался звон ключей и тихие голоса. Дверь отворилась, и давешний сержант затопал по ступеням. Донесся голос тюремщика:
— Меньший — от ошейника, больший — от двери.
Шон быстро вернулся к дальней стене, вставил клин в отверстие, сгреб в кучку рассыпанную солому и уселся, привалившись спиной к камням.
Дверь над лестницей захлопнулась, но замок не щелкнул — значит, тюремщик ждал там. Сержант покосился на Тремлоу — тот сидел неподвижно, закрыв глаза, — и принялся отпирать решетку в камеру Аниты.
Когда он вошел, узница поднялась навстречу.
— На вот, — сказал стражник, протягивая узелок, — пирожков принес… Кушай, а я пока цепочку сыму… Отдохнешь маленько, развеешьси…
Анита взяла пирожок, а сержант завозился с ее ошейником.
— Покушай, покушай, — бормотал он. Ошейник, щелкнув, раскрылся. Широкие ладони скользнули по ее спине и легли на ягодицы.