Из графской памяти всплыло, что однажды граф уже спал с Софией. Это было в ночь перед отправкой в академию, когда она также пришла вечером и без обиняков предложила себя на десерт. Как София тогда сказала: чтобы помнил, что дома — вкуснее. Честно говоря, в академии графу встречались и более горячие красотки, однако по части отзывчивости Софии не было равных. Она, казалось, с легкостью предугадывала малейшее желание Кондрата. Последний тоже старался ориентироваться на графские воспоминания, хотя у этого эгоиста почти не отложилось, что нравилось Софии, но в целом вечер прошел бурно и насыщенно.
Потом они лежали без сил рядом на кровати и смотрели в потолок.
— Неплохо, — признала София. — Очень даже неплохо. Ты почти прошел тест.
— Так это был тест?
— А ты думал — любовь с первого взгляда? — насмешливо отозвалась София.
В ее карих глазах плясали веселые искорки. Кондрату сразу захотелось отшлепать эту нахалку.
— Ну, я всё-таки славный малый, — негромко проворчал он.
— Славный, — признала София. — Ты лучший двойник из всех, кого я видела, а уж поверь, я повидала немало.
Кондрат похолодел.
— О чем ты говоришь? — спросил он, приподнимаясь на локте и постаравшись, чтобы его голос звучал максимально строго.
— О том, что ты, милый мой, не граф Горский. Признаю, разница очень тонкая. Ты отлично подготовлен. Обычно мужчины не делятся своими реальными достижениями в постели, и двойники тут прокалываются на раз. Ты — другое дело. Поздравляю.
— Не с чем, — сказал Кондрат-студент, но тотчас нашелся. — А, быть может, я просто понабрался нового опыта с нашей прошлой встречи.
— Скорее, подрастерял, — поправила его София. — Нет былой самоуверенности.
— Я много учился, — тотчас нашелся Кондрат.
Прозвучало не слишком искренне. Настоящий граф относился к учебе в академии как к средству завести новых подружек, уделяя ей лишь тот минимум внимания, без которого выгнали бы даже графа. София снова улыбнулась. Вроде искренне.
— Не волнуйся, — сказала она. — Я на твоей стороне. По крайней мере, пока это не идет вразрез с завещанием Виктора Степановича.
— С завещанием? — переспросил Кондрат, торопливо отыскивая в графской памяти текст оного документа.
Увы, память — не интернет, да и настоящий граф не уделял ему должного внимания. Собственно, он, похоже, даже не читал завещание. Будучи единственным сыном и наследником, он унаследовал всё состояние дома Горских и не видел оснований вникать, каким именно юридическим крючкотворством оно обосновано. Да, старый граф отписал некоторые незначительные суммы особо доверенным слугам, но этим занимался Аристарх и, насколько помнил Кондрат-граф, никто не жаловался, будто бы ему что-то недодали. Точность в деталях и Аристарх — это были синонимы.
— Он завещал строго хранить честь дома Горских, — уже куда строже напомнила София.
— Да я вроде и не планировал ничего недостойного, — отозвался Кондрат. — Ну, правда, с послом неудачно вышло. Но клянусь тебе, я его не убивал.
— Разумеется, — София кивнула. — Ведь ты двойник. Тебя, небось, и на берегу-то не было. Думаю, Беллендорф тоже это понял. У него дар видеть ложь.
Кондрату вспомнился пронзающий взгляд главы Жандармского корпуса. Он даже слегка поежился, словно бы тот вновь глядел сквозь него.
— Да брось, — произнес Кондрат. — Если бы жандармы заподозрили во мне простолюдина, выпотрошили бы без всяких церемоний.
Цепкий взгляд Софии обежал Кондрата с головы до ног, задержавшись на лице.
— Простолюдин, да? — с легким сомнением в голосе произнесла она. — Возможно. Но нет, вряд ли. Дар-то есть.
В мозгу Кондрата тотчас щелкнуло, что вообще-то про наличие у него дара он не рассказывал, и если София считала его двойником, то о наличии конкретно этого дара она могла узнать лишь в тот момент, когда он раздевал ее взглядом. Причем, судя по тому, как уверенно она говорила, она не догадывалась, она знала. Кондрат смутился. Хотя, казалось бы, теперь-то чего уж? София поймала его смущенный взгляд, и снова улыбнулась. Мол, да, попался.
— У меня очень тонкое восприятие, — подсказала она.
Тонкое восприятие считалось даром, и это означало, будто бы девушка на самом деле тоже дворянка. По крайней мере, по происхождению. Местные ученые могли сколь угодно талдычить про магический дар и паранормальные способности, но более образованный Кондрат уже был в курсе про генетику, мутации и наследственность. Хотя, наследственность тоже бывала разная. Почему-то, вопреки генетике, здесь наследовался лишь сам факт дара, но сам он мог принимать различные формы. Старый граф, к примеру, плавал как рыба и мог надолго задерживать дыхание под водой.
— Думаю, ты внебрачный сын Виктора Степановича, — сказала София, продолжая разглядывать своего собеседника. — Это объясняет столь полное внешнее сходство. Но, главное, ты уже доказал свою верность графу. Ты не выдал его, и был готов пойти за него хоть на виселицу.
На самом деле, Кондрат-студент был к этому категорически не готов, но подумал, что раз уж так повернулось, лучше прослыть героем. Поэтому не сказал ничего. София трактовала это как доказательство своей правоты и развила мысль дальше:
— Поэтому, думаю, жандармы тебя и отпустили. Ты — приманка, на которую они ловят настоящего графа.
«В таком случае это будет очень долгая рыбалка», — мысленно заметил Кондрат. Затем мысль покрутилась дальше, и он сказал уже вслух:
— Если я, как ты говоришь, двойник, то зачем оригиналу вообще выходить из тени? Я ведь еду отнюдь не на курорт.
— Ты едешь воевать, — спокойно ответила София. — И граф не сможет отсиживаться в кустах когда придет время выйти на поле боя.
Кондрат тихо хмыкнул.
— Вообще-то, София, двойники как раз и существуют для того, чтобы заменить оригинал в опасной ситуации.
— Но не в бою! — тотчас парировала она. — Это уже вопрос чести. Будь ты по-настоящему благородным человеком, ты бы это сразу понял.
Быстрый экскурс в графскую память принес понимание ее правоты. В этом мире дворянская честь регулировалась целым сонмом писанных и неписанных правил. Единого свода не было, и некоторые правила с трудом сочетались между собой, а то и вовсе противоречили друг другу, но тем не менее дворяне как могли старались им соответствовать. Разумеется, получалось то так, то эдак, однако война и дуэль в этих правилах представали эдакими святыми столпами. Манкировать ими позволяли себе разве что абсолютно бесчестные люди.
Вообще-то, на взгляд Кондрата, настоящий граф Горский как раз таким и оказался. И он не придет, чтобы сменить своего «двойника», если дело дойдет до битвы. София сочла помрачневшее лицо Кондрата за понимание, и предупредила:
— Будь внимателен. Люди Беллендорфа будут рядом.
Она поднялась с кровати и стала быстро одеваться. Кондрат окончательно погрустнел.
— Не волнуйся, — сказала София, поправляя платье. — Я тоже буду рядом.
— На чьей стороне? — сразу спросил Кондрат.
— Там видно будет.
София взглянула на себя в зеркало и, не прощаясь, беззвучно выскользнула из купе.
Глава 5
Путешествие заняло четыре дня. Кондрат постепенно привыкал к своему новому состоянию. Первую ночь он вообще не спал. Слишком много впечатлений. На следующий день Кондрат ощущал себя как зомби, что, впрочем, сыграло в плюс. Выполняя рутинные дела на автомате, он всё увереннее вживался в новую роль.
Ревизия саквояжа принесла ему чистую рубашку, три смены белья, пару шейных платков, документы, деньги и пистолет. Последний оказался не заряжен, но к нему прилагалась дюжина бумажных патронов с круглыми пулями. Местное оружие всё еще пребывало на том уровне развития, когда его надлежало заряжать непосредственно перед выстрелом. В голове тотчас мелькнула мысль: как же тогда граф оказался на берегу с заряженным пистолетом? Ответ пришел незамедлительно: заметив на берегу Леербаха, граф заподозрил ловушку и не придумал ничего лучше, как на всякий случай зарядить пистолет.
— Дебил, — с чувством констатировал Кондрат. — Тебя же посольский кучер видел с пушкой в руках. Как ты потом отмазываться собирался?
Как подсказала графская память, об этом он не подумал. Потому, когда, наконец, подумал, то и кинулся к Аристарху за чудом. Тот его сотворил, перенеся на место графа подмену. А потом зажарил себя вместе с лабораторией, заметая следы.
— Два дебила, — добавил к сказанному Кондрат. — Нет, три. Я-то тоже хорош. О чем я тогда думал?
Память услужливо подсказала, что он тогда думал о магической академии и гареме из местных красоток. Кондрат послал ее к черту.
В Варшаве он пересел на международный состав — здесь его именовали трансграничным — и помчался дальше. Билеты были заранее заказаны на имя графа Горского и Кондрату надо было только назваться проводнику. Даже паспорт не потребовался. Сам паспорт, к слову сказать, был довольно-таки примитивный и больше походил на справку, оформленную под грамоту, выданную победителю конкурса «Кто поедет за границу». К нему прилагались рекомендательные письма, подписанные людьми, половину из которых Кондрат-граф не помнил напрочь, и у него не было никакой уверенности в том, что их припомнят адресаты.
Утром четвертого дня проводник разбудил Кондрата ни свет, ни заря. Поезд прибывал в Гранцу. Это уже Рулитания. На серым зданием вокзала сиял серебром ее герб: остроконечная гора и пара перекрещенных дубовых листьев. Крошечный по российским меркам городок у подножия горной гряды служил Рулитании одновременно пограничным пунктом и окном в мир. Дальше в горы вели исключительно проселочные дороги. Асфальт тут еще не изобрели. Автомобилей — тоже.
На вокзале Кондрат нанял пролетку. Кучер не владел ни русским, ни французским, но Кондрат-студент легко договорился с ним, жестами и выражением лица изобразив русскую воинскую часть и в конце продемонстрировав монету. Между прочим, оказалось не сложнее, чем в каком-нибудь турецком Измире изобразить чашечку капучино или спросить как проехать до Чесменской бухты на местной маршрутке. Руссо-туристо — это вам не какой-нибудь граф. Кучер покивал, и меньше чем за час привез Кондрата к каменной крепости, над которой развивался черно-желто-белый флаг Российской империи.