Дежурный вынул палку из ручек двери, просунул лохматую голову внутрь, отдрыгиваясь ногами от нетерпеливых.
— Ну, что же ты, как козел, в огород залез и помалкиваешь? О чем Гришка говорит?
Дежурный обернулся к наседавшим, вытаращил глаза и растопырил пальцы.
— Говорит он, ребята, что напрасно они погорячились и удрали. Бледный весь стоит. Им хотели нагоняй дать, а теперь ничего не выйдет. Стой, еще погляжу… Ну да… Каждый, говорит, обязан у своего места стоять. Только тогда машина исправна будет, когда все винтики на месте будут и крепко привинчены… Говорит — мы искупим свою вину… Работать изо всех сил будем, что никто из ребят… все равно, белые или чернокожие, не должны убегать из дома. Ничего, говорит, одному сделать невозможно, а всем вместе… коллективом…
Дежурный замолчал. Его так приперли к двери, что он не мог высунуть обратно голову и только пыхтел.
Наконец двери не выдержали напора и распахнулись. Дежурный кубарем влетел в зал и, сидя на полу, размахивая красной повязкой, рычал:
— Товарищи! Да нельзя же!.. Сейчас кончится!
Слова его заглушил грохот аплодисментов. Почесываясь, дежурный вскочил и увидел, как на сцене под крепкими руками взлетали на воздух двое молоденьких краснофлотцев и смешно болтали ногами в широких черных брюках.
Подбрасывая вверх красную повязку, дежурный по клубу вместе со всеми закричал:
— Ура! Урр-а-а!